Цена твоей Любви (СИ) - Магницкая Доминика
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может, когда-нибудь до него дойдёт, что говорить только правду — единственный путь к исправлению ошибок…но, боюсь, будет уже поздно.
По его рукам течет кровь. Он этого не замечает. Смотрит на меня пугающим взглядом и волнует своими прикосновениями. И это крайне жутко, ведь Шмидт всегда подмечал каждый маленький синяк на моём теле. А свои раны откровенно игнорировал.
— Тебе нужен врач. Если ты подхватишь инфекцию…
— Беспокоишься? — иронично улыбается и сверкает глазами.
— Вот еще, — насмешливо фыркаю. — Я просто не хочу, чтобы ты испачкал меня своей кровью.
— Чертовка, ты упряма до мозга костей, — роняет низким голосом. — Любишь выводить меня из себя?
— Конечно. Я обожаю играть на твоих нервах, — продолжаю дерзить.
Не знаю, с чего вдруг во мне проснулось едкое желание раздразнить его. Наверное, адреналин еще не улёгся.
Но всё веселье мгновенно испаряется, стоит мне увидеть желваки на его щеках и недобрую ухмылку.
— Ты меняешься, Царапка. Становишься смелее и наглеешь, прекрасно понимая, что я ничего тебе не сделаю, — пальцами сжимает скулы, словно хочет поцеловать. — Приятно видеть прежнюю тебя.
Стоп. Разговор явно уходит не в ту сторону.
Лихорадочно думаю. Нужно срочно его отвлечь.
— Разве ты не должен всегда быть сильным и несокрушимым? — резко перевожу в шутку. — Если твои враги увидят хотя бы малейший порез, они поймут, что ты — из плоти и крови. И нападут. Тебе нужно хорошо о себе заботиться. Только посмотри на своё тело!
— А что с ним не так? — вкрадчиво шепчет, обдавая плечи горячим дыханием. — Прежде ты не жаловалась.
Опять шутит, дурак. Нас обоих чуть не убили, а он развлекается.
— У тебя шрамов больше, чем морщин.
— Некоторые из них оставлены тобой, забыла? — хватает мою руку, поднимает рубашку и прикладывает к напряжённому торсу. Я дёргаюсь, как от кипятка. — Ты ударила вот сюда. Прямо в бок. Хорошо целилась, молодец. Как я учил — чтобы временно дезориентировать, но при этом не убить.
Настойчиво держит за запястье и хрипло бросает.
— Я безмерно им горжусь. Если бы ты не сбежала, я мог тебе существенно навредить. В тот день я совсем голову отключил. Перед глазами лишь твоё мертвое тело стояло.
— Постой! Ты сказал, что я оставила несколько шрамов.
Он еще рот не открыл, но я уже знаю, что собирается врать. Всем сердцем это чувствую.
— Оговорился. Бывает, — явно нервничает. — И вообще — я не такой уж и старый.
Мда. Умница, Моника, ты даже не вкурсе, сколько твоему мужу лет.
Смущенно протягиваю.
— Я не помню твой возраст.
Бесстрастно отвечает.
— Мне тридцать четыре.
Боже. Он старше меня на двенадцать лет.
Связная речь возвращается не скоро. Я передергиваю плечами и тихо говорю.
— Жуть. Ты выглядишь моложе.
— Не льсти мне, Царапка. За время, проведенное без тебя, я успел почувствовать себя стариком. Да я и был мертвецом. Наяву жил в аду. Сто раз пожалел, что не сдохнул. Благо, ты ко мне вернулась.
Не по своей воле, но об этом он деликатно умалчивает.
Брезгливо снимает испорченную рубашку и берет меня под руку.
— Пойдем.
Я все ещё не могу отойти от услышанного. Хмуро разглядываю татуировки на его торсе. Они идеально скрывают шрамы, но я слишком хорошо помню тот момент, когда я до них дотронулась.
— Куда?
— Будешь меня лечить. Ты ведь так переживаешь, — с издевкой добавляет. — Я не могу довериться никому другому. Только тебе.
Глава 26. Монике страшно не за себя
— Где у тебя аптечка?
— В ванной, — кивает на соседнюю дверь и тяжело опускается на кровать.
Как бы он ни строил из себя героя, ему больно. Когда я отворачиваюсь, и Рон думает, что я ничего не вижу, его лицо молниеносно меняется. Взгляд становится стеклянным, а черты заостряются и придают ему сходство с грозным, хищным зверем.
Я захожу в ванную и открываю стеклянный шкаф. От количества лекарств глаза разбегаются. Есть всё — от антибиотиков до устрашающих уколов.
Пока беру бинты, ватные диски, антисептик, марлю и обеззараживающую мазь. Не знаю, насколько всё плохо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Возвращаюсь в спальню. Бросаю лекарства на кровать и замираю. Рон даже не потрудился снять с себя рубашку. Кровью запачкал плед.
Недовольно выпаливаю.
— Разденься. Как прикажешь обрабатывать рану?
Хмыкает. Медленно расстегивает пуговицы, обнажая горло и грудь.
— Боже, эти слова, да в другой бы ситуации, — смеется и тут же передергивается от боли.
Я беспомощна против его эмоций. Волнение бьёт по щекам.
— Что с тобой? Почему ты так слаб?
С тревогой разглядываю рваный порез и трясущимися ладонями помогаю снять его рубашку. Алое пятно расползается по руке. Вид не особо жуткий, но состояние Рона вызывает большие подозрения.
— Разве один порез способен сильно навредить тебе?
Он сжимает зубы и хрипло выдает.
— Похоже, что нож был пропитан какой-то дрянью. Принеси мне всю аптечку.
Беспрекословно подчиняюсь. Несусь обратно в ванную, хватаю сумку и на ходу спрашиваю.
— Что тебе нужно? — начинаю злиться. — Почему ты мне сразу не сказал? Мы столько времени потеряли на пустую болтовню.
— Я сам не сразу понял. Не поднимай панику. Это не смертельно, — опирается на больную руку и морщится. Холодно приказывает. — Сделай мне укол. Бери вот этот шприц.
Указывает на самый крайний. От предстоящей перспективы пол уходит из-под ног.
Лёгкие горят в жгучем пламени. Я испуганно отшатываюсь. Теряю остатки спокойствия.
— Куда?
— В плечо. Рядом с воспалением.
— Я не могу, — гулко сглатываю, замечая первые признаки гноения. — Вдруг я что-то сделаю не так, и тебе станет хуже?
— Черт возьми, Царапка, ты не побоялась пырнуть меня ножом, а сейчас трясешься и не можешь сделать простой укол?
— Тогда я действовала в состоянии аффекта, — виновато оправдываюсь.
Мне страшно даже подумать о том, чтобы пронзить его тело острой иголкой. Я поддаюсь какому-то глупому и необоснованному страху.
Но стальной голос быстро отрезвляет.
— Давай же, Царапка. Сам я не справлюсь.
Рон дышит очень тяжело. Я слышу бешеный стук его сердца и чувствую мороз по коже — ритм замедляется. Будто он вот-вот уснёт.
— Или ты ждешь, пока я умру? Могла бы и не быть такой жестокой, — слабо ухмыляется.
Зло фыркаю.
— Идиот.
Делаю глубокий вдох. Концентрируюсь и всеми силами игнорирую его болезненные хрипы. Если поддамся панике — только наврежу.
Нет. Ни за что. Он нужен мне живым и здоровым.
— Так просто ты от меня не избавишься. Ты мне по-крупному задолжал, Шмидт. Я еще не успела отыграться.
— Спасибо. Это именно те слова, которые я хочу услышать от любимой жены.
Иголка легко входит под кожу, отчего Рон разражается грязным матом.
— Дьявол тебя подери, нежнее нельзя?
Жду несколько минут. Поток грубых слов не прекращается.
— Вижу, у тебя уже появились силы, раз ты начал орать на меня, — смачиваю ватный диск и прикладываю к ране. — Тогда сам перебинтуешь.
Выпрямляюсь, чтобы подняться на ноги, но не успеваю даже вскочить. Рон хватает за край одежды и тянет меня на себя. Впечатывает в разгоряченное тело, ладонями забирается под футболку и ошпаривает.
— Куда же ты вечно пытаешься убежать, Царапка? — насмешливо шепчет.
Первая попытка вырваться оказывается безуспешной. Он вовсе не так слаб, как я полагала.
Нагло пользуется шансом и застает меня врасплох.
— Ах ты! Мерзавец! Подлый притворщик! И зачем я вообще повелась! — остервенело стучу по его крепкой груди. — И не стыдно тебе?
— Эй! Аккуратнее. Не дерись.
Наши носы соприкасаются. В таком положении я могу только неловко ёрзать и осуждающе прожигать его глазами.
— Мне правда плохо. Чувствуешь жар?
Вот же. Всё не наиграется. Постоянно меняет маски.
Я кладу ладонь на его лоб. Хмурюсь и поджимаю губы — горячий.