Неизбежность лжи - Игорь Симонов

– И сколько людей в России понимают то, что понимаешь ты? – задумчиво спросил он.

– К счастью, немногие, – грустно улыбнулся Костя, – к счастью потому, что нет никакого смысла в осознании того, что ты болен, если не существует метода лечения, а его, на мой взгляд, не существует. Так что пусть лучше знает как можно меньше людей.

– Это неправильно, – сказал Дэвид, – Россия заслужила лучшего.

– Лучшего чего?

– Лучшего всего.

– И давно ты стал так думать?

– Недавно, полгода, может быть, если хочешь, после того, как с тобой познакомился – стал читать…

– Русский еще не начал учить?

– Нет, – серьезно ответил Дэвид. К этому моменту они уже приступили ко второй бутылке вина, – боюсь, что поздно уже.

– Оно никогда не поздно, но лучше не начинай. Был такой поэт, он в лагерях в тридцатые годы погиб, он написал совершенно гениальную строчку: «Россия, Лета, Лорелея»[58]. Сейчас попробую тебе объяснить.

Он попытался объяснить, насколько смог. Трудней всего далась Лорелея, но общими усилиями справились. Дэвид всерьез задумался.

– Не ты первый, не ты последний, – назидательно сказал Костя, – перефразируя еще одного автора, можно сказать, что Россия лучше, чем кажется на первый взгляд, но хуже, чем на второй. У тебя сейчас первый взгляд, и ты узнаешь много хорошего и интересного, например, что у нас великая история. Но и у вас великая история, а с настоящим тоже ведь не очень сложилось. Хотя, впрочем, у кого оно сейчас сложилось? Так что заслуживает Россия лучшего или нет, это большой вопрос. Некоторые считают, что раз не имеет, то и не заслуживает. А то все время что-то да мешает, то саранча, то революция, то низкие цены на нефть, то высокие цены на нефть.

– Ты не любишь свою страну? – спросил Дэвид.

– А ты свою?

– Люблю.

– И тебе все в ней нравится?

– Нет, конечно.

– Нравятся русские и арабы, заселившие центр Лондона, нравится то, что в очереди к врачу ты будешь единственным человеком с белой кожей, нравятся налоги, нравится то, что вы все время лижете зад американцам? Нравятся эти клоуны во главе правительства?

– Нет, конечно нет.

– Ну так и со мной все то же самое. Мне многое не нравится, и когда я все это собираю вместе, то не очень понимаю, что осталось любить. Территорию, людей, литературу, музыку, историю. Но кроме людей все остальное к нынешней России не имеет отношения. Получается, что ее можно любить издалека, так даже лучше получится – литература, музыка – все на месте, а грязь не видна. Ты особенно не обращай внимания – это у меня сегодня такое настроение критическое. А потом я от тебя, Дэвид, совсем уже такого разговора не ожидал.

– Извини.

– Нет, ты меня извини. Все нормально. Ты десерт будешь?

– Нет.

– Тогда давай какой-нибудь дижестив. Кальвадос, например. Только за это уже я плачу, ок?

– Ты не чувствуешь, что можешь изменить что-то в своей стране? – не унимался Дэвид.

– А ты в своей?

– Я в своей не могу. Сложившаяся демократия плоха тем, что все мое участие в политической жизни сводится к голосованию за одну из партий.

– Ну и в чем разница? У нас даже этого нет.

– У тебя, например, есть возможность создать свою партию.

Костя от неожиданности засмеялся слишком громко и обратил на себя внимание немногих оставшихся посетителей ресторана.

– Почему ты решил, что я могу создать партию? Кто мне разрешит создать партию, откуда у меня на это деньги? Ты что, больше не хочешь со мной работать, а хочешь читать статьи про то, как мне дали восемь лет за распространение наркотиков?

– Я думаю, Костя, ты слишком много видишь изнутри, иногда необходимо посмотреть снаружи, – с несвойственным ему загадочным видом произнес Дэвид.

– Ты обсуждал что-нибудь подобное с Юрием или с Чарльзом? – подозрительно поинтересовался Костя.

– Нет, – энергично замотал головой Дэвид, – конечно нет. Я просто смотрю на тебя и думаю, что ты отличаешься от них, даже от Юрия. Ты можешь то, что можем мы, но мы не можем того, что, кажется, можешь ты.

– И что же это такое? – ощущение déjà-vu накрыло Костю, отчего все происходящее враз потеряло статус просто веселого пьяного разговора.

– В тебе еще есть искренность, – убежденно продолжал Дэвид, – ты будешь хорошо выглядеть на телевизионной картинке, тебя будут слушать люди, тебя будут слушать много людей. Тебе есть что им сказать. Разве этого недостаточно? Немногие обладают теми качествами, которые я перечислил.

– Ты забыл еще одно упомянуть, – сказал Костя, задумчиво покачивая в руке бокал с сорокалетним кальвадосом, – я еще должен этого хотеть и понимать, зачем мне это нужно.

– Я боюсь показаться наивным, Костя, хотя, конечно, при всем своем опыте я и есть наивный человек по сравнению с той генерацией русских, которую ты представляешь, но это не вопрос желания, это вопрос предназначения, – совсем уже серьезно выговорил Дэвид, глядя Косте в глаза, – если ты чувствуешь в себе это, то не задаешь вопрос «зачем». Так я понял из истории человечества. Я не зря спрашивал, любишь ли ты свою страну. Я вот люблю свою, но не обладаю нужными качествами.

– Может быть, это твой способ находить компромисс со своей совестью, – грустно улыбнулся Костя, – хотел бы быть героем, но нет нужных качеств.

– Я понимаю, что ты сейчас шутишь, но отвечу тебе серьезно, что это не так. Все, хватит об этом. Я уже дал все необходимые распоряжения, завтра к обеду покажем тебе общую стратегию, план работы без детализации на год и развернутый план на шесть месяцев. А ты пока можешь по магазинам походить.

– Или по музеям, – засмеялся Костя, – у вас сейчас есть какие-нибудь хорошие выставки?

– О, мой друг, вопрос не по адресу. Была бы суббота – на футбол пригласил. Может, останешься? С подружкой тебя познакомлю.

Дэвид недавно после утомительного процесса оформил развод и именно это, по-видимому, придавало ему дополнительную энергию и расширяло горизонты познания.

– Ну вот, – засмеялся Костя, – давай уж выбирать, или я тут у вас на футбол хожу или родину спасаю.

– Так ты же еще не спасаешь.

– Тогда давай еще по одному кальвадосу и спать пойдем. Может, подскажешь, где мне какую-нибудь девушку хорошую на ночь найти, такую милую, веселую?

– Тысячи за две фунтов, – в тон ему продолжил Дэвид. – Это тоже не ко мне.

Глава 18

Удивительным образом за октябрь Костя сумел сделать гораздо больше, чем предполагал. Хотя и окружающая его действительность тоже помогала куда больше ожидаемого. Большие начальники будто сговорились делать глупости и, чем ближе к выборам, тем больше нарастал их поток. Особенно преуспел в этом младший президент, который, что ни день, давал Косте новый повод порадовать своих читателей, число которых, благодаря отработанным технологиям (в большей степени) и хорошим текстам (в меньшей), превысило уже десять тысяч, что для такого короткого периода времени было просто отличным результатом. Однако Юрий Петрович хотел большего.

– Не жалей денег, – повторял он, – раскручивай по полной.

– Пережать здесь тоже нельзя, – возражал Костя, – почувствуют, что накрутка идет – хуже будет.

– Ладно, тебе виднее, – неохотно соглашался Юрий Петрович.

Костя отправил ссылку на блог всем своим новым друзьям по переписке и получил очень хороший отклик из регионов. Он успел слетать в Самару, Екатеринбург и Пермь. В каждом месте встречи прошли почти одинаково с учетом региональных особенностей. В Самаре водку закусывали рыбой, а в Перми – пельменями. Но это вечером. А с утра Костя выслушивал немало неприятных, иногда грубых, не всегда оправданных, но всегда искренних упреков в свой адрес в частности и зажравшейся Москвы вообще. Он с радостью выслушал бы и больше, но некоторые из тех, с кем он встречался летом, так и не простили предательства. Зато пришли новые. Костя ничего не обещал, только говорил, заражая людей той уверенностью, которой месяц назад пытался его заразить Юрий Петрович. И с удивлением вспоминал слова Дэвида: «…тебя будут слушать люди, тебя будет слушать много людей». Много пока не собиралось, но водка под пельмени на вечер определенно была хорошим знаком.

Работа по Украине шла своим ходом, заказчику план понравился и был акцептован, но казалось, что эта история Юрия Петровича почти перестала интересовать. В конце ноября он практически не вылезал с каких-то тайных встреч и заседаний, осуществляя общение с Костей при помощи смс. Костя не сильно переживал по этому поводу, ему было чем заняться, как не сильно он переживал, когда по возвращении Лизы узнал, что она собирается выходить замуж и перебираться в Италию на постоянное место жительства. Они встретились днем в ресторане в центре Москвы и разговаривали как старые добрые знакомые. История их отношений полностью выкипела, и на дне ничего не осталось, теперь важно было вовремя убрать кастрюлю с огня, чтобы все сохранилось в чистоте и стерильности. Лиза, будучи настоящей женщиной, может, и хотела поначалу какого-то более эмоционального объяснения, но когда Костя со своей искренней радостной улыбкой поздравил ее, тоже приняла происходящее как должное, тем более, что при строгом рассмотрении дела виноватой стороной все-таки была она. Договорились, что Лиза упакует его вещи и отправит с водителем к нему в офис, поговорили немножко о политике, потому что о ней теперь все говорили, и расстались, занятый каждый своими мыслями. В жизни обоих это оказалось самое безболезненное расставание, с чем мысленно каждый из них себя и поздравил.