Бальзаковские женщины. Возраст любви - Сергей Нечаев

Трактат «Физиология брака» — это совсем другое дело. Он имел в Париже просто феноменальный успех. Эта блестящая и поразительно откровенная книга была написана «юным холостяком» на основе признаний и рассказов мадам де Берни и герцогини д’Абрантес. Однако стиль повествования, одновременно лирический и циничный, целиком и полностью принадлежал Бальзаку. Главную мысль книги можно свести к простой формуле: брак отнюдь не вытекает из природы человека, а супружество — это бесконечная междоусобная война, требующая своего особого оружия, своей тактики и стратегии, и победа в ней (то есть свобода) достается лишь наиболее ловким.

Естественно, автор трактата выступал на стороне женщин, впрочем, а могло ли быть иначе, если его консультантами выступали две его любовницы, имевшие на него огромное влияние? Не менее естественно и то, что женщины буквально сметали эту книгу с прилавков.

Успех, который имели «Шуаны» и, главным образом, «Физиология брака», открыл перед Бальзаком двери многих известных домов. Каждая парижская дамочка просто мечтала видеть у себя скандально популярного автора, чтобы выразить ему свою признательность за понимание «бесправного положения, на которое их обрекает общество и слепота мужей». Каждая хотела получить на книге его автограф, чтобы потом показывать «трофей» подругам. Каждую среду, по вечерам, у художника Франсуа Жерара, в такой же мере светского человека, как и артиста, Бальзак встречался с людьми из парижской элиты, и все они цокали языками, выражая тем самым свое восхищение молодым писателем.

Впрочем, находились люди, которые открыто критиковали Бальзака за его «Физиологию брака». Так, например, умнейшая женщина Зюльма Карро была просто шокирована содержанием книги и прислала ее автору негодующее письмо. Бальзак ответил ей:

«Чувство отвращения, которое Вы испытали, мадам, прочтя первые страницы подаренной мною книги, делает Вам честь и свидетельствует о такой деликатности, что ни один умный человек, если он даже автор произведения, не может этим оскорбиться. Ваше чувство доказывает, что Вы чужды лживому и коварному свету, что Вам незнакомо общество, позорящее все и вся, и что Вы достойны того возвышенного одиночества, в котором человек всегда обретает величие, благородство и чистоту.

Пожалуй, для автора весьма печально, что Вам не удалось преодолеть это Ваше первое чувство. Я полагаю, что в дальнейшем Вы примирились бы с писателем, прочтя несколько убедительных наставлений и пламенных доводов в защиту добродетели женщины; но могу ли я поставить Вам в упрек это отвращение, которое только делает Вам честь».

Такова уж судьба любого популярного произведения: всегда найдутся интеллектуалы, которым оно категорически не понравится. Судя по вышеприведенному письму, Бальзак это прекрасно понимал и не обижался. Всем понравиться невозможно. Зато факт оставался фактом: еще четыре года назад никому не известный писатель, выпустив только две книги, стал предметом соперничества издателей и баловнем книготорговцев. Далее все пошло как по маслу. В 1830 году вышел сборник новелл «Сцены частной жизни», а в 1831 году — знаменитый роман «Шагреневая кожа», в котором рассказывалось о том, как эгоистическая воля человека, материализованная в куске кожи, уменьшавшемся после каждого исполненного желания, пожирала его жизнь.

Роман «Шагреневая кожа» — это первый настоящий роман Бальзака, дающий представление об истинном размахе его таланта. Этот роман в двух томах Бальзак продал издателям Шарлю Гослену и Урбэну Канелю за 1125 франков. Неплохо, если вспомнить, что десять лет назад его отцу была назначена пенсия в 1695 франков в год, или чуть больше 140 франков в месяц.

Кроме того, Бальзак пообещал Канелю «Сцены военной жизни». Никакая работа не пугала его, а обещания тем более. Главное, подписать договор и получить аванс, а там видно будет. Все-таки работоспособность у него была удивительная.

В эти годы Бальзак написал также бесчисленное множество статей, которые довольно хорошо и быстро оплачивались.

С. Цвейг, сам известный и весьма плодовитый писатель, не может скрыть своего восхищения:

«Едва только имя его приобрело некоторую известность, как Бальзак за два года — 1830 и 1831 — опубликовал такое множество новелл, небольших романов, газетных статей, легкой журнальной болтовни, коротких рассказов, фельетонов, политических заметок, что в анналах литературы почти что нет подобных примеров. Если подсчитать одно только количество страниц в семидесяти бесспорно принадлежащих ему публикациях за 1830 год (возможно, что наряду с этими он писал еще и другие, под чужим именем) и в семидесяти пяти за 1831 год, то окажется, что он каждый день писал почти шестьдесят страниц, не считая работы над корректурой. Нет ни одного обозрения, ни одной газеты, ни одного журнала, в которых внезапно не обнаруживалось бы его имя. Он пописывает в „Силуэте“, „Волёре“, „Карикатуре“, „Моде“, „Ревю де Пари“ и в десятках других разношерстных газетах и журналах. Он еще болтает порой в фельетонном стиле своих прежних „кодексов“ о „философии туалета“ и „гастрономической физиологии“. Нынче пишет он о Наполеоне, а завтра о перчатках, прикидывается философом в рассуждениях „о Сен-Симоне и сен-симонистах“ и оглашает „Мнения моего бакалейщика“, изучает особенности „Клакера“ или „Банкира“, разбирает по косточкам „манеру вызывать мятеж“, а потом набрасывает „моралите бутылки шампанского“ или „физиологию сигары“».

Действительно, Бальзак развил кипучую деятельность. Газеты и журналы с лестной для автора настойчивостью просили у него все новые и новые статьи, новеллы, повести.

— Вы теперь просто нарасхват, — говорил ему, хлопая по плечу, Луи Верон, издатель журнала «Ревю де Пари».

К ноябрю 1831 года его известность достигла таких масштабов, что пробудила в литературных кругах враждебное отношение к нему. Шарль Рабу, сотрудник «Ревю де Пари», предостерегал Бальзака против зависти собратьев по перу и предупреждал его, что очень влиятельный критик Жюль Жанен намерен остановить его стремительное восхождение, сама внезапность и скорость которого казались ему оскорбительными для остальных:

— Он сумел убедить в этом редакцию «Журналь де Деба», и там вас теперь ненавидят всеми фибрами души. Поднялась целая буря. Ну ничего! Сплотим свои ряды, черт побери!

Так Бальзак понял, что слава писателя отнюдь не доставляет удовольствия его «друзьям». Людская злоба не раз и не два пыталась преградить ему путь к успеху. Так, например, пресловутая частица «де» давала превосходный повод для насмешек. Он не сразу прибавил ее к своей фамилии: «Шуаны» и «Сцены частной жизни» были подписаны просто «Оноре Бальзак». В апреле же 1831 года писатель рискнул (по совету герцогини д’Абрантес) написать на обложке одной политической брошюры «Оноре де Бальзак», но недоброжелатели тут же прибавили к этому имени «д’Антраг», чтобы поставить его в смешное положение[9].