Вопрос — ответ - Викас Сваруп

Зато Шанкар приходит в ужасное волнение.

— Ч Щкфч Пифпи, Ыдысяод, — заявляет он, улыбаясь во весь рот.

Мадам даже не замечает его присутствия.

— Кто ты такой? — спрашивает она, пристально разглядывая мою одежду. — И почему пришел с ним?

Под ее холодным взглядом так и хочется съежиться. Надеюсь, туалет в «Макдоналдсе» помог мне принять хоть немного достойный вид.

— Меня зовут Раджу Шарма.

В самом деле, не называть же в этом городе свое настоящее имя. Только не после того, как я убил человека в поезде.

— О, так ты брамин? — Ее глаза становятся еще подозрительнее.

Можно было бы догадаться, темнокожий брамин — это что-то новенькое.

— Ну да. Я впервые в Агре. Вот хотел узнать, нельзя ли здесь остановиться.

— Для жильцов у нас есть отдельный флигель.

Занятно: она использует королевское «мы», говоря о собственной персоне.

— Свободных комнат сейчас нет, но если подождешь неделю, мы что-нибудь придумаем. Это будет стоить четыреста рупий за тридцать дней. Плата — вперед и полностью, в начале каждого месяца. Если тебя устраивают условия, Лайджванти покажет особняк. А уж первую неделю как-нибудь сам выкручивайся.

— Благодарю вас, мадам, — произношу я на чистом английском. — Я готов снять комнату и заплатить четыреста рупий на следующей неделе.

При звуках английской речи женщина еще раз внимательно смотрит на меня. Суровое лицо немного смягчается.

— Может, поживешь пока у Шанкара?.. Лайджванти, проводи новичка.

Собеседование окончено. Даже в дом заходить не пришлось.

Флигель оказывается прямо за особняком. Это североиндийская разновидность уже знакомого чоула. Огромный, мощенный булыжниками двор окружен соединенными между собой жилищами — кажется, их тут около тридцати. Комната Шанкара почти посередине восточного коридора. Мальчик отпирает дверь, и мы заходим. Скудная обстановка, тесная примыкающая кухонька… Совсем как было у нас в Гхаткопаре. Общие туалеты располагаются в самом конце западного коридора. Мыться можно только в центре двора, под струей из колонки, прямо на глазах у всех обитателей флигеля. Лайджванти показывает свою комнатку и ту, куда я вселюсь через неделю.

Она уже хочет уйти, когда я торопливо спрашиваю:

— Простите, но кто этот мальчик, Шанкар? Я встретил его несколько часов назад, рядом с Тадж-Махалом.

Служанка вздыхает.

— Сирота. Мы все к нему очень привязаны. Бедняжка повредился умом и не умеет разговаривать нормально, лепечет какую-то чепуху. Знай себе целыми днями бродит по городу без дела. Наша мадам по доброте сердечной выделяет ему бесплатную комнату и даже дает немного денег на еду. Иначе парня давно бы забрали в лечебницу для душевнобольных.

Не могу поверить. Как же так? Шанкар показался мне довольно смышленым ребенком, разве что с нарушением речи. Пожалуй, насчет хозяйки особняка я тоже ошибся. Женщина, способная помогать несчастному сироте, не может быть настолько злой, насколько выглядит со стороны.

— А ваша мадам? Расскажите про нее, — прошу я. Лайджванти с важным видом придворного историка перечисляет царственных предков своей работодательницы.

— По-настоящему она королева Свапна Деви, но мы говорим: «Мадам» или «Рани-сахиба». Отцом ее был король Раджа Шивнатх Сингх из династии Раторе. Дедом по материнской линии — король Дхарелы (это рядом с Агрой) Раджа Рави Пратап Сингх, первый владелец этого хавели. Когда ей исполнилось двадцать лет, Свапна Деви вышла замуж за сына короля Бхадоби, Кунвара Пратапа Сингха из династии Гаутам, и переехала в фамильный особняк в Бенаресе. К сожалению, молодой принц, ее супруг, скончался на втором году брака, а мадам так и не вышла больше замуж. Королева еще двадцать лет провела в Бенаресе. Между тем ее дед, Раджа Рави Пратап Сингх, тоже умер, и Свапна Деви унаследовала от него этот хавели. Так что последние десять лет хозяйка прожила здесь, в Агре.

— А дети? — интересуюсь я.

Служанка грустно качает головой.

— Нет, у мадам никогда не было наследников. Поэтому она так любит заниматься благотворительностью и устраивать вечеринки. Говорят, она самая богатая женщина в Агре. И уж точно с хорошими связями. Окружной судья и комиссар полиции обедают у нас каждую неделю, так что даже не мечтай обманывать хозяйку насчет ренты. Не заплатишь — мигом вылетишь на улицу. Заруби себе на носу.

Приходит вечер. Шанкар готовит ужин для двоих и уступает мне свою кровать. А сам ночует на жестком каменном полу. От этой невиданной доброты на глаза наворачиваются слезы. Ведь я познакомился с ним четыре часа назад! То обстоятельство, что мы оба сироты, связывает нас крепкими узами сострадания. Узами, которые ценнее дружбы. Важнее братства. И выше всяких слов.

Ночью в Агре идет дождь.

Итак, за неделю нужно было раздобыть четыреста рупий. И я, не теряя времени, бросился копить познания, необходимые на избранном поприще. Заработанные пятьдесят рупий позволяли пройти на территорию мавзолея два с половиной раза. Вместе с десяткой, одолженной у Шанкара, получалось три. Теперь я без устали околачивался возле западных туристов, слушал англоговорящих экскурсоводов и старался твердо запомнить каждое слово и цифру. Особых сложностей тут не возникало — частично потому, что я пристрастился к Тадж-Махалу, словно карманник к набитому автобусу. Или это был голос крови? Мумтаз могла бы вполне оказаться давней прабабушкой моей матери. А неизвестный отец — потомком великой могольской династии. Как бы там ни было, к четвертому дню я набрал достаточно сведений, чтобы пополнить обширные ряды подпольных гидов по Агре. Бродил у главных ворот из красного песчаника и предлагал свои услуги заморским туристам, которые липли к Тадж-Махалу, несмотря на удушающую жару июня. Первыми клиентами стали британские студентки — загорелые, почти не одетые, с веснушками на щеках и дорожными чеками в карманах. Девушки ловили каждое мое слово, не задавали мудреных вопросов, без конца щелкали фотоаппаратами, а потом оставили на чай бумажку в десять фунтов. Уже в обменнике — даже после того, как бессовестный владелец бюро забрал себе целых три процента комиссионного сбора — выяснилось, что я превратился в счастливого обладателя семи с половиной сотен рупий. Почти двухмесячная плата за жилье!

Через неделю я перебрался в отдельную комнату. Однако за эти семь дней успел немало узнать о Шанкаре. Например, убедился, что мальчик не попусту лопочет языком, а говорит осмысленно, то есть понимает каждое свое слово, только нам объяснить не может. И что больше всего моему соседу нравится чечевица с чапатти, а вот капусту и баклажаны он просто на дух не переносит. Да, и еще — мальчика не занимали никакие игрушки. Зато он чудесно умел рисовать. Шанкар мог изобразить по памяти кого угодно, причем с удивительной точностью. А по ночам он, как и я, видел сны о матери. Раза два меня будили его крики: «Мама! Мамочка!» Как ни крути, получалось одно: в глубинах рассудка моего товарища таилась способность произносить нечто большее, чем набор непонятных звуков.

И все-таки жизнь рядом с ним повлияла на мою психику. Помню, однажды мне приснилась высокая молодая дама в белоснежном сари с маленьким ребенком на руках. Ветер сердито выл и закрывал ее лицо прядями иссиня-черных волос. Младенец нежно смотрел ей в глаза и лепетал: «Мама… Мама…» Женщина открыла рот, собираясь ответить, но с ее губ сорвалось лишь: «Ч Щкфч Пифпи, Шзрсо». Сын завизжал и рванулся прочь. Проснувшись, я первым делом проверил, могу ли нормально разговаривать.

Так прошел целый год в Агре. Чего я только не выяснил о Тадж-Махале! Изучил подробности личной жизни Мумтаз — хотя бы то, что четырнадцатого ребенка, при родах которого скончалась императрица, звали Гаухарар. Затвердил назубок бюджет строительства Таджа: государственная казна поставила четыреста шестьдесят шесть килограммов и пятьсот пятьдесят граммов чистого золота, что потянуло по тем временам на шесть лакхов, а полная стоимость сооружения составила сорок один миллион восемьсот сорок восемь тысяч восемьсот двадцать шесть рупий, семь анн[97] и шесть паев.[98] Исследовал разные мнения по поводу того, кто же на самом деле возвел чудо света, и ложные притязания итальянского ювелира Джеронимо Веронео. Услышал миф о втором Тадж-Махале и таинственные слухи о третьей могиле, спрятанной в подземных чертогах. Мог подолгу рассуждать об искусстве pietra dura,[99] использованном в растительных узорах на стенах усыпальницы, и об особенностях сада, устроенного в персидском стиле. Мой беглый английский мгновенно дал возможность хорошего старта. Иностранцы валили ко мне толпами; довольно скоро слава о гиде Раджу разнеслась повсюду. Впрочем, это не значило, что я действительно в чем-то стал разбираться. Ни в коем разе. У меня была информация, но не знания. Экскурсовод Раджу почти не отличался от попугая, который прилежно повторяет чужие речи, не понимая ни слова.