Князь Лавин - Ольга Погодина

– Господин Масо! Мне нужен господин Масо! – повторял пришелец, ползая в пыли, и отбиваясь от остервенело лающих собак. Отозвав псов, хозяин отвечал:

– Господин Масо мой отец. Он в преклонном возрасте, и я не буду его беспокоить без повода.

– Передайте ему, что с ним ищет встречи его ученик, Ито из Нижнего Утуна! – незнакомец собрал все монеты, и теперь стоял, сжимая их в горсти. Сумки у него не было.

– Господин Ито, – из окна второго этажа дома раздался старческий дребезжащий голос. Масо, бывший преподаватель Дома Писцов, был любопытный старик, и, как у всех стариков, сон его уже был некрепок. – Я с трудом узнал вас!

– По дороге на меня напали разбойники, – грустно признался господин Ито, – Обобрали дочиста, осталось вот только, что зашил в халате.

– Что же ты не зовешь гостя в дом, сын? – в голосе господина Масо прорезалась глубина и те особенные интонации, с какими всегда разговаривают преподаватели, – Эдак можно прослыть невежливыми!

Через короткое время господин Ито уже сидел на шелковых подушках и прихлебывал душистое питье. Несмотря на ранний час, господин Масо принял его на удивление быстро.

Если господина Масо и удивила странная просьба, с которой к нему обратился бывший ученик, то он этого никак не показал. Признаться, к господину Масо уже давно никто не обращался с просьбами, и неожиданный визит бывшего ученика согрел сердце старого учителя.

Сын господина Масо был не в восторге, когда его отец предложил стол и кров этому подозрительному оборванцу, однако виду не показал: не хватало еще прослыть непочтительным сыном! Скрепя сердце, он проводил гостя в маленькую комнатушку, в которой раньше жила прислуга, которую теперь было не на что содержать.

– Да, раньше мы знавали лучшие времена, – ворковал господин Масо, радуясь возможности пересказать свои горести, которых за эти годы у него накопилось немало, – Пятнадцать лет назад меня уволили. Стар, говорят, стал. Да разве эти юнцы знают, как преподавать каллиграфию? У меня и сейчас рука тверже выводит священные письмена, нежели у этих молокососов! Вы только посмотрите, какие кривые надписи сейчас ставят на знамена! Этим писцам следует выкрутить пальцы бамбуковыми колышками!

– Я очень огорчен, учитель, – преданно сказал господин Ито, – Ваши уроки помогли мне более всего, и мой начальник, Глава Нижнего Утуна господин Хаги, не раз отмечал, что школа письма, которой меня, никчемного, обучили, безупречна!

Господин Масо расцвел, пряча сильно дрожащие пальцы в складках халата:

– Ты всегда был талантливым мальчиком, Ито!

В тот же день на остатки денег господин Ито, ужасаясь столичной дороговизне, купил себе скромный тускло-лиловый халат, соответствующий его рангу, и круглую шапку с кисточкой взамен отнятой разбойниками. Уже позднее, в дороге, слушая недоверчивые оханья в харчевнях, господин Ито узнал, что ему довелось попасть в лапы самому Кривому Яо, – грозе двух провинций, от которого, по слухам, еще никто не уходил живым.

Пожалуй, сын господина Масо несколько смягчился, увидев, что господин Ито способен купить себе одежду и никто из соседей не будет спрашивать его, что за оборванец вхож к нему в дом. Такие вещи, как известно, немаловажны.

Господин Масо проявил неожиданную прыть, весьма удивившую его домочадцев. Уже несколько лет он почти не выходил из своей комнаты, ограничиваясь старческим ворчанием по поводу вновь заведенных в доме порядков, однако теперь он проводил долгие часы в беседах с господином Ито, и даже постриг ради этого свою длинную бороду, в которой вечно после трапезы оставались крошки. Нарядившись в свой лучший халат с эмблемами Дома Писцов, и свисающий на ухо малиновый берет, господин Масо своим каллиграфическим почерком составлял для господина Ито прошения, необходимые для того, чтобы господина Ито пропустили туда, куда он стремился. Когда господин Ито, замирая от счастья, первый раз развернул составленное им послание, он зарыдал. Каллиграфический текст был абсолютно бессмысленным.

Было у господина Ито и еще одно дело. В первый же день он поинтересовался у сына господина Масо, где располагается Дом Первого Министра. Узнав о том, что в Девятый Чертог, где жила высшая знать, просто по улице не пройти, сник и опечалился. Однако однажды ночью на него снизошло вдохновение. Наутро он попросил господина Масо составить для него письмо. Как всегда, это был совершенно бессмысленный набор фраз, составленных, впрочем, в полном соответствии с дворцовым каноном. Однако на его обороте было безупречным каллиграфическим почерком выведено " Господину Тою, Первому Министру, главе славного рода Дафу от Масо, его бывшего учителя". И красивая печать Дома Писцов – личная печать господина Масо.

Господин Ито только надеялся, что никому не придет в голову прочитать свиток, когда однажды, ясным весенним днем, он отправился в Девятый Чертог. Так называли квартал высшей знати, огороженный от остального города еще одной внутренней стеной. На воротах скучал стражник, сразу заподозривший в господине Ито нерешительного провинциала. Однако читать он не умел, и запечатанный красивейшей печатью и украшенный изысканным орнаментом свиток послужил господину Ито пропуском, равно как и лакированный ящичек с узнаваемым гербом.

Достигнув не без подсказок дверей дома Яншао, господин Ито изрядно притомился, отер со лба обильный пот и принялся стучать. Вышедшие навстречу ему воины из личной охраны господина Тоя внушили господину Ито такой ужас, что он еле пролепетал заготовленную речь, которая так недавно казалась ему верхом изысканности. Впрочем, все оказалось зря: господина Тоя не было дома.

Господин Ито обессиленно вздохнул, уселся на корточки и положил ящичек перед собой: он и так сильно боялся, что его найдут у него. Последнее сочинение господина Фэня, " Обитель духа, или Трактат о феномене власти", волей случая попавшее к нему,было воистину вольнодумным.

Возможно, он бы и ушел ни с чем, не решившись второй раз повторить свое вранье, если бы в этот день И-Лэнь, племянница господина Тоя, не была нездорова. Достаточно сильно, чтобы не присутствовать при утреннем туалете императрицы-матери, и недостаточно сильно, чтобы отказать себе в удовольствии самой выбрать шелка из вновь прибывшей в столицу партии. И ее не совсем аристократичной привычки разглядывать в окошко паланкина текущую вокруг нее жизнь.

И-Лэнь заметила человека с ящичком, сидящим у стены ее дома, когда паланкин вывернул из-за угла и неторопливо поплыл к воротам. Человек был одет несколько неряшливо, – или, может, такое впечатление создавалось из-за его полноты, плечи его опустились в совершеннейшем унынии. И-Лэнь подумала, что лицо у него доброе и несчастное. Что же должно так опечалить человека, если он не спешит домой, найти утешение у близких? В тот момент, когда ее проносили мимо, ее взгляд упал на ящичек.