Мастер третьего ранга - Дмитрий Коробкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под безжалостными порывами ветра заскрипела старая яблоня над головой. Уносились вдаль сорванные листья, осыпались красные яблоки, исчезая в стремительно жухнущей траве. Солнце скрылось за черной тучей. Небо заволокла угрожающе темная мгла. Марья, сложив руки лодочкой, подобрала замершее птичье тельце, и в ее ладони хлынул настоящий багровый поток. Веером сквозь ее пальцы он пролился на подол, и на белом сарафане распустились алые цветы.
– Ваня, – позвала она, протянув мастеру наполненные кровью ладони. – Ваня, что делать? Ваня помоги!
Ветер сорвал с ее лица спутавшуюся вуаль волос. Но вместо тонких бровей и карих глаз, скрытых в тени трепетных ресниц, аккуратного, чуть вздернутого носика, и алых, чувственных губ, Иван увидел ужасную кровавую маску. Сплошное багровое месиво венчала огромная, рваная рана, оголившая белизну кости. Тонкая шея была изувечена, а горло изорвано в клочки.
***
Крича имя Марьи, Иван очнулся и с сумасшедше стучащим сердцем вскочил на ноги. На него с непонимающими лицами смотрели завтракающие Юра, и псеглавец Болдырь, который тоже заночевал в маленькой избушке знахарки. Они замерли с ложками у ртов, но Юра, привыкший к внезапным вскрикам мастера во сне, тут же отправил кашу в рот и со словами «А дальше» перевел внимание Болдыря на себя.
– Мне страсть как не хотелось ввязываться. Но сектанты эти даже огнестрела не признававшие, не смогли бы отбиться от банды. Достал я винтовку, а оптика у меня отличнейшая, еще до катастрофы сделана была. Короче, пока они поняли, что их отстреливают, будто в тире, уже четверо Матушку обнимали, да кровушкой потчевали. – Порыкивая отвечал кинокефал, искоса посматривая за безмолвно выходящим из избы Иваном.
Сон выветрился окончательно, но сердце не унималось, тяжело было на душе. Иван решил, что все же перепил с непривычки. Он окунул голову в стоящую у дома бочку с водой, вынул, тряхнул ею и окунул снова. Стало намного легче, но тяжесть в груди лишь притихла. Покидать Ивана совсем, она не собиралась.
Утерев воду рукавом, он направился к мотоциклу. Гром, в своей люльке, к которой казалось, уже прирос задницей, ибо нипочем не хотел ее покидать, привстал и завертел хвостом. Весь его вид выражал, что он готов ехать, пес поскуливал и с надеждой смотрел на Ивана.
– Погоди дружище, – потрепал Иван пса по холке. – Дела закончу, тогда накатаешься вдоволь.
Умный пес, понял, что ехать хозяин пока никуда не собирается тут же сник, и улегся. Обижено он смотрел на то, как Иван копается в багажнике.
Мастер извлек радиостанцию, и принялся жать тангету вызова.
– Просвирин–Просвирин, ответь, – повторял Иван и прислушивался к треску радиопомех. – Безродный вызывает Просвирина. Просвирин ответь.
Рация упорно молчала, но он вызывал вновь и вновь, пока наконец не раздался детский голосок.
– Пашута, Паш, как слышишь?
– Дядя Ваня, – обрадовался малец. – Дядя Ваня, плохо слышу. Очень плохо. Сплошные помехи.
Треск и писк забивал голос ребенка, и то, что он ему отвечал, Иван не столько слышал, сколько додумывал сам.
– Где дядька твой?
– В кузнице, дядь Вань. Сейчас, сейчас сбегаю.
– Жду.
– Привет теска! – спустя несколько минут пробился сквозь треск бодрый задорный голос. – Не уж–то коляска сломалась и костерить сейчас начнешь?
– Привет Иван! Твою коляску, поди, поломай. Ее даже пули не берут. Знал бы, кирасу заказал вместо нее.
– Знал бы, припрятал бы такой металл, да что уж терь. Зато зверюка твой терь как в броневозе, – хохотнул кузнец. – Не уж то соскучиться по нам успел? Аль не по нам?
– По вам, по вам, – ответил Иван. – Как вы там поживаете? О больных знаете уже, о бешенных?
– Поживаем хорошо. Слава богу, еще не добрались хворые до нас, но слышать слышали. Надеюсь, и не доберутся теперь. Ваших тут понаехало что саранчи. В обоих городах стоят, а вчера они еще и переправу накрыли.
– Кого наших? Паромщика взяли? – не понял Иван.
– Ха, этого пройдоху возьми, попробуй. Успел удрать. А ты что не в курсе? Ваших, мастеров, цельных две роты прибыло. Разогнали к бесовой бабушке городскую стражу, заняли казармы, теперь стерегут земли наши от хворых этих, да нечисть изничтожают. Князьки даже не пикнули, видать боятся тех хворых до икоты. А как взялись мастера места наши прочесывать, так висельников в три раза прибыло. Все деревья, стали, будто елки на новый год. Бандиты и ворье со страху вглубь лесов ушло.
– Да ну, – удивился Иван. – Точно наши? Мы ведь не дружина, жулье всякое ловить.
– Я тоже так думал, пока сам облаву не увидел. Ваши. Все в мастерских мундирах и с клеймами на руках. Извини, конечно, но отморозки полные. Лица каменные, глаза пустые. Аж мороз по коже.
– Чудно, однако, – почесал Иван мокрую голову от таких новостей. – А как там Марья, не знаешь?
– А я все ждал, когда спросишь, – опять хохотнул кузнец. – Три дня назад Пашутку вот от соплей лечила. А сегодня с утра вроде как с лекарским обозом уезжать собирается. Может уже и уехала.
– Куда уезжать? – удивился мастер, но кузнец его не расслышал. – Говорю, куда она уезжает?
– Да, поди, тебя искать. Ох Ванька, че ты с бабой сделал. Сама не своя, печальная вся. Ходит мрачнее тучи. Все по тебе сохнет.
– Да ну, скажешь тоже. Наверное, забыла уже обо мне, – глупо улыбаясь ответил Иван.
– Как же. По тебе тут пол заречья сохнет, а другая половина ненавидит, – подстегивал кузнец. – Слушай, теска… – Помехи окончательно испортили радиосвязь.
– Что? – кричал Иван, – Что? Повтори, я не разберу никак. Иван.
За усилившимся треском и нарастающим писком уже не возможно было что–то разобрать. Мастер, прищурив глаз, посмотрел в небо, на выкатывающееся из–за соседней крыши солнце.
Опять магнитная буря, что ли?
Зачастили они в последнее время. Две недели как северное сияние было в последний раз. А ведь до нового севера далеко. Не к добру, ох не к добру оно. Бушует солнышко.
Он вытащил из станции на всякий случай батарею, отсоединил все полагающиеся на такой случай контакты, и сложил рацию в защитный чехол. Хотя от сильной вспышки, и он не спасет. И накроется радиосвязь снова на долгие месяцы, пока технократы не создадут новые детали для ретрансляторов. Да к тому же придется раскошелиться
