Цена твоей Любви (СИ) - Магницкая Доминика
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лязг. Сверкнуло лезвие. Почти перед глазами. Несется на меня, целясь в горло, и лишь в последний момент прорезает воздух.
Шмидт грубо толкает меня в сторону. По инерции падаю прямо на диван. За спиной слышу звон стекла и жуткий грохот.
До притупленного мозга доходит с опозданием — этот человек пришёл, чтобы убить меня. И у него это почти получилось. Если бы не аномально быстрая реакция Рона, я бы уже харкала кровью, испуская предсмертные вздохи.
Громкий выстрел заставляет вскрикнуть. Не могу не паниковать. Лавина страха хлещет по нервам и подталкивает пульс к запредельным нормам.
— Кто тебя подослал, мразь? — кричит Шмидт.
Мужчина орёт от боли и держится за ногу — пуля прошлась по коленке. Сжимает зубы и упрямо вертит головой.
— Покончи со мной. Я ничего не скажу.
Рон наступает ему на горло. В буквальном смысле перекрывает кислород и целится в голову. Зло рубит.
— Сейчас башку прострелю. Живо говори. Кто приказал её убить?
Я медленно поднимаюсь. Шатаюсь и с трудом держу равновесие. Как бы это странно ни звучало, но мне до жути страшно. Не за себя — за него.
Белая рубашка пропитана кровью. Этот мерзавец успел его задеть.
— Она всё равно покойник, — через всхлипы прорывается больной смех, — сам добей. Избавь себя от проблем. Знаешь, какой за неё ценник дают? Я — лишь один из тысячи. Будут и другие…
Хрипит. Рон ещё сильнее давит на шею. Теряет терпение и выстреливает — на этот раз в плечо.
— Захлопнись. Их ждёт такая же участь. Назови мне имя и умрешь быстро. Или же мы вместе можем посмотреть, что скрывается под твоей черепной коробкой. Не думаю, что там есть мозги, но посмотреть интересно.
Раздается топот ног. Дверь почти слетает с петель. В кабинет врываются люди, которых ранее я видела на втором этаже.
— Дон, вы в порядке?
Меня тошнит. Я жадно глотаю воздух, с ужасом разглядывая пол, залитый кровью.
Рон бросает короткий взгляд в мою сторону и замечает побледневшее лицо. Зло щурит глаза, сжимает зубы и холодно приказывает.
— Уберите тут всё. Узнайте, кто его подослал, и избавьтесь от него, — тяжелым ботинком бьёт мужчину по животу и брезгливо отстраняется. Убирает оружие в кобуру.
Я бегу к его спасительным рукам и вжимаюсь в крепкое тело.
Подсознательно ищу защиты, не понимая, что всё уже кончено. Мной управляет ужас. Тело колотит от переизбытка адреналина.
Рон заполняет собой всё пространство. Обхватывает меня за плечи и подталкивает к выходу. Запах смерти витает в воздухе. Я дрожу, осознавая, насколько нам повезло.
Еще чуть-чуть и…
— Не думай, — низкий голос теплеет. — Он сразу вызвал у меня подозрения. Уж слишком хотел меня выпроводить.
Лицом утыкаюсь в его грудь и запоздало вспоминаю — Рон ранен.
— Тебя порезали?
Резко торможу. Взглядом сканирую кровь на его рубашке.
— Пустяки, — равнодушно отмахивается. — Нам надо подготовиться. Он прав — будут и другие.
Одержимо стискивает мою талию в медвежьих объятьях и с облегчением протягивает.
— Царапка…ты сведешь меня с ума. Уже свела. Я чокнусь, если с твоей головы упадёт хотя бы один волос.
Жаркий шёпот туманит рассудок. Кислорода не хватает. Пальцы сжимаются на затылке. По венам течет горячая, жгучая патока, которая моментально убивает стылый холод и напрочь выталкивает зверский страх.
Возникает очень странное чувство…словно я таю, как первый снег. Теряюсь в многообразии ощущений. Растворяюсь в трепетном томлении.
И, к удивлению, тону в его черных, беспощадных глазах, а ведь не так давно он был моим палачом.
С досадой отмечаю: «Как же слепо женское сердце!». Оно выбивает ритмичные звуки, качается на волнах спокойствия и лишь от одного прикосновения или теплого слова заходится в сумасшедшем темпе.
Разум меркнет на фоне лихорадочного дежавю. Это сложно объяснить, но порой меня буквально насквозь пронзают дикие эмоции, пережитые в прошлом.
Я едва приоткрываю губы.
— Ты помнишь, однажды ты сказал мне, что тебе жаль, — вижу непонимание и коротко поясняю. — Когда через окно влез в мою комнату и пообещал защитить. В тот день ты очень сожалел о том, что втянул меня в эти игры.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Горечь оседает на языке. Он кивает и хрипло спрашивает.
— Ты вспомнила? — лицо светлеет от радости.
— Только это, — режу его надежду.
Кажется, ему достаточно и того, что я не вырываюсь. Но я просто не могу себя заставить. Нет. Даже не так — мне страшно признавать, что, находясь в капкане его калечащих ладоней, я чувствую счастье. Хочу замереть и не двигаться. Как безумная, внезапно охваченная аномальной тоской.
Ведь теперь мы поменялись ролями. Именно я стала обузой, способной его сокрушить.
— Я знала правду о тебе? — гулко сглатываю. С трудом бросаю обжигающее слово. — Знала, что ты работаешь на мафию?
— Одна поправочка — я работал на мафию. Теперь я работаю сам на себя.
Интересно, кого пытается убедить — себя или меня?
Ведь мы оба знаем, это — одно и то же.
Рон — мафиози. Звучит, как выстрел на поражение.
Я с нажимом повторяю.
— Так я знала?
— Да, — дотла сжигает мрачным взглядом. — Когда у меня появилась уверенность в том, что я смогу тебя защитить, я тут же к тебе вернулся. Но на борьбу за власть ушло три гребаных года. Это было невыносимо. Иногда я срывался, психовал и приезжал сюда. Всего на пару дней. Наблюдал издалека. Не имел права приблизиться, иначе ты могла попасть под удар.
В горле застревает грубое: «Как ты из раба умудрился стать доном?». Но я смягчаюсь, поскольку вижу в его глазах бесконечную боль.
— Как же у тебя получилось создать собственную группировку? Я имею в виду…разве так бывает? Всего за три года?
Усмехается. Насмешливо шепчет.
— Раньше ты никогда во мне не сомневалась. Но, если говорить прямо, я и сам в себя не верил. За всё платил кровью. Как оказалось, зная изнанку правоохранительных органов, ты очень быстро пойдешь вверх. А если плюнешь на мораль, то вообще взлетишь.
— Неужели без насилия никак? — наивно спрашиваю, хотя сама знаю ответ. — Даже тот псевдоврач. Обязательно его убивать? Может…
— В полицию? — тут же угадывает мои мысли и пренебрежительно фыркает. — Забудь. Это невозможно. Копы еще не вкурсе, что я — глава Ндрангеты. И пока я не намерен раскрывать свой секрет.
— А как же те полицейские, которые привезли меня к тебе? — подозрительно щурюсь.
Его лицо мрачнеет. Рон цедит сквозь зубы.
— Они тоже не знают. Эту новость я оставлю на десерт.
По суровому взгляду сразу понимаю — лучше не спорить. Слишком больная тема.
Отвлеченно говорю, словно невзначай соглашаюсь.
— Ладно. Допустим, ты прав. Они нам не помогут.
— Только допустим? — откровенно надо мной издевается.
— Не придирайся к словам! — лихорадочно вспоминаю прошлое. — Кое-что не сходится. Я помню момент, когда ты отвёз меня в загс. Это ведь было сразу же после твоего возвращения?
— Надо же. Какая у тебя избирательная память, — смакует каждое слово. — Ты помнишь самые важные дни. Полагаю, я могу расчесть это, как факт твоей любви. Я тебе дорог. Ведь ты вспоминаешь только меня, верно, Царапка?
— Нет.
Упрямо лгу. Нервно кусаю губы, всеми силами избегая его самодовольного взгляда.
Проклятье. Он прав. Почти всегда я вспоминала лишь его.
Шмидт чует моё вранье. Наклоняется. Оказывается на уровне моих глаз и судорожно целует шею. Прямо там, где ускоряется кровоток. Резко. Сильно. Мучительно. Горько. Почти до боли.
Губами ведет цепочку по ключицам. Вдавливает в мускулистое тело и с хрипом выдыхает.
— Когда я вернулся, сразу же рассказал тебе обо всем. Может, ты удивишься, но ты приняла меня таким.
Усмехаюсь. Так и хочется сказать: «Милый, судя по моим дрожащим коленкам и твоему чудовищному влиянию, я бы приняла тебя любым. Как жаль, что в тот день ты струсил и не рассказал. Ты — лгун, Рон».
Мне интересно — почему он врёт. Знаю, что прямо не ответит, поэтому молчу.