Ф. М. - Борис Акунин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И задумчиво, мирно так говорит: «Голос мне был. – А сам на шилуновскую Богоматерь смотрит. И слезы текут, текут. – Никого больше убивать не буду, говорит. Прости, матерь Божья».
В общем, чудо в чистом виде. Явление Богоматери разбойнику, как в древних житиях{29}.
Случись это на пару лет позже, я бы не особо удивился. Догадался бы: моя Сила меня бережет. Но тогда, в 93-м, чуть умом не тронулся от религиозного восторга. Церковь Пресвятой Богородицы неподалеку построил, в Березовке. Можете заехать как-нибудь, полюбоваться. Краснокирпичный кошмар стиля «Новорусское барокко».
А Игорек с тех пор у меня работает. Самый верный мой сотрудник.
Дураком он, что ли, меня считает, подумал Фандорин. Сначала плел небылицы про какую-то высшую силу, теперь про Богоматерь. Или, действительно, верит во всю эту галиматью?
Похоже было, что верит. У нынешней российской элиты прагматизм отлично уживается с сумеречностью сознания.
– Скажите, а жалованье раскаявшемуся киллеру вы хорошее положили? – осведомился Николас.
Аркадий Сергеевич засмеялся.
– Втрое больше, чем он получал у Богданчика. Догоняю ход ваших мыслей. Полагаете, Игорек инсценировочку устроил? Чтоб перейти на выгодных условиях к более перспективному хозяину? Он действительно не прогадал. Богданчика в том же 93-м подорвали. И людишек его, бывших Игорьковых корешей, тоже давно на свете нет. А Игорь вон кум королю, помощник депутата. Но учтите одно. Когда он ко мне на службу шел, поставил условие: никого убивать не буду. Так что, может, все же это было чудо Господне?
«Или решение сменить рискованную профессию», мысленно возразил Ника, однако продолжать дискуссию не стал.
– Возможно. Но давайте к делу, а то меня Саша заждалась.
– Значит, беретесь? Отлично! Ваша главная задача – выяснить, где находится остаток рукописи. Рулета мы разыщем сами. О Лузгаеве тоже не беспокойтесь. Вернем ему задаток, и дело с концом. Никаких 50 тысяч фунтов он Морозову, конечно, не платил. Дал какую-нибудь мелочовку.
9. Фарширователь мозгов
Человек, пристегнутый к креслу, расхохотался.
– Ай да коллекционер! Не пятьдесят тысяч, а пять. И не фунтов, а рублей. Еще сорок пять обещал, когда получит остальное. Лопух я был. Потом поумнел, а все равно дураком остался. Какая к черту разница – рубли, фунты, пять тысяч, пять миллионов. Мне бы бабу помягче, да ***** послаще, – с чувством высказал свое нынешнее кредо Филипп Борисович.
Физическое состояние больного сегодня было явно лучше. Недаром главврач распорядился переместить его из лежачего положения в сидячее. Эту опасную операцию произвели четыре охранника под личным присмотром Марка Донатовича. Намордник сняли, лишь когда Морозов был накрепко прикован к специальному креслу для буйнопомешанных.
Перед тем как оставить посетителей наедине с пациентом, доктор шепнул:
– Колем препараты, каждые два часа вводим через капельницу реабилитирующий раствор… Пока – увы. Но ничего, количество рано или поздно перейдет в качество.
Насчет «увы» было ясно и без Зиц-Коровина. При виде Николаса и Саши маньяк так гаденько захихикал, что надежда, теплившаяся у Фандорина, сразу растаяла. Предстояла новая пытка. Вероятно, еще более мучительная, чем вчера.
– Вы в прошлый раз нас обманули. Не сказали, что рукопись поделена на три фрагмента, – обреченно начал Ника.
Морозов подмигнул:
– Да, батенька. Придется вам еще потрудиться. Я вас прямо заждался. Уже придумал, что вы мне сегодня расскажете. Человек вы женатый, вон колечко у вас. Расскажите-ка мне, как вы с женой в первый раз *******. Порельефней, похудожественней, и главное, физиологию обрисуйте. Чтоб во всей наглядности.
– Ну уж этого… – Фандорин побагровел, обшарив взглядом углы палаты – где тут спрятан микрофон? – Не дождетесь!
На свете нет такого гонорара, ради которого он бы на такое пошел!
Подлый доктор филологии словно подслушал его мысли.
– Не ради рукописи. Ради Сашеньки, – проникновенно сказал он. – Вон у нее, ангела нашего, уж и слезки на глазах. Будто жемчужинки.
Тогда в голову магистру пришла спасительная идея. Ты всегда гордился своей фантазией. Выдумай что-нибудь. Не про Алтын, а про какую-нибудь пышнотелую блондинку. Саша опять слушать не станет, заткнет уши. А на депутата с его воцерковленным охранником наплевать.
– Только не вздумайте мне врать, – предупредил Филипп Борисович. – Почувствую. Фотокарточка жены с собой? У такого, как вы, обязательно должна быть. Положите на тумбочку, чтоб я видел. Рассказывайте, рассказывайте быстрее! То есть быстрее начинайте, а рассказывайте-то не быстро!
Фотография Алтын у Николаса с собой действительно была, но доставать ее он не стал. Понял, что этого не сможет. Ни ради Саши, ни ради спасения человечества.
– Папа, не мучай Николая Александровича, – раздался сзади голос Саши. – Он в прошлый раз рассказывал. Теперь моя очередь.
Девочка была бледна, но казалась совершенно спокойной.
– Про девичьи грезы и шаловливые ручки? – оживился больной. – Давай!
– Не про ручки. Я давно не девушка, ты ошибся. Могу рассказать, как это случилось.
Лицо ее было совершенно бесстрастно. Голос тихий, вялый.
Морозов аж заизвивался в своих ремнях.
– Когда ж ты успела, тихоня? А я и прозевал, старый болван!
– Помнишь, в позапрошлом году Илюша на первое мая сильно заболел и дома совсем денег не было? Я еще на улице 300 долларов нашла, и Антонина Васильевна в церковь ходила – Бога благодарить, свечку ставить? Обманула я вас тогда. Я в газете рекламу нашла. Фирма «Первая любовь». «Неопытные девушки для солидных господ. Дорого». Сходила и заработала.
У Ники перехватило дыхание – прежде всего от этого невыносимо спокойного голоса. А папочке хоть бы что.
– Умница! Золотое сердечко! – завопил он. – Обожаю про дефлорацию! Честную оплату гарантирую! Я же вчера вас не надул? Не надую и сегодня. Только поподробней, люлечка, ничего не упускай!
– Хорошо. – Саша прищурилась, как бы вспоминая. – Я с самого начала, по порядку.
Фандорин сделал порывистое движение, но девочка едва заметно качнула головой: не мешайте.
Он отошел, безвольно опустился на стул. А Саша Морозова приступила к рассказу.
Про дефлорациюСначала я позвонила. По объявлению. Говорю, это фирма «Первая любовь»? Вам девственницы нужны? Меня спрашивают, вы точно девственница? Я говорю, да. Вы не думайте, говорят, у нас свой гинеколог, проверим. Я говорю, хорошо. Ну приезжайте, говорят. Адрес дали, какой-то переулок около площади Маяковского. Точно не помню, все-таки два года прошло. Я приехала. Врач меня посмотрел. Говорит, всё в порядке. Тогда меня женщина, которая у них менеджер, спрашивает: а тебе сколько лет? Я говорю, шестнадцать – мне тогда шестнадцать было. Она говорит: а выглядишь на тринадцать, может тебя, по программе «Лолита» запустить. Работы столько же, а такса пятьсот. Я говорю, хорошо, запускайте. Она говорит: повернись-ка. Стала меня вертеть, щупать. Нет, говорит, по «Лолите» не получится, поздновато уже. Пойдешь по стандартной, за триста. Иди домой, говорит, я тебе позвоню. И в тот же вечер позвонила. Я Антонине Васильевне сказала, что к Ленке ночевать пойду. Она говорит, иди куда хочешь. Ей не до меня было, потому что у Илюши температура сорок. А тебя не было, в Петербург уехал. Я приехала туда, на фирму. Это обычная квартира такая, только большая. Женщина, которая менеджер, говорит: надень вот это. Там что было? Гольфы белые, юбка короткая в клеточку, майка с Микки-Маусом. Ах да, еще лента. Она мне две косички заплела. Менеджер говорит: иди по коридору, вторая комната направо. Там клиент ждет. Делай, что скажет, потом придешь сюда, получишь деньги. Я пошла по коридору. Постучала в дверь, там мужской голос, хриплый такой, спрашивает: «Это кто ко мне пришел?»
– Скучно, скучно рассказываешь! Психологию давай! – всосав слюну, влез Морозов. – Сердечко сжималось? В низу живота подъекивало?
Ника вспомнил, как Саша вчера не стала слушать его эксгибиционистскую историю. А он-то что же – сидит, уши развесил.
– Сердце да, сжималось, – подумав, старательно ответила Саша. – А про живот ничего такого не помню. Это уже потом болело, когда…
Здесь Николас опомнился, с силой хлопнул себя ладонями по ушам и продолжения душераздирающего рассказа не слышал.
Сумасшедший еще что-то выспрашивал, Саша добросовестно отвечала. Лицо у нее было, как у прилежной, но туповатой ученицы на экзамене.
Она просто делает, что должна, и ей нисколько не стыдно, дошло до Николаса. Какая девушка! Насколько все-таки женщины лучше нас, мужчин. Мы заботимся только об одном – как бы себя не уронить, а они в критическую минуту о себе вообще не думают.
Наконец, Саша замолчала.