Бизнесмен - Сергей Майоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я продолжал говорить, а сам видел, что, кажется, стреляю в молоко. У них за душой было много грехов, но Глеба они, похоже, не трогали. Кто же тогда? Менты повязали? Или стал жертвой шпаны, позарившейся на машину? Нет, ерунда! Продолжение цепочки «Кушнер-Артем»? Не может этого быть, слишком несопоставимы по масштабам фигуры Глеба и Кушнера.
– Послушай! – перестав терзать воротник, перебил меня Плакса. – Ольга – да, это наше! Был грех. Но все остальное – не нагружай. К Мишкиной смерти мы отношения не имеем. И сына твоего мы не трогали. Мы что, совсем?..
В разборках в отличие от сценического искусства побеждает не тот, кто лучше паузу держит, а тот, у кого язык бойчее подвешен.
– До хрена совпадений, – сказал я, и Пучковский, вздрогнув, опустил голову. – До хрена совпадений, чтобы я мог вам так просто поверить.
– Ну зачем нам было Кушнера валить?! – Плакса прижал руки к груди, и сверкнули, отражая свет лампы, новые складки на рукавах его пиджака.
– Из-за денег.
– Не забывай, он был не только твоим, но и нашим другом!
– А предают всегда самые близкие.
– Бл-лин, Костя! Кушнера москвичи замочили, я стопудово уверен. Передел рынка, об этом даже в газетах писали. Их лекарственные конторы пытаются в Питере утвердиться.
– Юрик, не смеши мою задницу! Ты давно стал верить газетам? Про тебя тоже как-то писали, что ты благотворительностью занимаешься. Кажется, какой-то компьютер в школу купил.
– Но ведь все знают, что москвичам тесно в столице!
– «Все знают» – не аргумент. А вот то, как вы Ольгу разделали и наследство Мишкино скрысили, – это конкретно.
Я вдруг окончательно убедился, что к Кушнеру и Артему эта сладкая парочка действительно отношения не имеет. Бабу беззащитную укокошить – это пожалуйста, а затевать сложные и опасные комбинации у них дыхалка уже слабовата. Разжирели, расслабились. Неудивительно, что их конкуренты теснят. Еще немного – и подросшее поколение станет вырывать у них кусок прямо изо рта, а Плакса и зубы сжать не сумеет. Как бы сейчас он ни пыжился передо мной, а осталась только видимость крутизны, оболочка. Будь он таким в девяностом году – ни черта бы мы не сработались. Я бы с ним на дело не пошел. А уж с Лехой – тем более. Как жизнь людей выворачивает! Причем даже тех, кто изначально не числился в дохляках…
Плакса опустил голову, разделенную аккуратным белым пробором. Хрустнув суставами, сцепил ладони в замок. Молиться, что ли, собрался?
– Давай договоримся по-дружески.
– Да запросто! – кивнул я. – Что ты предлагаешь?
– Там было шестьдесят восемь тысяч. И бумаг еще тысяч на пять. Итого – семьдесят три. Твоя треть – двадцать четыре триста. Ну, пускай двадцать пять!
– А мои нервы? А разочарование в дружбе?
Плакса беззвучно пошамкал губами. Мне так захотелось врезать ему, что даже заныли костяшки недавно отбитой руки. И отсутствующий передний зуб заболел.
– Тридцать пять, – сказал он, глядя в стол.
– Что же… Годится! – Я откинулся на спинку кресла.
И мгновенно все изменилось.
Плакса распрямил плечи и заулыбался от уха до уха. Можно было выключить верхнюю лампу, и все равно бы в «пещере» было светло, настолько Плакса сиял от удовольствия.
И Пучковский сиял, только тусклее. Словно был не в силах поверить, что мы договорились по всем пунктам, что все непонятки разгладились и что снова будет дружба, как прежде.
Плакса торжественно встал, разгладил пускающий искры пиджак и протянул мне через стол руку.
Я чуть приподнялся и с серьезным видом пожал его кочергу.
Очень хотелось ее дернуть вниз на себя, а левой закатать крюка в подбородок.
Плакса накрыл мою руку свободной своей, и так мы стояли, тряся этой сцепкой, как два вшивых политика перед объективами фотокамер.
А сбоку улыбался Пучковский.
Он думал, наверное, что когда мы расцепимся, я и ему руку подам, закреплю, так сказать, окончательно наши достигнутые договоренности, но я не подал, просто сел и, мимоходом кивнув в его сторону, многозначительно прищурился Плаксе.
Юрок состроил понимающую ухмылку, ловко нагнулся, взял с пола и поставил на стол черную барсетку. Сильным толчком отправил ее на мой край.
От сумочки пахло новой кожей. На золотистом замке читалось название крутой западной фирмы. К ручке тонким пластиковым хомутом были прикреплены два миниатюрных ключа с бородками сложной конфигурации. Да, готовясь уплатить мне отступного, старые друзья не поскупились на приятные мелочи! Могли ведь и в драном пакете отдать.
Я открыл сумку. Кроме четырех пачек денег, перехваченных банковскими резинками, там больше ничего не было. Три пачки – потолще, и одна – в два раза тоньше. Можно было не пересчитывать.… Но я все-таки взялся пересчитать и, шурша банкнотами, уловил краем глаза, как Леха с Юрком переглянулись в легком недоумении.
Все было точно, тридцать пять штук тютелька в тютельку. Плакса готовился к торгу и заблаговременно зарядил сумку теми деньгами, которые был готов уступить. Может, у него под столом еще две-три борсетки, и, продолжи я торг, он их тоже достанет? А если бы я согласился на первое предложение, на двадцать пять тысяч? Попросил бы меня отвернуться, чтобы изъять из барсетки лишние десять штук? Или бы отдал так, как есть, типа – вот моя доля, а это вот – бонус в знак старой дружбы?
Не заморачиваясь с резинками, я запихнул доллары в сумку и щелкнул замком.
– Все правильно? – Улыбка на лице Плаксы вспыхнула с новой силой.
– Да, считать ты умеешь. Про то, как я на «запорожце» катался, и про то, как меня шваркнули, Рамис рассказал?
После того как мы договорились по ключевому вопросу, Плакса не чувствовал необходимости скрывать мелочи. Чуть помедлив, он кивнул:
– Да. И про «жопарик», и про все остальные подробности. Ты ведь сам молчал, как партизан! А мы должны были знать.
– Сколько он тебе должен?
– Нисколько.
– Да ну?
– Не, честно! Я сейчас объясню. Мы тут, в «звезде», иногда рулетку ставим, чисто для своих. Рамис как-то поиграл за счет заведения…
– Ясненько!
– Между прочим, мы с ним совершенно согласны:
