Рейнтри: Инферно - Линда Ховард

Доказательство того, насколько далеко она зашла, выразилось в количестве силы воли, потребовавшейся от нее, чтобы прервать поцелуй.

— Мы должны поговорить, — сказала она напряженным и хриплым голосом.

Он застонал и рассмеялся одновременно.

— О, Боже, — пробормотал он, срывающимся от расстройства тоном. — Эти три слова гарантированно вгонят в панику любого мужчину. Разве это не может подождать?

— Нет, это об этом. О нас. Сейчас.

Он вздохнул и прижался своим лбом к ее.

— Твой выбор времени просто садистский, ты это знаешь?

Лорна погрузила пальцы в черный шелк его волос, чувствуя прохладу прядей и жар его кожи.

— Это ты виноват. Я почти забыла. — Ее язык казался немного распухшим, а речь стала медленнее, чем обычно. Да, определенно это он виноват — во всем этом.

— Ну тогда давай, говори. — В словах слышалось тяжелое смирение и искренняя покорность мужчины, который просто хотел секса. Она бы рассмеялась, если бы не тяжелое напряженное желание, угрожающее сокрушить все вокруг.

Она сглотнула, изо всех сил пытаясь облечь мысли в ясное предложение.

— Мой ответ... будем ли мы заниматься этим... зависит от тебя.

— Я голосую «за», — ответил он, покусывая мочку ее уха.

— Это касается контроля за моим разумом... Ты должен остановиться. Я могу быть либо твоей пленницей, либо любовницей, но не тем и другим одновременно.

Он поднял голову, его взгляд стал холодным и колючим.

— Сейчас нет никакого принуждения. Я не насилую тебя. — В его словах сквозил гнев.

— Я знаю, — ответила она, с дрожью втягивая воздух. — Поверь мне, я вижу разницу. Это... У меня должен быть выбор, остаться или уйти. В этом должна быть свобода. Ты не можешь продолжать перемещать меня туда-сюда, подобно марионетке.

— Это было необходимо.

— Сначала. Я ненавидела это тогда и ненавижу сейчас, но у тебя действительно были серьезные причины сначала. Но не теперь. Думаю, что ты слишком привык во всем властвовать, дрэнир.

— Ты убежишь, — категорически заявил он.

— Мой выбор. — В этом она отступить не могла. Данте Рейнтри был сродни силе природы; отношения с ним были достаточно напряженными даже без его способности приковывать ее мысленной цепью. Он должен предоставить ей свободу, иначе они навсегда останутся только тюремщиком и заключенным.

— Мы равны... или мы ничто.

Выражение его лица ни о чем не говорило, но она видела, что ему совершенно не хотелось терять контроль. Интуитивно, она уловила его дилемму. На чисто интеллектуальном уровне он все понимал. На более примитивном — не хотел потерять ее, и при необходимости был готов проявлять деспотизм и властность.

— Все или ничего. — Она встретила его пристальный взгляд, чувствуя себя борцом на ринге. — Ты больше никогда не будешь использовать на мне свой мысленный контроль. Я тебе не враг. В некоторых моментах ты должен мне доверять, и такой момент — сейчас. Или ты планируешь держать меня прикрепленной к тебе вечно?

— Не вечно. — С трудом выдавил он. — Только до…

— До чего?

— Пока ты не захочешь остаться.

Она улыбнулась этому грубому признанию и погрузила обе руки в его волосы.

— Я хочу остаться, — просто ответила она и поцеловала его в подбородок. — Но когда-нибудь я, возможно, захочу уйти. Ты должен рискнуть, и если такой день настанет, должен отпустить меня. Я точно так же рискую с тобой, потому что однажды ты можешь не захотеть быть рядом со мной. Я хочу твое слово. Обещай мне, что больше никогда не будешь использовать на мне мысленный контроль.

Она видела его ярость и разочарование, видела, как сжалась его челюсть. Она знала, о чем просила; отказ от власти противоречил всем его инстинктам, и как человека, и как дрэнира. Он жил в двух мирах, обычном и паранормальном, и в обоих был боссом. В своей неприхотливости, равно как и в манере обращаться с вещами, он опять же являлся боссом. Не будь он дрэниром Рейнтри, его природное доминирование удерживалось бы в более крепкой узде, но действительность состояла в том, что он был королем.

Внезапно он опустил обнимавшие ее руки, отстранился и свирепо прищурился.

— Ты можешь идти.

Лишившись его прикосновений и жара, Лорна едва удержалась от возражения. Что он сказал?

— Ты даешь мне разрешение или приказываешь?

— Обещаю.

Дыхание внезапно перехватило. Губы задрожали, и она сжала их, прежде чем начать говорить, но он поднял руку, останавливая ее.

— Еще одно.

— Что?

Его зеленые глаза почти пылали, они были полны решимости.

— Если ты останешься... никаких тормозов.

Ясное предупреждение, подумала она почувствовав головокружение и немного задрожав в ожидании.

— Я остаюсь, — сумела она сказать, делая полшага вперед.

Эти полшага были всем, на что у нее хватило времени, прежде чем он рванулся вперед, выпустив из-под контроля скрытую силу. Если она была свободна, то и он тоже. Он поднял ее на руки и понес в спальню, двигаясь так быстро, что у нее закружилась голова. Медленное, осторожное соблазнение было закончено, осталось лишь первобытное желание. Он бросил ее на кровать и последовал за ней, стаскивая с нее одежду грубыми, торопливыми движениями, даже не смотря на то, что она помогла ему, и ее собственные руки тряслись, когда она разбиралась с кнопками и молниями, крючками и шнурками. Пока она сражалась с пуговицами на его рубашке, он сдернул с нее ботинки и джинсы, а пока она изо всех сил пыталась справиться с молнией, сдерживавшей его эрекцию, стянул вниз ее нижнее белье.

Он скинул свои джинсы и боксеры и отшвырнул их ногой. Лорна хотела дотронуться до него, погладить, но он подобно приливной волне повалил ее на кровать и прижал своим тяжелым весом. Его проникновение не было осторожным. Когда он глубоко погрузился в нее, то был твердым, голодным и мощным.

Она издала удушливый вскрик, ее тело потрясло проникновение, но она приподнялась, встречая его. Его жар обжигал ее внутри и снаружи. Он вышел, вонзился снова, потом еще. В ее голове вспыхнуло предупреждение, когда она осознала, что означает эта высокая температура, и Лорна сумела произнести:

— Презерватив.

Он выругался, протянул руку и резко распахнул ящик на ночном столике. Он порвал первый презерватив, надевая его на себя. Ругаясь еще яростнее, он замедлил движения, больше заботясь о втором. Когда тот был благополучно водружен, Данте вошел в нее снова, затем приостановился, прижав ее своим весом, и их напряженные тела вместе содрогнулись от облегчения. Слезы скатывались по ее лицу. Это не было оргазмом, это было... чистое освобождение, как будто неумолимая боль внезапно исчезла. Это было завершение — не сексуальное, но какое-то более глубокое, словно некоторая часть ее самой отсутствовала и внезапно вернулась на место.