Лед - Владимир Кузнецов

Деккер. Его мысли сейчас в голове Руа. Его схема.

«Держись подальше от Джен».

Зачем? Что это изменит?

Ничего. Если не считать того, что Деккер теперь знает где ее искать, и уверен, что ее пропажу Патрик не заметит еще пару дней.

Он бросается из зала, не обращая внимания на удивленные окрики скульпторов и Лаперрьера. Он не помнит, как переодевался, покидал лагерь, ловил таксомотор. Полусонный город, еще не успевший сбросить с себя утреннюю истому, пронесся мимо размытым серым пятном.

Патрик с силой вдавил кнопку звонка на фасаде парадного, держал минуту или две не отпуская, чувствуя, как начинает болеть от напряжения палец.

«Сейчас Жаклин откроет, будет смотреть удивленно, спрашивать, что случилось, — успокаивающе шептал кто-то внутри. — А ты опустишь голову и не сможешь ничего толком объяснить. Потом предложишь переехать, снять другую квартиру, подальше отсюда, в пригороде, например».

Но дверь оставалась закрытой. Патрик продолжал звонить — пока, наконец, не вышла соседка, полноватая женщина средних лет с замотанной в полотенце головой и темными кругами под глазами.

— Что вам надо? Зачем так трезвонить?

— Мне нужна мадмуазель Вильнев.

— Мадам Вильнев. Она уехала. Вместе с племянницей, — женщина попыталась закрыть дверь, но Руа взялся рукой за створку.

— Вы не помните, за ними кто-то приезжал?

Женщина посмотрела на него снизу вверх.

— А я вас помню. Вы недавно приходили к Жаклин. Вы ей кто? Любовник?

— Я — отец Дженни.

— Той девочки, племянницы? Молодой человек, вам еще нет и двадцати пяти. Когда же вы ее зачали — в десять?

— Она моя приемная дочь.

Это объяснение если не удовлетворило, то озадачило женщину. Пожевав губами она, наконец, сказала:

— Вчера вечером за ними заехал серый атоммобиль. Водитель зашел ненадолго, они поговорили — не знаю о чем, говорили на английском. Потом они все вышли, сели в машину и уехали. Без вещей. До сих пор не вернулись.

— Вы видели водителя? — Патрик почувствовал, как желудок заполняется чем-то холодным и тяжелым. В ушах тяжело застучал пульс. Женщина пожала плечами:

— Мельком, через окно. Мне было не особенно интересно.

— Это был мужчина? С бородой?

— Да, кажется, борода у него была. Невысокий такой, крепкий…

Патрик рассеянно кивнул. В голове не было ни одной мысли — просто звенящая пустота. Женщина, помолчав немного, посмотрела на него как-то иначе — уже без раздражения.

— Не знаю, в чем дело, но советую обратиться к арбитрам. Не похоже было, что этот бородач забрал их насильно. Они пошли с ним добровольно.

— Думали, что едут ко мне, — тихо ответил Руа. Женщина покачала головой, потом поджала губы и повторила:

— Иди к арбитрам.

Патрик молча развернулся и, спустившись с крыльца, побрел по тротуару. В голове было все так же пусто. Женщина посмотрела ему в след, поцокала языком и скрылась за дверью.

Прошло минут двадцать, прежде чем Патрика вывел из оцепенения чей-то окрик.

— Месье! Эй, месье!

Он огляделся. Незнакомая улица, небольшой навес, выцветший и потемневший от влаги, под навесом — пустой уличный прилавок. Улица без тротуара, зажатая между темными многоквартирными домами в два-три этажа с чугунными оградками вокруг узких, блекло-серых газонов шириной в пару футов.

— Месье!

Звал его мальчик лет тринадцати, грязный и растрепанный, с засохшей куриной лапой, болтавшейся на шее. Из-под рваной, бесформенной кепки торчали слипшиеся, бесцветные волосы, спадавшие на глаза. Он сидел на прилавке под навесом.

— Я вас знаю. Вы — Патрик Руа, вратарь «Варлокс».

— Я тоже тебя знаю, парень, — кивнул Патрик, — Ты — Козмо.

— Точно, — ощерился паренек. Зубы у него были на удивление белыми и здоровыми. Патрик полез в карман, нащупал там монету.

— Не надо денег, месье Руа. Можно я скажу вам кое-что?

Патрик кивнул:

— Говори.

Парень спрыгнул с прилавка и медленно подошел к Патрику. Жестом попросив того наклониться, он поднес губы к его уху и тихо, но отчетливо произнес:

— Ты хоккеист — вот и играй в хоккей. Для этого ты и был послан сюда.

Патрик медленно распрямляется, глядя прямо перед собой. Эти слова. Этот голос. Теперь он узнает парня. Он видел его раньше — множество раз. Он помнит его — грязные волосы, впалые щеки, пятна на коже. Взгляд… усталый, бесконечно глубокий взгляд. Козмо.

Он поворачивается к парню. Тот стоит совсем рядом, спокойно глядя в глаза хоккеисту.

— Сейчас для тебя нет ничего важнее игры. Все связано с ней. От начала и до конца. Твоя дочь, последний гладиатор, женщина в черном — все они.

Патрик устало прикрыл веки. Кажется, глазные яблоки раскалены — они буквально обжигают кожу, жар и боль волнами расходятся от них. Это длится всего секунду — бесконечно долгую, словно капля, повисшая на краю карниза. Когда внутри все успокаивается и Патрик открывает глаза, мальчишки рядом уже нет. Только цепочка следов в талой грязи доказывает, что он не растворился в воздухе.

Глава X

Март, 17-е, «Монреаль Варлокс» — «Квебек Айстроллз», Первый период.

Руа непривычно наблюдать за игрой с такого ракурса. Это впервые на его памяти — смотреть не из рамки ворот, не со скамейки запасных и даже не с трибуны клуба. Он наблюдает за матчем как простой зритель, с одной из трибун, сразу за воротами Ледяных троллей. Он чувствует напряжение в воздухе. Словно перед грозой, застывший и неподвижный, пространство готово расколоться ломаными трещинами молнии. И Руа чувствует, что громоотводом будет он. Он ощущает на себе сотни взглядов, чувствует негодование, которое закипает в людях. Те, кто сидят рядом, стараются не смотреть на него, но то и дело украдкой поглядывают на забинтованную голову вратаря, шепчут что-то друг другу. На этой трибуне сидят не простые горожане — тут места стоят дорого. Элита Монреаля: официалы, лицензированные колдуны, фабриканты, спиритические плясуньи, сновидцы, дримкастеры. Все они много выше Руа по статусу и доходам. Все они смогли бы терпеть рядом с собой звезду-агента, но проштрафившегося рекрута… Патрик ощущает их неприязнь очень явственно, почти физически. Он не может отвлечься, сконцентрироваться. Груз вины слишком тяжел, чтобы сбросить его даже на короткое время: он подвел свой клуб, подвел болельщиков. Он, по сути, наплевал на слова Козмо, многократно повторенные ему во снах и наяву. Теперь исправить ситуацию уже не получится.

Дисквалифицирован.

Для рекрута такой приговор равносилен смертному.