Игра без правил - Алексей Кленов

Болотов с удивлением посмотрел на него.

— Из Октябрьска. А вам что-то известно об этом?

Воронов, словно не слыша его вопроса, сказал негромко, как бы для себя:

— Так вот куда он уезжал…

Болотов спросил:

— Кто, он?

Ким жестковато посмотрел ему прямо в глаза:

— Я думаю, могу вам намекнуть, но только для вашего человеческого любопытства, а не для профессионального интереса. У неких брата и сестры погиб отец. Кое-кто был не согласен с версией о самоубийстве…

Болотов перебил напрягаясь:

— Клименко?

Теперь уже Воронов поднял руки:

— Пардон, никаких имен. Да это ничего и не даст вам, уверяю, подполковник.

Болотов, слегка поморщившись, опрокинул рюмку коньяка:

— Ну хорошо, не будем об этом. Я думаю, что в данном случае могу себе позволить немного поступиться профессиональным долгом. В конце концов покойничек, я уверен, заслужил это.

Ким поинтересовался:

— А как он был убит?

— Как? Был отравлен газом. Сидел в своей машине на пятидесятом километре от города в сторону Октябрьска, привязанный к сиденью, а сзади лежал открытый баллон с пропаном. Все стекла, естественно, были закрыты. Черт возьми! Мне нужно было сразу догадаться!

— Ну, ну, Игорь Константинович… Око за око. Давайте не будем нарушать многовековой традиции, тем более, что в данном случае она не лишена оснований. Да и черт с ним, в самом деле. Погиб еще один шакал, неужели вам жаль его?

Болотов усмехнулся:

— Не смешите меня. Я на борьбу с этим сбродом двадцать лет жизни отдал… И действительно — черт с ним. Это такое необычное дело, что я уже не знаю, что правильно, что нет. Как ни крути, а закон не всегда может поставить этих тварей на место. Или делает это несколько запоздало… Скажите, Ким Георгиевич, а как остальные? Брат и сестра Клименко, Таня Замостина? Ким впервые за время их разговора мягко улыбнулся:

— Оксана — моя жена. Недавно у нас родился сын, Кириллом назвали…

Заметив вопрошающий взгляд подполковника, Воронов уточнил:

— Да, да, в честь Шахова. Мы и ему обязаны тем, что остались живы. Кто знает, если бы не он, может, и не было бы продолжения этой истории, и мы бы сейчас с вами не сидели за рюмкой коньяка и не предавались воспоминаниям…

Чуть помолчав, он продолжил:

— Сергей и Таня тоже недавно поженились. Они какое-то время были в размолвке, теперь я понимаю почему. Но Таня все же молодец, правильно его поняла. Имена у нас, естественно, у всех другие, живем мы… ну, скажем в Энске.

— И чем вы занимаетесь?

— Я содиректор совместного предприятия, Сергей работает со мной, сейчас он в командировке, в Штатах. Таня усиленно готовится поступать в институт, не оставляет своей мечты стать детским врачом. А моя жена… воспитывает наследника. Вот так, подполковник.

Болотов спросил:

— А вы не хотели бы вернуться? Поверьте мне, бояться вам нечего. Все обвинения с вас сняты, о Сергее Клименко никто не узнает, уверяю вас. Неужели так всю жизнь и проживете под чужими именами?

— Ну, это не так обременительно, как вам кажется. Да и зачем? Тот взрыв в тайге расколол наши жизни надвое: ДО и ПОСЛЕ. Кем я был до него? Отставным психопатом-майором с инвалидной книжкой в кармане. Что меня ждало в жизни? А Сергей? Ведь он был в команде, вы, наверное, знаете?

— Да, я знаю.

— Все равно его карьера оборвалась бы, рано или поздно. Ну, а девочки… куда иголка, туда и нитка. Мы счастливы все четверо, вместе, поверьте мне.

Помолчав, Воронов поинтересовался:

— Ну, а вы? Я вижу тоже времени даром не теряли.

Болотов развел руками, едва заметно улыбнулся:

— Как видите. Новое назначение получил буквально две недели назад, и был вынужден капитулировать под натиском жены. Знаете, мне ведь в этом году исполняется сорок. Она права, по-своему. Во мне восемь дырок, и здоровье уже не то. Да и место надо освобождать молодым. Вы помните молодого человека, который был тогда со мной?

Ким утвердительно кивнул головой.

— Сережа Новиков, мой ученик и моя гордость. Отчаянная головушка. Он теперь капитан и старший оперуполномоченный. Кстати, был ранен, там, у скита.

— Мне очень жаль…

Болотов пожал плечами:

— В конце концов, это его работа… Многие іпророкиі в управлении не сомневаются, что лет через пять он станет начальником отдела по борьбе с организованной преступностью. Вот такие дела. Да, Ким Георгиевич, скажите, зачем все же вы так упорно стремились в этот монастырь? — подполковник лукаво посмотрел на Воронова. — Знаете, четыре месяца спустя после того взрыва на счет МВД республики поступила совершенно баснословная сумма: двести пятьдесят миллионов долларов. Вкладчик пожелал остаться неизвестным. Кстати, это позволило привлечь на работу в органы много молодых и толковых ребят, а стариков, вроде меня, либо повысить в звании и должности, либо спровадить на пенсию. И мне кажется, что отчасти я вам обязан тем, что я теперь чинуша и бюрократ. А, Ким Георгиевич?

Воронов так же шутливо ответил:

— Вы сами себе ответили, Игорь Константинович. И давайте оставим этот вопрос открытым, договорились?

Болотов усмехнулся:

— Ну, что же… Мы могли бы, конечно, все выяснить. Но действительно: зачем? Меценатство всегда было в почете на Руси, и, как вы совершенно верно заметили, не будем нарушать традиций. И я, кажется, догадываюсь, что было ставкой в вашей игре с командой.

Воронов, посерьезнев, спросил:

— Игорь Константинович, вы помните, с чего мы начали наш разговор? Я все время жду, когда вы скажете, но вы ничего не упоминаете о Елене Ветровой, и я вынужден спросить прямо: что вам известно о ней?

Болотов прищурился, исподлобья посмотрел на Воронова, поигрывая зажигалкой.

— Почему я упомянул о ней? Когда мы раскручивали ваше дело, вызывали и ее для дачи показаний. Она была с неким молодым человеком, Владимиром Балашовым, вашим знакомым. Когда она услышала, что вы погибли, она… Нет, истерики не было. Она словно окаменела. И от нас ушла в таком же состоянии. Боюсь, у нее это надолго, — Болотов положил руку Воронову на плечо. — Мне кажется, Ким Георгиевич, она вас очень любит. Было бы жестоко так ее наказывать.

Несколько минут сидели молча. Ким опустил голову на руки, Болотов курил, глядя на вылетающие самолеты. Подняв голову, Воронов закурил, молча выпил коньяк. В три глубокие затяжки спалил сигарету и, раздавив ее в пепельнице, поднял на Болотова глаза, затянутые, как дымом, болью:

— Подполковник, у меня к вам просьба. Ведь вы сейчас домой?

— Да, я вылетаю за семьей.

— Как человек, а не подполковник милиции, дайте ей знать, что я жив, хорошо?

— И все?

— И все. Этого достаточно, остальное она знает. Поверьте, вы не огорчите ее больше, чем это сделал я в свое время.

— Помолчав, он добавил, вроде бы не совсем кстати.

— Жизнь странная штука, подполковник… Желаю вам успеха. И…прощайте?..

Болотов поднялся, протянул Воронову руку:

— Прощайте, майор. И я вам, вам всем, желаю успеха. Будьте счастливы. Я очень рад, что мы встретились сегодня. Поверьте, очень рад.

Воронов еще раз сказал: Прощайте, — четко повернулся и пошел к выходу, едва заметно приволакивая правую ногу.

Он уже скрылся из виду, а Болотов все стоял и смотрел ему вслед. И все шептал неверующий подполковник: Слава Богу… Слава Богу….