Екатерина Великая - Вирджиния Роундинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я слишком боюсь уловок и предательства со стороны почти каждого тут, чтобы не просить вас на коленях быть необычайно осторожными, когда приедет Понятовский. Не могу избавиться от мысли, что канцлер намерен держать вас в собственных руках, что он никому не позволит разделить с ним вашего благоволения…
Поэтому, месье, будьте очень осторожны во время разговора с Понятовским, и кроме всего прочего, встречайтесь с ним только в его доме или в доме третьей стороны, но никогда в вашем собственном. Если вы выйдете вечером и будете узнаны, это вызовет толки и создаст подозрения. Но если его поймают при входе в ваш дом, игра будет окончена, а его судьба безвозвратно испорчена»{216}.
Наконец 2 декабря Понятовский отправился в Россию. И действительно имела место попытка устроить на его пути засаду, но, предупрежденный вовремя, он смог избежать встречи с теми, кто хотел его захватить. 21 декабря Екатерина в нетерпении написала: «Я, конечно, жду встречи с ним, он, говорят, уже в Риге»{217}. 24-го новый посланник прибыл. 28-го она наконец встречается с ним и докладывает, что он был «необыкновенно хорош»{218}.
Первой миссией Понятовского в Санкт-Петербурге было достичь договоренности о русской военной помощи Августу III против Пруссии. Это ставило его в политически странные отношения с его другом сэром Чарльзом, так как Англия была неформальным союзником Пруссии со времени подписания в январе 1756 года Вестминстерской Конвенции. Соответственно, ему приходилось сохранять видимость дистанции с послом, хотя мужчины общались через Екатерину и иногда даже лично. В последний день 1756 года Понятовский имел у императрицы аудиенцию, на которой произнес яркую речь о прусской «гидре». Но остальные дипломаты считали его двойным агентом на службе у Англии.
Россия официально вступила в войну в январе 1757 года, примкнув к франко-австро-саксонскому альянсу против Пруссии. Это сделало положение сэра Чарльза еще более трудновыносимым, и он покинул Санкт-Петербург, ища передышки в деревне. 22 марта Екатерина написала ему, чтобы предупредить об издании секретного приказа вскрывать все письма иностранных посланников и о том, что приказ в особенности касался его. Она также сообщила, что каждый день в течение трех часов изучает английский язык (она так и не научилась ни говорить по-английски, ни понимать, ни хорошо читать). Сэр Чарльз подтвердил, что будет настороже, хотя считал, что его почта и так постоянно вскрывалась — во всяком случае, весь последний год. Он также интересовался, не беременна ли Екатерина: «Желаю всем сердцем, месье, чтобы у вашего сына появился брат»{219}. Ее ответ был отправлен на следующий день: «Я в отличном состоянии и надеюсь! Посылаю вам это сообщение, потому что вы желаете мне добра»{220}.
В начале весны великие князь и княгиня переехали в привычный Ораниенбаум. В апреле (двадцать первого ей исполнилось двадцать восемь лет) она написала сэру Чарльзу, попросив того похвалить в разговоре с великим князем ее человеческие качества: «посоветовать ему, как настоящий и искренний друг, следовать полезному совету прекрасной головы [то есть ее собственной]»{221}. В этот год в Ораниенбауме она проводила время, планируя и засаживая свой сад, гуляя, катаясь верхом, выезжая одна в легком экипаже и читая, пока великий князь занимался голштинскими войсками и устраивал вечера и маскарады. В мае Екатерина попросила сэра Чарльза устроить ей еще один секретный заем. Она использовала часть денег, чтобы организовать 17 июля праздник в масках и концерт в своем саду с целью улучшить плохое настроение великого князя (к этому времени она была уже примерно на пятом месяце беременности). Это было тщательно продуманное мероприятие. Вот как описывает его Екатерина:
«Немного в стороне от леса у меня… стояла большая колесница, построенная Антонио Ринальди, итальянским архитектором, который работал на меня в это время: в ней мог разместиться оркестр из шестидесяти человек — музыкантов и певцов. Придворный итальянский поэт написал стихи, а хормейстер Арайя музыку. Дикая аллея в саду была украшена лампами и отделена занавесями от места, где накрыли столы для ужина»{222}.
Погода была великолепной. После первого блюда занавески, скрывавшие аллею, подняли, явив взорам оркестр, прибывший в сопровождении танцоров на колеснице Ринальди, которую тянули примерно двадцать быков в гирляндах. Все поднялись, чтобы смотреть представление и слушать музыку, а затем снова заняли места перед подачей второго блюда. Затем последовала лотерея по бесплатным билетам, в которой раздавались китайский фарфор, цветы, ленты, веера, гребни, кошельки, перчатки и «другие безделушки»{223}. После десерта были танцы, закончившиеся в шесть утра. Событие, по общему мнению, имело громадный успех. «Там не было места для интриг и злобы, и Его высочество вместе со всеми пережил восторг и благодарил великую княгиню за ее празднество»{224}. Мероприятие стоило Екатерине почти половины ее годового дохода.
19 августа русские силы одержали победу при Гросс-Егерсдорфе. В день благодарственного молебна в честь победы Екатерина устроила в своем саду праздник для великого князя и всех членов двора в Ораниенбауме, а также повелела зажарить быка для чернорабочих и каменщиков. Петр вынужденно радовался вечеру в трудный для себя момент, так как его симпатии оставались с Фридрихом Великим и пруссаками.
Ситуация становилась очень сложной для Екатерины и ее друзей. Первые признаки беды были связаны с
