Стервятники (Мертвый сезон) - Джек Кетчам

Между тем в мозгу Марджи успели зародиться, а затем стали стремительно смешиваться, переплетаться друг с другом две мысли, образуя некую новую, единую конструкцию. Первой была ее ненависть к этому существу – она сидела глубоко и прочно; другая же воплощала в себе совершенно новое восприятие девушкой того безграничного зла, которое в данный момент ее окружало. Сюда входило и то ужасное место, где она оказалась, и сами эти полузвери, не имевшие понятия ни о любви, ни о нежности, знавшие лишь жуткую смерть, свои вечно неутолимые аппетиты и вовлекавшие всех оказывавшихся в их власти людей в тот же порочный, черный круг саморазрушения. Мысленно она в очередной раз увидела заполненную трупами ночь; дом, ставший мрачным некрополем странных мертвых детей, ее собственных друзей и родной сестры, которую она так любила; и вот теперь эту жуткую, омерзительную конуру, которой суждено было стать последним в ее жизни пристанищем. Что бы она сейчас ни сделала, что бы ни случилось, все это уже не имело никакого значения. Ник так и не отыщет ее. Да и никому это не удастся. И то, что она должна сделать сейчас, было продиктовано ей с самого начала, с того самого момента, когда она только увидела смерть своей сестры. В сущности, все это было очень даже просто.

Тощий наконец достиг оргазма, тогда как Марджи терпеливо ждала того момента, когда первая теплая струя его выделений ударит ей в заднюю часть неба. Если бы она верила в Бога, то в тот момент была бы безмерно благодарна Ему – ведь она сама молила Его о малейшем, крохотном моменте власти над этим существом, и Он даровал ей его. Марджи закрыла глаза и почувствовала, как ненависть сжимает ее челюсти, словно тугой кулак. Конечно, это не убийство, – подумала она, судорожно сжимая зубы, – но сгодится и это.

А уже через мгновение она вскочила на ноги, чувствуя, как ее ноги и обнаженные бедра захлестнула теплая струя крови тощего, тогда как сам он дико завизжал и, выпустив ее волосы, принялся зажимать ладонями стремительно исторгающийся поток красной жидкости. Он выл, как раненый зверь, и Марджи наслаждалась звуками его голоса. Ей было приятно ощущать медленно остывающую влагу, густо покрывшую ее бедра...

И вот она поймала себя на мысли о том, как с искаженным от дикой ярости ртом мчится ко входу в пещеру, не обращая никакого внимания ни на женщин, которые словно из-под земли возникли перед ней; пытаясь схватить ее, ни тем более на лысого громилу, который, похоже, слишком ослабел от собственной кровопотери, чтобы хоть как-то задержать ее.

В безудержной ярости Марджи разметала всех их по сторонам, а одного ребенка с такой силой толкнула на каменную стену пещеры, что его голова тут же треснула и раскололась как арбуз. Услышала она и свой собственный крик – это был дикий вопль торжествующего воина, ликующего при виде гибели своих врагов. А она и в самом деле радовалась, более того – пребывала в восторге оттого, что все же смогла причинить ощутимый вред своему мучителю и вырваться на свободу. Широко раскинув руки, она мчалась к выходу, миновав костер, языки пламени которого на миг лизнули ее обнаженные голени, мимо всей этой получеловеческой мерзости и мусора, представители которого ошалело наблюдали за ее действиями.

Марджи увидела промелькнувший впереди луч лунного света и устремилась туда, откуда доносился свежий аромат моря – и вот уже через какое-то мгновение он ударил ей в ноздри, пробившись через тягучую пелену дыма и смрада. А все-таки получилось, – торжествующе подумала она. – Все же я его достала!

Она отдернула шкуру, закрывавшую вход в пещеру, и бросилась в расступившуюся перед ней темную ночь.

Мужчина в красной рубахе медленно поднимался по тропе, ведущей к пещере, когда до него донеслись раздавшиеся изнутри крики, причем это были крики отнюдь не пленников – не того мальца или женщин, – а его собственных людей. Самым громким, при звуках которого он даже застыл на месте, был крик его брата. Ему еще никогда не доводилось слышать, чтобы кто-то кричал подобным образом, но голос брата он не спутал бы ни с каким другим. Ночь наполнили разгневанные призраки, которые сорвали их охоту и теперь требовали платы за все содеянное этим племенем.

Услышав вырывавшиеся изнутри вопли, он в страхе остановился. Шум не стихал, и, смешиваясь со страхом, стал словно давить на него своей массой; какофония звуков медленно пробивалась в глубины его мрачной, не знающей сострадания души, повинуясь наследственному зову крови и насилия. Он не мог не ответить на этот зов, и потому мрачный, молчаливый и безрадостный двинулся дальше.

В своем стремлении к свободе Марджи совершенно не заметила его. На какое-то короткое мгновение волны чистого и свежего воздуха, словно руки нежного возлюбленного, окутали ее со всех сторон. Но уже в следующую секунду руки «красного» схватили ее, и она тут же принялась сопротивляться грубой мужской хватке, разрывая окровавленными ногтями его грязную рубаху. Однако даже вся вновь обретенная сила не могла спасти девушку.

Марджи, конечно, даже не могла догадываться о том, что все это видел и Ник, который следовал за «красным» и при виде случившегося стал с удвоенной скоростью подниматься по каменистому склону. Для нее самой все рухнуло почти мгновенно, сразу; тело обмякло, и она уже не сопротивлялась мужчине, когда тот затащил ее назад в пещеру и бросил рядом с костром. Она была вконец выхолощена, измотана, потеряна, и та сила, которую ей с таким трудом удалось обрести, никогда уже не вернулась бы снова. Битва была окончена – битва, но не ее кошмар...

Уже в следующую секунду ее облепили дети, налетевшие со всех сторон, словно мухи на падаль. Она принялась кричать – это был тонкий, пронзительный вопль, который даже отчасти не выражал всего ее отчаяния и боли; дикий стон тысяч нервных окончаний, лопнувших и порвавшихся под натиском их тел и зубов. Они кинулись на нее как волки, зубами разрывая ее щеки, руки, плечи, яростно прорываясь к грудям и бедрам. Словно в немом изумлении она наблюдала за тем, как ее пожирают – заживо. Вот она увидела, как они отгрызли с одной груди сосок, как продолжали наваливаться на нее – и в этот момент прозвучал грохот выстрела.

Поднимаясь по узкой тропинке к пещере, Ник даже не подозревал о том, что ему когда-либо доведется увидеть подобную картину, однако уже через минуту она предстала перед его взором. Стоявший перед костром «красный» резко развернулся и уставился на него; по бокам от него пристроились обе женщины – беременная стояла рядом с залитым кровью мальчиком, голова которого под неестественным углом завалилась на одно плечо. В отдалении маячило лицо паренька, который сидел в клетке и изумленно взирал на происходящее, тогда как какой-то тощий мужичонка стоял на коленях и, оглушительно воя, сжимал руками промежность. Третий мужчина – мощного телосложения, но словно обескровленный – тянулся к чему-то, лежащему на полу, очевидно, к какому-то оружию. И, наконец, эта стая завывающих, злобно оскалившихся детей, сгрудившихся над каким-то существом, которое судорожно металось по земле и отчаянно отбрыкивалось от них. Марджи. Ухватив в какую-то долю секунды осколки всех этих мыслей, он тут же открыл пальбу.

Первая пуля пролетела мимо, не причинив никому вреда и лишь звонко рикошетируя от стен где-то за спиной у «красного». В замкнутом пространстве звук выстрела оказался просто чудовищным, мужчина в красном как-то даже растерялся – судя по всему, он никак не ожидал увидеть Ника здесь, у себя в пещере, да к тому же и стреляющего. К тому моменту, когда он наконец пришел в себя, Ник уже сместил дуло револьвера и выстрелил снова – пуля угодила «красному» прямо в центр груди и с сокрушительной силой откинула его тело к костру. Умер он, судя по всему, еще до того, как опустился на землю. Помещение заполнили густой темный дым и столб искр, а красная рубаха дикаря стала быстро чернеть. Руки и ноги покойника совершили несколько конвульсивных подергиваний, свалили висевший над костром котел и выплеснули его содержимое на каменный пол.

Один из мальчиков – тот, что был постарше, – яростно зашипел и кинулся в глубь пещеры; остальные последовали за ним. Из-за наполнявшего пространство пещеры густого дыма Ник мог лишь с трудом различать их фигуры. Зато он отчетливо видел тело Марджи, которая шевелилась у его ног и слабо постанывала. Значит, все еще жива. Слава Богу.

Ник замахнулся палкой на женщин, которые стояли по обе стороны от него, заставив их отступить назад. Затем он увидел, как сквозь клубы дыма на него медленно надвигается лысый громила – одна рука замотана в какие-то шкуры, в другой зажат высоко занесенный над головой предмет, чем-то похожий на кривую дубину. Ник выстрелил и увидел, как лысый качнулся, а его изувеченная рука инстинктивно метнулась к животу. Тем не менее, он сделал еще один шаг, и Ник выстрелил снова – из того места, где у громилы была шея, ввысь взметнулся столб красной жидкости, тогда как голова, словно срубленное дерево, круто завалилась набок. Мужчина опустился на колени, а затем всем телом рухнул вперед. Дубина выскользнула из его руки и, прокатившись чуть вперед, остановилась у ног Ника, который только тогда смог разглядеть, что являлось оружием этого дикаря – это была человеческая рука.