Бесплодные земли - Стивен Кинг

– О'кей, – сказал Джейк. – Спасибо. Я зайду обязательно.

Но как только он вышел на улицу, им завладело одно неприятное чувство: Джейк понял, что больше уже никогда не вернется в «Манхэттенский ресторан для ума».

Джейк медленно шел вдоль по Второй-Авеню, держа в левой руке свои новые приобретения. Поначалу он еще бился над этой загадкой – Нету ног, но на месте она не стоит; ложе есть, но не спит? – но мало-помалу ее оттеснило нарастающее предчувствие. Казалось, все чувства его обострились как никогда: асфальт как будто искрился миллионом сверкающих крапинок, каждый вдох был насыщен тысячью смешанных ароматов, и в каждом звуке, который он слышал, ему мнились иные, потаенные отголоски. Наверное, то же чувствуют собаки перед сильной грозой или землетрясением – Джейк был уверен, что так оно и есть. Но только предчувствие приближающегося события было хорошим, как будто то, что должно сейчас произойти, обязательно уравновесит весь этот ужас, приключившийся с ним три недели назад. И с каждой секундой оно становилось сильнее, предчувствие.

И вот теперь, когда Джейк подошел совсем близко к месту грядущего действия, где все должно разрешиться, его опять охватило то странное ощущение, как будто он знает все наперед.

Какой-то бродяга попросит меня дать денежку, и я отдам ему мелочь со сдачи, которую дал мне мистер Тауэр. Потом будет музыкальный магазин. Дверь будет открыта, чтобы шел свежий воздух, а внутри будет играть «Rolling Stones». Потом я увижу свое отражение в зеркалах.

Движение на Второй-Авеню было все еще небольшим. Такси, сигналя вовсю, проворно лавировали между медлительными легковушками и фургонами. На лобовых стеклах и ярко желтых их кузовах играли блики веселого майского солнца. Ожидая у светофора, когда загорится зеленый, Джейк заметил бродягу на том углу Второй и Пятьдесят-Второй. Тот сидел прямо на тротуаре, привалившись спиной к кирпичной стене маленького ресторанчика. Подойдя ближе, Джейк разглядел, что ресторан называется «Чав-чав».

«Чу-чу, – невольно подумалось Джейку. – Вот – правда».

– Хотя бы 25 центов? – устало спросил бродяга, и Джейк ссыпал не глядя ему на колени всю сдачу из книжного магазина. Теперь, точно как по расписанию, он услышал «Rolling Stones»:

«Я вижу красную дверь и хочу ее выкрасить в черный,Никаких больше красок, я хочу, чтобы все стало черным…»

Джейк увидел теперь – безо всякого удивления, – что магазин называется «Башня Мощи. Музыка на любой вкус».

Похоже, сегодня у нас массовая распродажа башен.

Джейк шел вперед. Дорожные знаки и вывески плыли мимо, как будто в туманном сне. В квартале между Сорок-Девятой и Сорок-Восьмой располагался один магазинчик. Он назывался «Твои отражения». Джейк повернул мимоходом голову. Все, как он и предвидел. Он знал, что так будет: дюжина Джейков в дюжине зеркал – дюжина мальчиков, маленьких для своего возраста. Одетых в аккуратные школьные костюмы. Синие блейзеры, белые рубашки, темно красные галстуки, серые брюки. В школе Пайпера не было обязательной строгой формы, но определенные – негласные – правила существовали, и родители учеников неуклонно им следовали, одевая своих драгоценных чад.

Теперь школа казалась такой далекой. Такой «давнишней».

Внезапно Джейк понял, куда он идет. Понимание это пробилось в его сознании, точно родник освежающей чистой воды, бьющий из-под земли. «К лавке деликатесов, – сказал он себе. – Во всяком случае, так оно смотрится с виду: простой магазинчик деликатесов. Только, если на самом деле, это вовсе не магазин… это проход в другой мир. В тот мир. Его мир. Правильный мир».

Джейку уже не терпелось. Он побежал, жадно глядя вперед. На переходе через Сорок-Седьмую горел красный свет, но Джейк даже не посмотрел на светофор: спрыгнув с тротуара, он этак шустро понесся по белым полоскам «зебры», едва ли взглянув налево. Раздался визг тормозов и скрежет покрышек. Какой-то фургон резко остановился, когда Джейк пронесся перед самым его капотом.

– Эй! У тебя как с головой? – прокричал водитель, но Джейк даже и не поглядел в его сторону.

Еще только один квартал.

Джейк поднажал. Теперь он несся, как угорелый. Галстук сбился набок и трепыхался за левым плечом. Волосы развевались, отброшенные со лба назад. Мягкие туфли гремели по тротуару. Прохожие изумленно – или просто с любопытством – косились на Джейка, но сам он не обращал внимания на эти взгляды. Как не обратил он внимания на рассерженный окрик водителя на переходе.

Вот здесь… на углу. Рядом с магазинчиком канцтоваров.

Впереди показался какой-то дядька в темно коричневой рабочей форме с длинной тележкой, нагруженной картонными ящиками. Джейк перепрыгнул ее, как барьер, вскинув руки. Ни дать, ни взять, бег с препятствиями. Заправленная рубашка выбилась сзади из брюк и торчала теперь из-под синего блейзера, точно краешек детского фартучка. Приземлившись с той стороны тележки, Джейк чуть не врезался в коляску с ребенком, которую катила перед собой молодая пуэрториканка. Он обогнул ее сходу, ну прямо как полузащитник, закрывший брешь в линии защиты и спасший тем самым свои ворота.

– Где пожар, молодой человек? – полюбопытствовала молодая пуэрториканка, но Джейк даже и не взглянул в ее сторону. На всех парах он пронесся мимо магазинчика канцтоваров с блокнотами, ручками и калькуляторами в витрине.

«Дверь! – твердил он себе, ликуя. – Сейчас я ее увижу! И что потом? Стану стоять и смотреть? Да ни в жизни, Хосе! Я пройду через эту дверь… а если она вдруг закрыта, я ее просто снесу с пете…»

Тут он обнаружил, что добрался уже до угла Второй и Сорок-Шестой, и наконец остановился, проскользив на каблуках. Посреди тротуара. Дыша тяжело и со свистом. Руки стиснуты в кулаки. Волосы снова упали на лоб влажными от испарины прядями.

– Нет, – он едва не расплакался. – Нет! – Но это неистовое, полубезумное отрицание не изменило того, что он видел. Вернее, того, что не видел. Смотреть, собственно, было и не на что. Деревянный забор, а за забором – пустырь, замусоренный и заросший сорняками.

Дом, который когда-то стоял здесь, давно снесли.

Минуты две Джейк стоял неподвижно перед дощатым забором, тупо глядя на захламленный пустырь за ним. Губы его кривились в горькой и однобокой усмешке. Он буквально физически ощущал, как тает надежда, как испаряется непоколебимая – абсолютная – его уверенность, сменяясь отчаянием, горше которого он еще в жизни не знал.

«Очередная ложная тревога, – подумал Джейк, когда прошло первое потрясение, и он снова обрел способность хотя бы о чем-нибудь думать. – Очередная ложная тревога. Очередной тупик. Давно засохший колодец. Теперь опять появятся голоса, и как только это произойдет, я, наверное, закричу. И это – нормально. О'кей. Мне, потому что, уже надоело. Я не выдержу больше. Мне надоело сходить с ума. Если так вот и сходят с ума, то пусть это случится быстрее, сейчас, пусть меня заберут в дурдом и что-нибудь вколют такое, чтобы я отрубился и все. Я сдаюсь. Это – конец всему. Бобик сдох».