Великая Церковь в пленении - С. Рансимэн

На эти церкви не посягали при жизни Мехмета II. Его сын Баязит II придерживался других взглядов. В 1490 г. он потребовал передачи патриаршей церкви Богородицы Паммакаристос. Но патриарх Дионисий I сумел доказать, что Мехмет II определенно даровал эту церковь патриархату. Султан согласился, потребовав только снятие креста с купола. В то же время он запретил своим сановникам занимать другие церкви, как они предлагали.[285] Его запрет был, однако, вскоре нарушен, несомненно при его потворстве. Ранее 1494 г. была захвачена церковь Панахрантос и около 1500 г. — св. Иоанна в Студионе. Именно в это время турецкие чиновники превратили покинутые церкви Хора и Пантократора в мечети; несомненно, они хотели распространить свои действия на все еще действующие церкви.[286]

Около 1520 г. султан Селим I, который не любил христианство, к ужасу своего великого визиря предложил насильно обратить всех христиан в ислам. Когда ему сказали, что это невозможно, он потребовал, чтобы по крайней мере все их церкви были отобраны. Визирь предупредил патриарха Феолепта I, который привлек к делу ученого юриста по имени Ксенакис. Феолепт понимал, что у него нет фирмана в защиту церквей. Он сгорел при пожаре в патриархате, говорил патриарх. Но Ксенакис смог представить трех престарелых янычаров, которые присутствовали при взятии Константинополя султаном–завоевателем. Они поклялись на Коране, что видели нескольких знатных граждан, которые пришли к султану, готовящемуся войти в город, и поднесли ему ключи от своих районов. Взамен этого он обещал им сохранение храмов. Султан Селим принял это свидетельство и даже позволил христианам снова открыть некоторые свои церкви, которые были закрыты его чиновниками. При этом еще больше церквей было захвачено во время его правления.[287] В 1537 г., при султане Сулеймане Великолепном, этот вопрос был снова поднят. Патриарх Иеремия I сослался на решение султана Селима. Тогда Сулейман посоветовался с шейхуль–исламом, высшим мусульманским авторитетом в области юриспруденции. Исследовав предмет, шейх объявил, что «как известно, Константинополь был взят силой; но тот факт, что многие церкви сохранились, должен означать, что город сдался». Сулейман принял это решение.[288] До конца его правления церкви больше не закрывались. Последующие султаны были менее терпимыми. При Селиме II еще больше церквей было превращено в мечети. В 1586 г., вернувшись после удачного похода на Азербайджан, Мурад III провозгласил, что намеревается преобразовать патриаршую церковь Паммакаристос в мечеть победы — Фетие джами. Если бы патриарх Иеремия II, которого любил Мурад, был еще на престоле, можно было бы предотвратить закрытие церкви. Но Иеремия незадолго до того был отстранен от власти в результате интриги св. синода; а возведенный в данный момент Феолепт II был ничтожеством. Мурад, без сомнения, был рад представить изъятие как наказание интриганам. Александрийский патриарх временно предоставил небольшую церковь св. Димитрия Канаву, которая принадлежала ему, в распоряжение Иеремии II, когда тот вернулся через несколько месяцев к патриаршеству. Наконец, патриархату позволили восстановить церковь св. Георгия, находящуюся в центре квартала Фанара. Новая церковь была построена в следующем столетии, также как и здания вокруг нее для патриаршей резиденции и канцелярий. Подобно всем церквям, которые разрешалось строить грекам вместо утраченных, новый храм был совершенно невзрачен снаружи, а сооружение заметного извне купола было запрещено.[289]

К XVIII в. в Константинополе было около сорока греческих церквей; но только три из них были построены до завоевания города: св. Георгия Кипрского в Псаматии, разрушенная землетрясением в начале столетия; св. Димитрия Канаву, уничтоженная пожаром несколькими годами позже; и св. Марии Монгольской. Эта церковь сохранилась благодаря тому, что Мехмет II призвал грека–архитектора для строительства мечети на месте храма Святых Апостолов; этот архитектор, Христодул, получил в дар улицу, на которой стояла церковь, глубоко почитаемая матерью султана. Он распространил акты, гарантировавшие как целостность церкви, так и самого церковного здания. В конце XVII в. мусульмане пытались конфисковать здание. Димитрий Кантемир, который был юрисконсультом патриарха, смог показать им оригинальный фирман султана визирю Али Кюпрюлю, который благоговейно поцеловал его и распорядился, чтобы церковь оставалась нетронутой. Она до сих пор остается действующей церковью, хотя была сильно повреждена во время антигреческого восстания 1955 г.[290]

Четвертая церковь, Перивлептос, находилась в руках христиан, хотя и не греков. Она была отдана армянам султаном Ибрагимом по просьбе его фаворитки, дамы необъятных прелестей, известной как Шекерпарче, т. е. «кусочек сахара», о которой говорили, что она весит более 300 фунтов.[291]

Тот же процесс происходил в провинциальных городах. В Фессалонике в середине XVI в. были превращены в мечети большой храм св. Димитрия и церкви Св. Софии и св. Георгия. [292] В Афинах церковь, в древности известная как Парфенон, стала мечетью примерно в то же время, а рядом с ней беспечно возвышался минарет. Когда Парфенон был разрушен в 1687 г. венецианским ядром, попавшим в склад боеприпасов, находившийся на его территории, то на руинах была построена небольшая мечеть.[293] В каждом городе, завоеванном турками, повторялась та же история. Только в районах с чисто христианским населением церкви оставались неповрежденными. Закрытие церквей было не только унизительным, но создавало серьезные юридические и экономические проблемы. Многие из отобранных церквей владели значительной собственностью, передача которой приводила к бесконечным судебным процессам и интригам. Не меньшие трудности встречали греки, чтобы добиться разрешения на строительство церквей взамен тех, которые они потеряли. Если они не сталкивались с открыто враждебным отношением, то должны были встретиться с глухой стеной турецкой бюрократии. Обычно взятки были единственным методом для получения быстрого ответа на каждый запрос. Очень быстро греки поняли, что подход к их новым хозяевам лежит через подарки и деньги.

Такая практика не была бы столь вредной, если бы сама церковная организация оставалась неподкупной. Там греки сами навлекали на себя неприятности. Они не могли преодолеть свое пристрастие к политике, а поскольку открытый доступ к власти теперь был для них закрыт, то они упивались тайными интригами. Геннадий был фигурой, которая вызывала всеобщее уважение. В своем отчаянии после завоевания греки были рады следовать за вождем, который был готов и мог действовать в их пользу. Но вскоре начались раздоры, и после его удаления не было ни одного человека, равного ему по значению, который мог бы стать его преемником. Об его преемнике Исидоре II мы не знаем практически ничего, кроме его имени. Он умер 31 марта 1462 г. При следующем патриархе, Иоасафе I, в 1463 г. случилось событие, которое продемонстрировало опасности нового режима. Ученый Георгий Амируцис, который жил в Константинополе и пользовался благоволением султана за свою ученость, захотел заключить брак с вдовой герцога Афинского, хотя его собственная жена была еще жива. Согласно другой версии, будущий двоеженец был знатным человеком из Трапезунда по имени Кавазитис, в пользу которого агитировал Амируцис. Кто бы ни был проситель, Иоасаф отказался благословить двоеженство. Амируцис тогда пытался оказать давление на св. синод и угрожал его членам от имени своего могущественного двоюродного брата, принявшего ислам, Махмуда–паши, и добивался низложения Иоасафа. Иоасаф тщетно попытался покончить жизнь самоубийством. Вероятно, Геннадий Схоларий вновь был призван, чтобы водворить порядок.[294] О следующем патриархе, Софронии I, ничего не известно; его правление, вероятно, было между Исидором II и Иоасафом I. Определенно то, что Геннадий вернулся на престол ненадолго в 1464 г. При его преемнике, Марке Ксилокарависе, начались еще худшие неприятности. Марк был избран в начале 1465 г.; но у него были враги, во главе которых стоял Симеон, митрополит Трапезундский, который домогался патриаршего престола. В начале 1466 г. Симеон собрал сумму в 2000 золотых, 1000 из своих средств и 1000 от своих друзей, и преподнес ее министрам султана, которые приказали св. синоду в обязательном порядке низложить Марка и поставить Симеона. Новость об этом акте симонии достигла до вдовы Мурада, христианки Марии. Она поспешила из Серр ко двору султана, благоразумно принеся с собой другие 2000 золотых. Султан встретил ее словами: «Что это, мать моя?» Она просила его разрешить вопрос, низложив и Марка, и Симеона в пользу ее кандидата, праведника Дионисия, родом из Пелопоннеса, который был митрополитом Филиппопольским. Ее просьба была удовлетворена. Но Симеон не был сломлен. В 1471 г. он обвинил Дионисия перед св. синодом в том, будто тот в детстве, находясь в плену, был обращен в мусульманство. Хотя Дионисий и смог представить очевидные доказательства ложности обвинения, св. синод его низложил, а уплата еще 2000 золотых Высокой Порте обеспечила вторичное возведение на престол Симеона. Наверное, султан Мехмет смотрел на все это с циничным удивлением, в то время как Мария была слишком разочарована, чтобы вмешиваться, хотя она и предоставила Дионисию убежище близ своей резиденции в Серрах.[295] Симеон, однако, через три года был смещен в пользу кандидата–серба, Рафаила, который предложил вносить каждый год Высокой Порте сумму в 2000 золотых. Ираклийский митрополит отказался посвятить его; и хотя Анкирский митрополит был более расположен, существовали сомнения в законности интронизации, и многие члены синода отказались иметь с ним общение. Более того, он столкнулся с необходимостью увеличить сумму, которую он обещал выплачивать. Вероятно, в начале 1477 г. султан, снова под влиянием своей мачехи, вмешался в дело, водворил порядок и обеспечил выбор Максима III Манассиса. Максим, которого на самом деле звали Мануил Христонимос, был великим экклесиархом и поссорился с Геннадием по поводу применения икономии, а позднее противопоставился султану, поддерживая Иоасафа I против Амируциса. Теперь он завоевал уважение султана и умер на престоле через несколько месяцев после смерти самого Мехмета. Тогда Симеон снова выкупил свое возвращение на престол и теперь был в целом принят.[296] Собор, созванный в 1484 г. для официальной отмены Флорентийской унии и закрепления чина принятия униатов в Церковь, состоялся с участием представителей всех православных общин.[297]