Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве - Джефф Сахадео
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уровень нетерпимости в принимающих городах
Проявления нетерпимости принимающего населения по отношению к советским мигрантам с Кавказа, из Средней Азии и азиатской части России были разными: от пристальных взглядов до оскорбительных эпитетов, от пренебрежительного отношения до насилия. Насколько далеко зайдут эти проявления зависело от цвета кожи или волос, черт лица, одежды, форм культурного самовыражения и языка жертвы в сочетании с другими аспектами ее (его) идентичности. Подобные инциденты не были связаны друг с другом: большая часть респондентов, хоть и не все, подтверждала, что дискриминация встречалась не повсеместно и, кроме того, не была направлена на всех мигрантов. Большинство утверждало также, что советское государство стремилось поддерживать мирное сосуществование между жителями Ленинграда и Москвы. Некоторые респонденты касались темы нетерпимости в общих чертах: вместо конкретных случаев угнетения они вспоминали о более распространенной форме дискриминации – более «тонкой», «ироничной» или «скрытой». Дэвид Меллор и его коллеги зафиксировали подобное явление и в западных странах: «Скрытый расизм возникает в контексте повседневных занятий, таких как походы по магазинам, пользование общественным транспортом или поход в ресторан; его проявления оказывают серьезное негативное воздействие на тех, кто сталкивается с ними в повседневной жизни»[555]. Среди проявлений такого рода советские мигранты отмечали недружелюбные пристальные взгляды, обращенные на них. Чем бы ни были мотивированы вопросы: «А откуда вы родом?», они указывали на то, что те, кому их задают, в городе чужие, а возможно, и на то, что их не принимают в сообществе[556]. Приезжих из южных и восточных регионов СССР воспринимали в качестве недифференцированной категории гостей столицы. Тем не менее среди мигрантов встречаются самые разные точки зрения на то, как реакция принимающего сообщества повлияла на их жизненные перспективы[557].
Расистские оскорбления, выкрикиваемые на улицах, в ресторанах или в очередях, направленные на то, чтобы задеть мигрантов, стали частью их повседневной жизни. В 1970-х гг. узбекский студент Марат Турсунбаев постоянно слышал такие выкрики[558], да и в целом в позднесоветский период с 1950-х гг. до распада СССР большинство наших респондентов слышали оскорбления подобного рода – в свою сторону или в адрес других приезжих – во время своего пребывания в Ленинграде и Москве. Африканские студенты вспоминали, что их обзывали другими эпитетами: иногда – «черными обезьянами», чаще – просто «негры», а также говорили им что-то вроде «иди умойся»[559]. Арюна Хамагова, мигрантка бурятско-русского происхождения, считала, что от подобных нападок ее спасала довольно светлая кожа. Она припоминала и другие оскорбления, о которых рассказывали и некоторые мигранты: «[В 1970-е гг.] агрессивные жители Ленинграда обзывали моих нерусских одноклассников такими словами, как „нерусские“, „чукчи“ или „чурки“»[560]. Еще одно слово, которое приходило на ум Хамаговой и другим в рассказах о том периоде, было «понаехали». Аня Улинич в своей книге расшифровывает смысл этой презрительной реплики: «Одно слово „понаехали“ означает „прибыли на определенный период времени в таких количествах, что это вызывает раздражение“. <…> Это слово перегружено, но лаконично доносит смысл: две приставки сразу выполняют смысловую работу целого предложения»[561]. Для мигрантов с Кавказа, из Средней Азии и с востока России это выражение звучало особенно унизительно, указывая на их аутсайдерство и подчеркивая, что в городах они чужие: их же «собственные» советские центры власти, два самых богатых города Союза – не для них.
Наиболее ярко ощущение своей чуждости Хамагова пережила в очереди в ленинградский театр в середине 1970-х гг. Она стояла со своей подругой-буряткой, которая была с русским парнем, и услышала, как кто-то крикнул их спутнику: «Тебе должно быть стыдно, что ходишь с такой обезьяной. Найди себе русскую девушку для занятий любовью»[562]. Осуждение межрасовых романтических отношений, распространенное в обществе Лондона и Парижа, перенеслось и в СССР, хотя советские люди чаще всего осуждали местных женщин, которые вступали в отношения с приезжими мужчинами[563]. Африканцы вспоминали, как в Москве в начале 1960-х гг., когда туда прибыли первые потоки африканских студентов, они терпели оскорбления и нападки, если шли вместе с русской девушкой[564]. В столице России даже формировались отряды добровольцев, которые должны были отслеживать и пресекать межрасовые отношения – как раз после инцидентов, которые произошли в Лондоне в 1958 г., когда нападки белой молодежи на влюбленных разных национальностей в районах Ноттингем и Ноттинг-Хилл переросли в кровавый конфликт с сотнями участников, применением холодного оружия и бутылок с зажигательной смесью[565]. В 1965 г. русские националисты во главе с одним из лидеров московского комсомола составили декларацию под названием «Моральный кодекс», призывающую «стерилизовать женщин, которые отдаются иностранцам»[566]. Разница в уровнях рождаемости русских и народов Кавказа и Средней Азии, которая стала очевидна после переписи 1970 г., встревожила националистически настроенных русских интеллектуалов. Например, Александр Солженицын в 1974 г. писал: «преимущественно озабочен я судьбой именно русского… [народа]»[567]. Идея защиты нации встречалась в самиздатовской литературе; ее поддерживали некоторые члены коммунистической партии, но статуса официальной доктрины в 1970-х и 1980-х гг. она не достигла[568]. Для превосходства русского народа в составе СССР нужно было как политическое доминирование, так и демографический рост русского населения, но статистические данные свидетельствовали о растущем количестве темнокожих и темноволосых советских мигрантов в ключевых городах России. Так, фраза «понаехали» лишь указывала на то, что господство русских в городах слабеет.
Ожидание в вездесущих ленинградских и московских очередях породило множество историй мигрантов о столкновениях и оскорблениях на расовой почве. Долгое ожидание в очереди за дефицитными товарами разжигало любые трения. Эмин Газюмов рассказывал, что как-то в Москве после часа ожидания в очереди за мясом в начале 1980-х гг. толпе объявили, что хороших кусков больше не осталось – еще одна партия мяса была в пути, остальным предложили куски пожирнее. Он услышал, как кто-то агрессивно стал выкрикивать: «Понаехали!», «Черножопые!» и понял, что это относилось к его темному цвету кожи[569]. Айбек Ботоев вспоминал,
