Млава Красная - Вера Камша

Фон Пламмет, похоже, ввёл в бой всё, что мог, – однако этого оказалось недостаточно, чтобы затянуть на горле новорождённой Млавской бригады смертельную удавку.

Центр держался, и ему на помощь Росский бросил сейчас последний резервный батальон гвардейских гренадер. Своих гренадер, свою семью – на заколебавшиеся весы боя.

– Штыком – коли, прикладом – бей! – выкликнул кто-то из гвардионцев вечное присловье учебного плаца, и шеренги отчего-то ответили дружным хохотом, словно сказано было нечто невероятно смешное.

Трудно сказать, что сломало спину прусскому верблюду. То ли ещё уцелевшие орудия центра, в упор выпускавшие один картечный заряд за другим; то ли отчаянно рубившиеся на флангах гусары Княжевича – и самого полковника уже давно не было рядом с Росским.

Или остатки володимерцев, сперва подавшиеся назад, до самых плетней, бань и огородов, а теперь – словно невесть откуда вливались в них новые силы – медленно, но непреклонно отодвигавшие схватку всё дальше и дальше от деревни?

Или всё же гвардионцы, ударившие в идеальном строю, с песней и диким, воистину варварским посвистом?

Или зоркие разведчики фон Пламмета, узревшие вдали, на уходящей к восходу дороге, длинные колонны пеших, обгоняемые по обочинам конными?

Так или иначе «чёрные волки» подались назад. Организованно и в полном порядке, не бросая ни пушек, ни знамён. Фон Пламмет оттягивал свои полки от Заячьих Ушей, и самозваному командиру Млавской бригады – лейб-гвардии полковнику Росскому – хватило сообразительности не оставлять крепкую позицию и не бросаться слепо вперёд. Где-то гренадеры даже и погнали черномундирников, где-то рубили их вырвавшиеся вперёд гусары – но большей частью русская линия осталась на месте.

Наступать мы ещё будем, подумал Фёдор Сигизмундович, пока не смея поверить в победу. Обязательно будем, но утром. Чтобы не угодить в засаду.

Бой стихал, и теперь самыми громкими на смертном поле становились крики и мольбы раненых.

Глава 8

Граница с Ливонией.

Млавское приречье.

Окрестности селения Заячьи Уши

31 октября – 1 ноября 1849 года

Ух, как воет, как завывает за стенами! Ветры разгулялись не на шутку, небеса разверзлись, луна утонула в изнывающих от водяного бремени тучах. Ни лучика не пробивается с закрытого сплошною мглой небосвода, буйствует непогода, а с ней, как шёпотом говорят знающие люди, разгулялись и нечисть с нежитью.

Югорцы кое-как устроились на ночлег, набившись в амбары и избы. Сажнев, по всегдашнему обыкновению, обходил своих, принимая рапорты ротных.

В битком набитых сенях вповалку лежали на принесённой соломе люди, слышалось тяжёлое дыхание, кто-то при свете крошечной лучинки драил оружие. Где-то сейчас унтер Егор Петровский, опять небось «беседует» со своими зимовичками…

Оно и понятно, когда такой ветрило, и впрямь чьи-то замогильные завывания всюду чудятся.

Смотри сейчас Господь с небес на землю, думал Росский, наверняка на нас, грешных, взгляд кинул бы. Чудо ведь случилось, не иначе. Выстояли в полукольце, два полка пехотных, стрелковый батальон да гусары, артиллеристы и те, что из разбитых у Млавы частей. Олончане, суждальцы, муромцы… И на дивизию не наберётся – а у Пламмета здесь, под Заячьими Ушами, самое меньшее две полнокровные собрались, если не больше.

И не смогли немцы, не осилили. Спасли югорцы, зубами вцепившись в землю, ни на шаг не подавшись назад; хотя разве меньше сделали володимерцы, или гвардионцы, или же рубаки Княжевича?

К ночи подтянулись кое-какие из отставших частей, те самые, что под конец сражения появились на тракте, – два полка Четвёртой пехотной дивизии, шемширские уланы, восемь сотен казаков Пятого Донского полка, пара лёгких батарей и более чем кстати подоспевшие гошпиталя; новорождённая Млавская бригада разрослась теперь вдвое.

– А следовательно, господа, – Росский обвёл взглядом офицеров, – следовательно, поутру мы наступаем. Дохтуров с ранеными оставляем здесь – и вперёд.

Командиры двух свежих пехотных полков согласно кивнули – и то сказать, не стояли они сегодня весь день у безвестной деревеньки, не потеряли треть своих, как володимерцы, оставшиеся вдобавок без полковника: Фелистова нашли с окровавленной саблей в руке и грудью, развороченной прусским штыком.

Мрачный и злой Сажнев, как никогда напоминавший медведя, лишь хмурился всё больше. Югорских стрелков тоже проредило, мало оставалось и штуцерных патронов, хоть сам их крути по старой капказской памяти.

– Наступать, Фёдор Сигизмундович, дело хорошее, – осторожно начал Княжевич, морщась и трогая присохшую повязку на лбу. – Вот только куда? У фон Пламмета сил явно ведь больше, чем у нас, и куда вражина подался, никто не знает…

– Мы сумеем! – горячо перебил гусара казачий полковник Менихов, худой, смуглый и горбоносый, неуловимо похожий на османа – небось текла в его жилах добрая толика крови какой-нибудь черноокой полонянки. – Дозоры разошлю тотчас. Ночь не ночь – найдём и выследим!

– Благодарю, полковник, – кивнул Росский. – Но наступать мы станем известно куда. Прямо по дороге, к мосту Хурштах, что у фольварка Аттельбейн. Там, где изначально югорцы стояли.

– Мост-то, – прочистил горло Сажнев, – мост-то теперь, надо думать, с концами взорван, господа. И я не я буду, если фон Пламмет уже не на той стороне…

– Вот именно, – кивнул Росский. – Нечего ему тут больше делать, кондотьеру эдакому. Налетел, ударил раз – повезло, а второй уже не вышло. Что ему сидеть на нашем берегу? Нет, он уже за Млавой. И хребет ему следует доломать именно сейчас, покуда не укрепился так, что и армии не хватит. Не удивлюсь, если сколько-то своих драгун он тут оставил, рассыпав по лесам, – нападать на обозы, на артиллерию…

– Мои уланы не подведут!

– Верю, что не подведут, полковник Страх. Поэтому ваш полк и не посылаю, останетесь с пехотой. А вот вам, Аввиан Красович, вперёд идти, сразу за казаками.

– Дело привычное, – бледно улыбнулся гусар.

– Господин полковник, – подал голос один из артиллеристов, – а что же штаб корпуса? Есть известия? Как с ними-то быть?

– Штаб корпуса в Кёхтельберге. Во всяком случае, туда они направлялись, – досадливо отмахнулся Росский. – Никаких известий от них у нас нет. Были б – уже выполняли бы мы с вами приказ… или не выполняли бы, потому что фон Пламмета отпускать сейчас нельзя.

– Но ведь необходимо запросить указаний его высокопревосходительства… отправить донесение… – упорствовал майор-артиллерист.

– Донесение отправим, – холодно кивнул Вяземский. – Всенепременно. Но вы, майор, что же, не понимаете? До Кёхтельберга по прямой тридцать вёрст. А дорога единственная – прусскими гусарами перенята.

– Мои проберутся, – хмуро бросил Менихов.

– Не сомневаюсь, полковник. И рапорт мы отправим, будьте уверены. Но, пока писанину разводить станем, уйдёт фон Пламмет.

– Но, может, и пусть себе уходит, господа? – вступил в разговор полковник Семченков, уже сильно немолодой, ожидавший скорой отставки и выслуженного пенсиона командир только что подошедшего Желынского полка Четвёртой пехотной дивизии. – Нас он потрепал, что есть, то есть – но ведь не разбил же! Соберём солдатиков, тылы подтянем, и тогда…

– И тогда фон Пламмет на ливонском берегу Млавы таких редутов настроит, что половину корпуса положим, их штурмуя! – резко бросил Росский.

– Вот именно, – поддержал друга Сажнев. – Сейчас Пламмета бить надо!

– Вступление на землю Ливонскую возможно лишь по получении государева рескрипта, – упорствовал Семченков. – Манифест вспомните, господа! Может, Пламмет сей только того и ждёт!

– На армию Державы Российской, – ледяным голосом проговорил Росский, – совершено нападение. Погибло много офицеров и нижних чинов. В подобных обстоятельствах ждать рескриптов его василеосского величества, в моём рассуждении, есть государственная измена. Что сказано в уставе армейском, Михаил Константинович?

– «В случае же нападения на пределы и владения Державы всем частям воинским, флотским, полицейским и жандармским, иных приказаний не ожидая, давать посягнувшему отпор, не щадя жизни», – отчеканил Вяземский.

– Отпор и был дан! – не унимался Семченков. Хоть и в годах, но высокий и широкоплечий, он не выглядел ни слабаком, ни трусом; многие офицеры косились на него с известным удивлением, словно ожидая совсем иного. – Отпор был дан, посягнувшие отступают. Теперь надлежит на границу выйти и ожидать дальнейших указаний.

– Все высказались? – Глаза Росского опасно сузились. – Благодарю, господа. Как старший по званию объявляю приказ – выступление завтра. Как только подтянем хоть какие-то припасы.

– И как патроны подвезём, – подал голос Сажнев. – Вы что-то хотели сказать, майор? – горой надвинулся он на дёрнувшегося было артиллериста.

– Нет-нет, – поспешно отступил тот.