Дом, в котором ты живешь - Анастасия Соловьева

— Какое чудо, Аня? — вяло спросила я.

— Я не рассказывала?.. — Несмотря на ироничный тон, Анька не смогла скрыть счастливой улыбки. — Двадцатого декабря Макс получил развод.

— А мадам?

— Мадам переселилась в тайгу.

Теперь пришла моя очередь вытаращить глаза.

— Да с чего?

Вступила в какую-то организацию, вроде секты. Там их штаб-квартира, где-то под Красноярском. Туда даже не всех сразу пуска ют, только посвященных…

— Она-то как удостоилась?

— Деньги, Мариш, денежки. Она продала их общую с Максом четырехкомнатную квартиру на Новокузнецкой. С такими деньгами куда хочешь примут.

— А он? Бездомный теперь?

— Да нет, он у меня. Вообще-то они все честно поделили, дай бог каждому так расстаться. Квартиру— ей. Но остальное: доходы с предприятия, машины — все ему. Между прочим, и детей поделили по-братски. Старшая дочка поехала с ней, а сына— Максу.

— То есть тебе?

— Да, мне. Теперь и у меня будет ребенок Я вздрогнула. Мне показалось, в мир пришла какая-то страшная всеобъемлющая беда. Близкие люди предают друг друга, матери бросают детей. И почему-то стало мучительно жаль, что у меня нет ребенка от Давида. Сейчас бы прижать его к груди, заглянуть в карие глазки. Согреть, защитить!

В следующее мгновение я осудила себя за эти мысли и деловито спросила:

— Ну и как ты выходишь из положения?

— С трудом, — вздохнула Анька. — Он ведь почти как Маугли. Дикий. Есть сам не умеет, в туалет — в памперсы, капризный, говорит плохо. Он все время с няньками был. Они менялись два раза в месяц.

— Почему с няньками? Ты же говоришь, она не работала.

— Ты знаешь, зачем он ей был нужен? Только как средство борьбы за Макса! Сын родился, она увидела, что не действует, и начала искать новые. А Петька сам по себе, не пришей кобыле хвост…

— Его Петей зовут?

— Петр Максимович! Здорово, скажи? — Анька опять счастливо улыбнулась. — Я его так в шутку называю. Он привык уже, бежит, знает, что это его. Мы с Максом умираем со смеху.

— Ну, подожди, а как мадам все-таки в эту секту угодила? Боролась, боролась…

— Ей какую-то гадалку посоветовали. Та честно призналась: я тут помочь бессильна. Но в тайге живет пророк Иероним. Он может все!.. Она поехала за одним, а получила совсем другое. Смысл жизни. Это она все Максу поведала перед отъездом. Они очень хорошо расстались. Она так и сказала: «Благодаря тебе я поняла смысл жизни!» — Анька помолчала. — Ладно, Марин, ну их, эти россказни. Я ведь к тебе по делу. Найди Петьке няньку.

— Няньку? Да у меня никого на примете нет. Сейчас же агентств много. Ты бы позвонила.

Звонила, звонила. Все какой-то кошмар. И два с половиной доллара в час. Я согласна, хорошая няня — дорогое удовольствие. Но было бы за что платить. Ты все-таки в школе работала. Может, позвонишь кому?

— Ладно, попробую, — пообещала я, не имея в виду ничего конкретного.

Анька обрадовалась.

— А с Додом… Что тебе посоветовать? Мы с Ларой дрались за Макса. И обе оказались в выигрыше. — Она по привычке скривила рот. — Шутка.

— Знаешь, Ань, — сказала я вдруг совершенно спокойно. — Я не борец. Мне надо уезжать отсюда. И чем скорей, тем лучше.

— Слушай, это не по-человечески, — развела руками Анька. — Жили вместе, он с тебя пылинки сдувал… Уйти и не сказать «до свидания»…

— Сама же говорила: начнешь разговоры и вообще никуда не уйдешь. Будет не жизнь, а долгое прощание.

Анька в раздумье пожала плечами:

— Что ж, у каждого своя правда. А все-таки подумай. У вас с ним ведь не то, что называется заурядный романчик…

Я старалась не вслушиваться: берегла свою израненную душу.

— Поможешь мне переехать?

— Да ради бога! У меня теперь такая тачка — Ларино наследство. На ней полквартиры можно вывезти.

— Какие там полквартиры. — Я обреченно махнула рукой.

Глава 25

Мне снилось головокружение. Преодолевая тяжесть и тошноту, я плелась на работу, потом возвращалась домой, с огромными сумками поднималась по длинной крутой лестнице, войдя в незнакомую квартиру, швыряла сумки на пол — скорее лечь! — но в это время где-то звонил телефон.

Я вскакивала. Нет, это не телефон — будильник. Окончательно просыпалась уже стоя у окна, смотрящего на Воркутинский проезд, фонарь освещал один квартал улицы: облезлые пятиэтажки, кучки мусора, чахлые деревья — дальше поворот, и все тонет в темноте. Я любовалась этим великолепием и чувствовала привкус безумия во рту.

Где я? В Москве? В Воркуте? А может, вовсе на Марсе?.. И кто я? Зомби? Мертвец из телесериала? Маленький астероид, бесцельно блуждающий по безвоздушному пространству?..

Откуда-то издалека снова подступало знакомое головокружение, и одновременно раздавался щелчок выключателя.

— Маруська! — Мама очень изменилась в последнее время. Меня она теперь —называла забытым детским именем. — Скорее буди мальчиков, а то опоздают.

Перед зимними каникулами Денис сдавал экзамены в лицей при Менделеевской академии и страшно радовался, что поступил. Обратной стороной этой медали была дорога — час двадцать в один конец. Вставал в начале седьмого, выезжал в семь и успевал еле-еле.

Вслед за Денисом уходила мама. Она, ко всеобщему удивлению, изъявила желание поработать у Аньки.

— Какая зарплата? — переспросила она, случайно услышав мой разговор с приятельницей по старой работе. — Быть не может! Повтори! И с их питанием? Это мне учителем три месяца работать… даже с четырнадцатым разрядом!..

Анька уходила на работу в девять, но маму они ждали к восьми.

— Что бы я без нее делала? — кричала мне Анька по телефону. — Мы ни позавтракать не можем, ни на работу собраться, я уж не говорю про Петьку.

Мама иногда поругивала Аньку за безалаберность, но поругивала добродушно. И ездила к ней с удовольствием.

Последним из дому уходил Олег. Его школа во дворе, и он успевал еще поиграть на компьютере после ухода старшего брата.

— Иди, иди, опоздаешь, — торопила я.

Олег, вымуштрованный бабушкой, уходил, не доиграв. Хлопала дверь, и я оставалась одна.

Общеизвестно, что дома всегда есть что делать. Особенно если в этом доме двадцать два квадратных метра жилой площади, а живут на них четыре вполне самостоятельных человека. У каждого свои склонности и привычки.

Например, мама. Обожает журнал «Семь дней». Яркие стопки занимают все углы в квартире. Кроме того, она перечитывает романы Золя: закладывает толстенные тома футляром от очков и потом без конца ищет их. Еще мама не выбрасывает подаренные ей букеты, делает из них композиции и расставляет где попало.

Денис возомнил себя рассеянным профессором, эдаким Альбертом Эйнштейном. Без лицейских лекций и пахнущих пылью справочников за стол не садится, а после еды складывает все это на холодильник и будто бы забывает об их существовании.