Тараканы - Ю Несбё
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отличная работа, Холе. Что теперь?
— Теперь вы расскажете мне все, что творится за кулисами, и я займусь дальнейшим расследованием.
Лёкен расхохотался:
— Шутите?
Но Харри не шутил.
— Забавное предложение, Холе, но не думаю, что оно осуществимо. Мое начальство…
— А я думаю, что слово «предложение» действительно не подходит, Лёкен. Правильнее сказать — «ультиматум».
Лёкен захохотал еще громче:
— Счет в вашу пользу, Холе, признаю это. Но что заставляет вас думать, будто вы можете выдвигать тут ультиматумы?
— То, что у вас будут большие проблемы, когда я объясню начальнику полиции Таиланда, что здесь происходит.
— Вас уволят, Холе.
— За что? Я здесь для того, чтобы расследовать убийство, а не спасать задницы каких-то там бюрократов из Осло. Лично я не против, что вы пытаетесь заарканить педераста, — это не моя сфера ответственности. Но когда в стортинге узнают, что их не проинформировали о неофициальном расследовании, тогда, осмелюсь предположить, попрут с работы кого-то другого, а не меня. А шансов остаться не у дел у меня будет больше, если я умолчу о том, что знаю. Сигарету?
И Харри протянул Лёкену только что открытую пачку «Кэмела». Тот сперва отказался, но потом все же взял одну. Харри зажег и свою, и Лёкена, и они сели на стулья, стоявшие вдоль стены. Из кафе донеслись громкие аплодисменты.
— Почему вы никак не угомонитесь, Холе? Вы ведь давно уже поняли, что ваша работа здесь — вовсе не расследовать это дело, так отчего же вы не желаете плыть по течению и избавить нас и себя от кучи неприятностей?
Харри глубоко затянулся и медленно выпустил дым. Но большая часть дыма все равно осталась внутри.
— Я снова начал курить «Кэмел» этой осенью, — сказал Харри, похлопав себя по карману. — Однажды у меня была возлюбленная, которая курила именно эти сигареты. Мне не разрешалось стрельнуть у нее курево, так как она считала, что это дурная привычка. Мы путешествовали «интеррейлом» и вот в поезде между Памплоной и Каннами я обнаружил, что у меня кончились сигареты. Она решила, что это послужит мне хорошим уроком. Ехали мы почти десять часов, и в конце концов я пошел в другое купе стрельнуть сигаретку, в то время как она сидела и дымила своим «Кэмелом». Забавно, правда?
Он поднес сигарету ко рту и дунул на тлеющий кончик.
— Когда мы приехали в Канны, я то и дело просил закурить у посторонних. Сперва она только веселилась. Но, когда я начал обходить столики в парижских ресторанах, ей это уже не казалось таким веселым, и она предложила мне свою пачку, но я отказался. Потом в Амстердаме она встретила знакомых из Норвегии, и я принялся клянчить у них сигарету, хотя ее собственная пачка лежала тут же, на столе, и она назвала это ребячеством. И купила для меня пачку сигарет, но она так и осталась лежать в номере отеля. Мы возвращались в Осло, и я все продолжал стрелять сигареты, и тогда она назвала меня больным.
— У этой истории есть конец?
— Да. Она бросила курить.
— Выходит, хеппи-энд, — хмыкнул Лёкен.
— И тогда же она уехала с каким-то музыкантом в Лондон.
Лёкен поперхнулся.
— Наверное, вы слишком далеко зашли?
— Само собой.
— Но ничему не научились?
— Нет.
Некоторое время они курили молча.
— Понимаю, — произнес наконец Лёкен, потушив сигарету.
Народ начал уже выходить из клуба.
— Пойдем куда-нибудь, выпьем пива, и я расскажу всю историю.
— Уве Клипра строит дороги. Больше нам ничего о нем не известно. Мы знаем, что он приехал в Таиланд в двадцатипятилетнем возрасте, инженер-недоучка с плохой репутацией, что он сменил фамилию с Педерсена на Клипру, по названию городского квартала в Олесунне, где вырос.
Они сидели на мягком кожаном диване, перед ними стояли стереоустановка, телевизор и столик с одной кружкой пива, бутылкой воды, двумя микрофонами и каталогом песен. Харри сперва было решил, что Лёкен шутит, когда тот предложил пойти в клуб караоке. Они сняли звуконепроницаемую комнату с почасовой оплатой, не называя своих имен, потом заказали себе напитки и остались в полном одиночестве. Народу в клубе было довольно много, так что удалось уйти незамеченными. А тут идеальное место для тайных встреч, и похоже, Лёкен наведывался сюда не раз.
— Плохая репутация — в каком смысле? — спросил Харри.
— Когда мы начали копать глубже, то оказалось, что в Олесунне у него была пара эпизодов с несовершеннолетними мальчиками. В полицию никто не заявил, но пошли разговоры, и он решил, что лучше будет уехать. Прибыв сюда, он зарегистрировал инженерное общество, отпечатал себе визитные карточки, в которых именовался доктором, и принялся стучаться во все двери, объявляя себя специалистом по дорожному строительству. Тогда, двадцать лет назад, получить подряд на строительство дорог в Таиланде можно было только двумя способами: либо состоять в родстве с кем-нибудь из правительства, либо быть достаточно богатым, чтобы дать взятку, опять же кому-то из правительства. Клипра не мог похвастаться ни первым, ни вторым, так что шансов у него было маловато. Но он научился двум вещам, на которых зиждется все его нынешнее состояние: тайскому языку и лести. Про лесть я не выдумываю, он сам похваляется этим перед местными норвежцами. По его словам, он стал так щедр на улыбки, что даже тайцы считают это чрезмерным. К тому же он, скорее всего, разделял интерес отдельных политиков к маленьким мальчикам. Так что не исключено, что он развлекался вместе с ними, когда распределялись контракты на строительство так называемой «Hopewell Bangkok Elevated Road and Train Systems».
— Надземные дороги и поезда?
— Точно. Вы, наверное, уже обратили внимание на громадные стальные опоры, которые они вбивают на холмах по всему городу.
Харри кивнул в ответ.
— Скорее всего, будет шесть тысяч опор, но, может, и больше. Не только для шоссейных дорог, здесь пустят еще и новый поезд. Речь идет о пяти милях современнейшего автобана и шести милях железнодорожных путей на сумму в двадцать пять миллиардов крон, что спасет этот город от коллапса. Понимаете? Этот проект — крупнейший в истории Бангкока, мессия, воплощенный в асфальт и шпалы.
— И в проекте участвует Клипра?
— Никто в точности не знает, кто там действительно участвует. Ясно только то, что главный подрядчик из Гонконга выбыл из игры и что бюджет и график теперь летят ко всем чертям.
— Превышение бюджета? Я изумлен, — сухо проговорил Харри.
— Это означает, что хватит работы и другим, и я уверен, что Клипра уже залез в этот проект. Когда что-то идет не так, политики соглашаются на объявление тендера. И если Клипра располагает нужными финансами, чтобы откусить кусок от этого пирога, то вскоре он сделается самым могущественным подрядчиком в регионе.
— Допустим, но какое это имеет отношение к насилию над детьми?
— А такое, что влиятельные дяди способны толковать параграфы законов в свою пользу. У меня нет причин сомневаться в самостоятельности нынешнего правительства, но это вряд ли может увеличить шансы на экстрадицию, если подозреваемый имеет политический вес в стране и к тому же его арест ставит под удар крупный проект по дорожному строительству.
— Что же вы будете делать?
— Дело запущено. После того случая с норвежцем, арестованным в Паттайе, наши политики проснулись и решили заключить с Таиландом такой же договор, какой уже есть у Швеции и Дании. Когда договор подпишут, мы подождем еще немного и арестуем Клипру, а таиландским властям заявим, что фотографии конечно же были сделаны уже после того, как соглашение об экстрадиции вступило в силу.
— И отдадите его под суд за растление малолетних?
— И возможно, за убийство.
Харри вздрогнул.
— Думаете, инспектор, вы единственный, кто понял, что это нож Клипры? — спросил его Лёкен, пытаясь разжечь трубку.
— Что вам известно о ноже? — задал вопрос Харри.
— Я сопровождал Тонье Виг в мотель, для опознания тела посла. Там я сделал несколько снимков.
— Когда вокруг стояла толпа полицейских?
— Это была совсем крохотная камера. Она помещается в наручных часах, — усмехнулся Лёкен. — Такую не купишь в обычном магазине.
— И вы сопоставили мозаику на ноже с мозаикой в доме Клипры?
— Я общался с одним из тех, кто продавал Клипре храм, понги, из центра Махаси в Рангуне. Нож прилагался к храму вместе с прочей утварью, которую тоже получил Клипра. Согласно монаху, таких ножей была пара. Должен быть второй нож, полностью идентичный первому.
— Постойте, — сказал Харри, — так после разговора с тем монахом вы уже знали, что этот нож имеет отношение к бирманскому храму?
Лёкен лишь пожал плечами.
— Еще раз, — повторил Харри. — Вы не искусствовед. Нам пришлось обратиться к профессору, чтобы определить, что нож принадлежит народу шан или как там его. Но вы подозревали Клипру еще до того, как узнал о ноже.