украинских — Марковича, Михновского и Стебницкого. Говорят, что и моя фамилия фигурирует где-то в трех списках, даже в черносотенном кочубеевском. Сам я этого не читал, потому что из-за забастовки типографских рабочих не все газеты выходят, кроме того, на «Чайке» мы не каждый день могли достать газету, хоть каждый день к пароходу кто-то из нас выходил купить или выпросить у пассажиров прочитанную газетку. Присутствующие на «понедельнике» рассказывали, что Д.В.Марковичу гетман будто бы по согласованию с немцами поручил сформировать кабинет, но никого из эсефов не было здесь, чтобы подтвердили эту новость. Вообще эсефы меня вроде как бойкотируют, по крайней мере лидеры их — С.А.Ефремов и А.В.Никовский, оттого, очевидно, что я их резко упрекал за то, что они не позволили взять портфели своим членам в гетманском правительстве и таким образом кабинет сложился из чужих, даже враждебных нам людей. Я до сих пор придерживаюсь той мысли, что соц. ф-ты, которых я часто называю социалистами-журналистами, больше всего виноваты в том, что сейчас происходит. Они, переименовавшись из радикалов-демократов в социалистов, перекрасились в защитный социалистический цвет, однако никто их социалистами не считает, а все трактуют эту партию как буржуазную. Такими их считали и немцы, когда рекомендовали, или разрешили гетману сформировать кабинет, куда входили бы в количестве пяти лиц и социалисты-федералисты, но они упорно блюли чистоту социалистического своего названия, решительно отказались и, как известно, сначала запретили своим членам вступать в гетманское правительство, потом, передумав, разрешили, затем, возмутившись против гетмана, вновь запретили, вообще вели себя, как политические младенцы. С.А.Ефремов лично очень хороший человек, хороший литературный критик, но никакой политик, он, можно сказать есть «совесть» украинская как Короленко — русская, но во всяком случае не политик, а тем более, не дипломат. Он не заглядывал вперед, да и не видел впереди ничего, а только обдумывал и принимал то, что произошло вчера. Когда все общество возмущалось против Оберучева за то, что он землю рыл против украинизации армии, Ефремов выступил в «Новой Раде» с горячей защитой Оберучева. Так же горячо он отстаивал Керенского против украинцев, а потом — против большевиков; точно так же теперь Ефремов выступил против гетманского правительства и влиял на решение своей партии не принимать портфелей и таким способом правительство попало в руки таких самостийников как Лизогуб, Ржепецкий, Гутник и другие. Я резко упрекал Ефремова и Никовского за эту их политику, а потому они избегают меня и с того «понедельника», на котором был Рорбах, т.е., с 12 мая, уже не заходили ко мне и вот таким образом разрываются у меня приятельские отношения с людьми, с которыми я был в лучших, самых близких отношениях много лет. Так же перестал ко мне заходить Влад. Ник. Леонтович, но я не могу понять, по каким причинам, потому что он полностью разделял мои мысли о необходимости украинцам войти в гетманское правительство и вообще теперь у нас не было, кажется, никакого несогласия в политических взглядах. Возможно, что причина здесь в том, что я его не позвал к себе тогда, когда у меня был Рорбах. Но я в этом не виноват, потому что у него в то время был испорчен телефон, и я попросил Никовского пригласить его ко мне. Но Никовский не пригласил и на мой вопрос ответил, что они с Марковичем решили не приглашать Леонтовича, потому что тот близок к гетману и внес бы диссонанс в наш разговор с Рорбахом. На это я ответил, что я как раз и внес тот диссонанс, потому что я выразил Рорбаху желание вместо гетмана иметь в Украине королем какого-нибудь Гогенцоллерна, а Леонтович не мог бы внести диссонанса, потому что я как раз и думал Рорбаху показать украинскую буржуазию, то есть помещиков, и специально пригласил Шеметов и Леонтовича, и мы втроем как раз и были бы представителями класса, с которым Рорбах еще не виделся, потому что он был на совещании только с социалистическими группами. Думаю, что это недоразумение выяснится, когда я увижусь с ними обоими, но как-то мне не хочется первому к ним идти. А.И.Лотоцкий рассказывал, что по инициативе Игоря Кистяковского{266} организуется грандиозное правительственное издательство, которое уже имеет и ротационки и запасы бумаги для издания в большом количестве наших классиков. О необходимости правительственного издания наших классиков я еще в ноябре прошлого года слышал на собрании «Старой Громады»{267}, которая и взялась за издание классиков и уже издала Котляревского. Богдан Кистяковский{268} упрекал тогда винниченковское правительство, что оно занято исключительно политикой, совсем не заботится о нашей культуре; между тем надо наибольшее внимание обратить на эту сторону, потому что правительства могут меняться, поэтому надо сейчас пользоваться возможностью пустить в народ украинские книги в большом количестве и по небольшой цене, и это уже будет такой плюс, который скажется в народной жизни. Очевидно, эту идею Богдан вдолбил своему брату Игорю, который, будучи теперь возле власти, начал ее осуществлять. Дай Бог успеха!
На этом же «понедельнике» был и П.Я. Стебницкий, который только что приехал из Петербурга уже навсегда в Киев. Из разговоров с ним выяснилось, что и он думает так же как и я об отношении украинцев к гетманскому правительству и даже писал Ефремову, что надо обязательно входить в кабинет, но письмо то не дошло, а если бы и дошло, то Ефремов и Ко все равно своей политики не изменили бы, потому что они теперь уже и не каются, видя, как тяжело восстановить покой на селе, как тяжело остановить разруху и аграрный террор, который ведется везде по Украине. Из-за того, что земля возвращена помещикам, эсефы уверены, что немцы таки обратятся к ним, и поскольку Любара, маловлиятельный немецкий офицер, советует им быть готовыми взять власть в свои руки, поручить Марковичу договориться с гетманом по составу нового кабинета. Характерно, что Д.В.Маркович, в первые дни после переворота так страшно кочевряжился против гетмана и резко оппонировал мне, когда я уговаривал всех не отвергать предложения гетмана и входить в кабинет, теперь этот самый Маркович часто, говорят, бывает у гетмана как гость и даже как родственник, потому что гетман Иван Скоропадский женат был на известной Насте родом из Марковичей.
Но все надежды на смену кабинета не имеют никаких оснований. Скоропись виделся с Муммом и с Гренером после их возвращения из Берлина и у него создалось такое впечатление, что в Берлине соглашаются с политикой здешних немцев
