Завет лихого пацана - Евгений Сухов

— Молодой человек, — вскинул он руку, — вы не скажете, как выехать на семьдесят четвертое шоссе?

От души отлегло, старик выглядел совсем не опасно. В руках ничего нет, вряд ли от него стоит ожидать каких-то неприятностей.

Приоткрыв окно, Геворкян ответил:

— Через три километра будет развилка, повернете направо…

Старик сделал вперед два торопливых шага.

— Простите, не слышу.

— Вперед надо проехать! — махнул рукой Геворкян.

Неожиданно дверца со стороны пассажирского кресла распахнулась, и Геворкян, обернувшись, увидел Веронику. Сейчас в ее облике не было ничего от той девушки, которую он знал прежде. Ее лицо неприятно и хищно вытянулось, отчего она стала выглядеть значительно старше. В правой руке она очень уверенно сжимала пистолет.

— Ты уже вернулась? — съязвил Геворкян.

— Я же тебе говорила, что быстро вернусь.

— Уж лучше бы ты задержалась.

Смотреть в сторону старика не хотелось. Вот и выяснилась причина его глухоты.

— Какой же я был глупец! — выдавил из себя Геворкян.

Вероника отрицательно покачала головой:

— Не кори себя. Просто тебе не повезло.

— Мне не следовало выключать двигатель, — сокрушенно вздохнул Геворкян.

— Да. Здесь ты допустил ошибку, — легко согласилась Вероника.

Она держалась от него на некотором расстоянии, и, судя по тому, как женщина сжимала пистолет, направив ствол точно ему в грудь, можно было предположить, что она мгновенно выстрелит при малейшей угрозе.

Совсем рядом Геворкян услышал хруст гравия, и тотчас распахнулась дверца с его стороны. В проеме двери он увидел луну, которая, зависнув над лесом ярко-желтым диском, освещала макушки елей. А немного в стороне, четко соблюдая должную дистанцию, стоял старик с пистолетом в руке. Оружие он держал грамотно, прижав локоть к туловищу. Из такого положения выбить пистолет крайне трудно. Теперь в этом человеке ничего не было от того ветхозаветного старца, каким он представлялся всего лишь несколько минут назад. Даже ростом он как будто стал повыше.

— Где алмазы?

— В машине.

— Выходи, — коротко и спокойно приказал старик.

Луна раздражала Геворкяна. Повиснув над головой старика, она выглядела нимбом, хотя на святого тот явно не тянул. Что ж, надо попробовать что-то сделать…

Распахнув дверь пошире, Геворкян рванулся из машины, и тут старик неожиданно шагнул навстречу ему и ударил его рукоятью пистолета по затылку. Последнее, что увидел Лавр, — опрокинувшийся лес и луну над ним.

Глава 28 ГДЕ АЛМАЗЫ?

Под потолком тускло горела лампа. Свет мешал уснуть, а во время бодрствования не давал возможности сосредоточиться. От него невозможно было спрятаться, проникая через веки, он постоянно раздражал сетчатку глаз. Создавалось впечатление, что свет пробивался даже сквозь черепную коробку, высвечивая те немногие думы, что приходили в голову в эту минуту. Эпицентр жизни был сосредоточен вокруг лампы, все мысли, которые возникали, вращались вокруг нее, и Никита был уверен, что если посильнее поднапрячься, то можно будет услышать их недовольный шепоток. Такое впечатление, что они существовали сами по себе. А сам он, разложенный на несколько составляющих, не имел ничего общего со своим прежним состоянием.

Стены тоже не способствовали хорошему душевному настроению. Серые, зацементированные под «шубу», безо всякой штукатурки, они словно были созданы неумелым мастеровым, бездушным дизайнером, который ради собственной забавы понабросал бурый раствор на стены. Застыв, он стал напоминать ландшафты, созданные воображением художника-сюрреалиста. Вот только прислоняться к подобным картинам не стоило, можно было ободраться в кровь.

Никита даже не знал, где он, собственно, находится. Выводили его из ресторана, набросив черный мешок на голову, в таком же виде, подхватив под руки, выволокли и из машины. Что он мог знать наверняка, так это то, что привезли его куда-то за железные ворота, хлопнувшие за спиной оружейным выстрелом, а потом охранники, подхватив его под руки, потащили куда-то вниз по ступеням. Причем последний отрезок показался ему настолько долгим, что возникало ощущение, как будто бы он спускался в преисподнюю. Дважды Никита едва не упал, но тотчас был подхвачен и поставлен на ноги. А сзади кто-то довольно ощутимо ударил его по шее чем-то тупым, видимо, дубинкой, принимая его падение за обычное арестантское баловство. Так что в следующий раз он старательно поднимал ноги, опасаясь споткнуться.

Судя по влажному застоявшемуся воздуху, они вошли куда-то в подземелье.

— Вот ты и дома, — объявил некто, стоявший рядом.

С головы грубо сорвали мешок, и Никита Зиновьев увидел шершавые цементные стены. Рядом стояли трое плечистых парней в черных масках.

— Послушайте, где я нахожусь?

— Где и положено.

Громко хлопнула металлическая дверь, оставив Зиновьева в одиночестве.

Никита лег на нары, попытался уснуть. Тщетно! Свет проникал через сомкнутые веки, будоражил, до предела натягивал нервы. Это был каменный мешок без окон. Камера! Время находилось где-то за ее пределами, а вся его жизнь теперь сконцентрировалась на небольшом участке в несколько квадратных метров.

Зиновьев вздрогнул оттого, что дверь с шумом отворилась. Значит, про него все-таки не позабыли. В камеру вошли двое крупных мужчин в джинсовых костюмах. Ничего удивительного, так проще. В такой одежде можно перекусить в ресторане средней руки и учинить допрос в казематах. Весьма демократичная одежда. Один был постарше, лет тридцати пяти-сорока, с короткой стрижкой и с заметной сединой. Второй несколько моложе, с черными волосами и крупным носом.

— Встать! — тихо, но веско приказал один из них.

Зиновьев поднялся. Внутри вызревал протест, но, поразмыслив, он подавил его усилием воли — казематы не самое удачное место для того, чтобы качать свои права.

— Ты догадываешься, где находишься? — спросил тот, что был с короткой стрижкой и редкой сединой на висках.

«Ушастик» — окрестил его про себя Никита, потому что крупные уши вошедшего были прижаты к вытянутому черепу, а высокий лоб выдавал в нем интеллектуала.

Никита пожал плечами:

— Откуда?

Ему очень хотелось верить, что сказал он это довольно беззаботно, но, судя по тому, как непроизвольно дернулся правый уголок рта, получилось это у него весьма скверно.

Вошедший обвел красноречивым взглядом помещение и продолжил:

— Мы это место называем душиловкой, — сказано это было даже с некоторой задушевностью в голосе. — Поясняю. Набрасываем мешок на голову и стягиваем жгутом горло до тех самых пор, пока арестант не испустит дух. Чего же ты молчишь?

— А что я должен говорить?

— Ну, например, спроси, куда потом мы деваем трупы?

Второй разразился мелким смешком, невероятно действовавшим на нервы.

Пожав плечами, Никита постарался ответить как можно равнодушнее:

— Наверное, зарываете где-то здесь.

Ушастик отрицательно покачал головой.

— Не угадал. Здесь не получится, — очень серьезно сказал он. — Тут цементный пол. А его просто так не вскроешь, нужно долбить отбойными молотками. Тут по соседству кафе, а шум может привлечь нежелательных свидетелей. Так что этот метод нам не подходит. Такие вещи у нас уже отработаны, мы просто вытащим тебя на носилках, погрузим в «Скорую помощь» и отвезем на кладбище. Про Татмазарки слыхал?

По коже Зиновьева прошелся неприятный холодок. О Татмазарках он знал, так называлось заброшенное татарское кладбище. Во все времена это глуховатое местечко пользовалось дурной славой.

Ушастик удовлетворенно кивнул.

— Вижу, что знаешь. Вижу, что боишься. И правильно! На твоем месте я бы тоже боялся. Эта система у нас уже отработана, уже пару десятков жмуриков таким образом схоронили. Знаешь, где ты будешь лежать? — Никита молчал. Не дождавшись ответа, тот продолжал: — В самом углу. Хорошее место? Вижу, что тебе это по душе. Там тополя высоченные, место очень тихое. В этом углу обычно хоронят бесхозные трупы. Так что ты будешь одним из них.

— Послушайте, — нервно сказал Никита, — произошло какое-то недоразумение…

Ушастик шагнул вперед, отчего Зиновьев невольно отступил к стене.

— Недоразумение, говоришь?! Где алмазы, козел! Куда ты их подевал?!

Никита нервно сглотнул.

— У меня больше нет никаких алмазов. А то, что было, вы уже забрали.

Коротким и точным ударом второй ткнул Никиту в солнечное сплетение. Тело пронзила боль, и Никита согнулся пополам, ощутив свою полнейшую беспомощность. Достаточно было слегка его толкнуть, чтобы он рухнул на цементный пол.

— Ты хочешь, чтобы я тебе добавил, сука? — ухватил Никиту за волосы Ушастик. — Так это я тебе быстро устрою. Мы не из тех людей, которые будут с тобой церемониться. Ты меня понял?!