Удар гильотины - Павел Амнуэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Куда?
– У него своя квартирка в Паандхастре, это в четверти часа по…
– Знаю. Адрес вы мне потом скажете. Вы спускались в тот вечер к Веерке?
– Да.
– До ухода женщины или после?
– Женщина была еще там.
– Вы ее видели? Могли бы узнать?
– Не видел. Слышал разговор из-за двери.
– О чем они говорили?
– Господи, везде одно и то же! Даже слова одинаковые! «Ах, не уходи, нам так хорошо вдвоем», «Все кончено, у нас с тобой ничего общего», «Я не могу без тебя!», «Прекрасно можешь, я убедилась», «Ах, никому я не нужен»… И все в таком духе. Я постоял минуты две и поднялся.
– Во сколько это было?
– В десять. Может, чуть раньше.
– Почему вы не сказали об этом Мейдену?
– Он стал бы выяснять, почему я спускался. Врать, что за солью?
– Почему вы спускались на самом деле?
– Чтобы дать Густаву в морду! Чтобы сказать ему, что он подонок. Но ведь не при женщине… Вернулся, а тут Кен устроил мне сцену, мы врубили тяжелый металл и разбирались друг с другом, а потом напились и…
– Итак, – резюмировал Манн, – мотив для того, чтобы разобраться с Веерке, у вас был. Вы к нему спускались, но помешала женщина. Вы могли к нему спуститься еще раз, когда в квартире гремела музыка, а Эргассен переживал размолвку.
– Я не спускался.
– Допустим.
– Я не был у Густава!
– Кен думал иначе.
– Он не мог меня видеть!
– Где он был, когда вы спускались к Веерке?
– Я не спускался!
– Кен был в спальне?
– Я не спускался!
– Или, может, в ванной? Он не видел, как вы ушли, но видел, когда вы вернулись?
– Кен не видел, когда я вернулся!
– А когда уходили?
– Нет!
– Это было до полуночи?
– Господи… Я не смотрел на часы.
– Это вы ударили Густава?
– Нет!
– Что вы делали в его квартире?
– Ничего! Я только вошел, увидел, что он… лежит… и побежал обратно.
– На ручке двери нет отпечатков ваших пальцев, иначе Мейден говорил бы с вами по-другому.
– Я ни до чего не дотрагивался. Дверь была открыта. Я только увидел…
– Что вы увидели?
– Густава. Он лежал на полу.
– Окно было открыто?
– Окно… Нет. Закрыто.
– И вы не вызвали «скорую»?
– Я думал… Я был уверен, что Густав мертв. У него была такая поза…
– И вы ничего не сказали Кену.
– Он решил бы, что это я… Он мне ни за что не поверил бы.
– А потом, когда пришла полиция, Кен все равно решил, что это сделали вы, верно? И бросил вас.
– Господи…
– Он разлюбил вас, а вы… Но ведь вы живете в этой квартире не первый год, – догадки приходили Манну в голову одна за другой, и он выпаливал мысли вслух, не успевая думать о последствиях, – почему же только сейчас… Или это продолжалось уже давно, а вы лишь недавно обратили внимание? Вам лишь на прошлой неделе стало ясно, что Кен вам изменяет. И вы сказали об этом Кристине… той женщине, что приходила к Веерке. Вы надеялись, что она повлияет на писателя, верно? Да или нет? Говорили вы ей?
– Не кричите на меня, – шепотом сказал Панфилло и огляделся вокруг, будто где-то неподалеку стоял старший инспектор Мейден собственной персоной и мог слышать каждое сказанное в комнате слово. А может, он решил, что полиция успела установить в квартире микрофоны? – Прошу вас, детектив, не надо на меня кричать, я совершенно не соображаю, когда на меня кричат. Полиция… инспектор этот… он сначала на меня кричал, и я не мог сказать ни слова, тогда он перестал кричать, и я ему все сказал.
– Все? – поразился Манн. – И о том, что Кен вам изменял, и что вы видели Веерке без сознания?
Странно. Почему Мейден не дал об этом знать даже намеком?
– Все, – сказал Панфилло, – о той женщине. Что приходила. Это она Ганса…
– Минуту, – пробормотал Манн, холодея в душе. – Почему вы решили, что это она…
– Не надо на меня кричать… – шепот Панфилло становился все менее слышным, Манну пришлось наклониться, чтобы расслышать хоть слово.
Он взял себя в руки.
– Вы сказали, что не видели женщину, приходившую в тот вечер к Веерке и не знаете, когда она ушла, – произнес он медленно, отделяя каждое слово от соседнего, ему нужно было, чтобы Панфилло его понял, чтобы он точно понял, какой вопрос ему задан, чтобы он не давал воли своей фантазии, а говорил только то, чему был свидетелем на самом деле…
– Я не говорил, что… – поняв, что детектив не собирается на него повышать голос, Панфилло мгновенно приободрился и сказал сердито: – Послушайте, я не могу сказать вам больше того, что говорил комиссару Мейдену.
– Старшему инспектору, – механически поправил Манн.
– Да…
– Вы сказали ему, что не видели, как…
– Ничего подобного! – воскликнул Панфилло. – Я видел, когда эта женщина вошла и когда ушла. А когда она… Нет, этого я не видел.
– Когда же она пришла, по вашему мнению? – спросил Манн, не повышая голоса, хотя больше всего ему хотелось сейчас наорать на этого идиота, прижать его к стене, потребовать, чтобы он хотя бы раз сказал правду, только правду и ничего, кроме правды… Но Панфилло говорил сейчас именно правду, Манн это видел по выражению его лица, парень не врал, он действительно сказал Кристине все, что узнал о связи ее любовника и Кена, он действительно видел, когда она пришла в тот вечер, может, тогда он и встретил ее… где? В холле?.. В лифте?…
– В десять минут девятого, – твердо сказал Панфилло. – Мы выясняли отношения с Кеном, я ходил по комнате и увидел в окно, как эта женщина вошла в дом. Я не мог больше выдержать, оставил Кена одного и спустился этажом ниже. Эта женщина…
– Опишите ее, пожалуйста.
– Что?.. Средний рост, светлые волосы до плеч, немного рыжеватые, гладкая прическа, лицо чуть удлиненное, широкий разрез глаз, цвет, скорее всего, карий, но в холле было не так уж светло… Брючный костюм цвета морской волны, светло-зеленая блузка…
Кристина, никаких сомнений. И если этот придурок дал описание полиции… Но почему, черт его дери, совсем недавно он утверждал совершенно противоположное? Боялся, что Манн станет на него кричать? Тогда сразу и сказал бы правду.
– Продолжайте. Эта женщина…
– Она вышла из лифта, я ее ждал. Представился. Она сказала: «Я вас знаю».
– Назвала свое имя?
– Нет. Может, она бы и назвала, но меня как прорвало – я ей сказал все, что думал о Густаве и Кене, о любви и измене, о смысле жизни – моей жизни… Господи, детектив, вы бы видели, как она побледнела! Как эта стенка. И сказала: «Вот оно что». Несколько раз. Потом отодвинула меня в сторону – знаете, как отодвигают вещь, оказавшуюся на пути, я чуть не упал, – и постучала в дверь Густава. А я ушел, мне надо было видеть, как они?.. Я вернулся и еще раз высказал Кену … Он врубил тяжелый металл, и мы могли говорить друг другу все, что угодно. А я все думал: как она там объясняет Густаву, какой он подонок… И мне было хорошо. В десять с четвертью она ушла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});