Стервятники (Мертвый сезон) - Джек Кетчам

Марджи снова вспомнила сестру...

Казалось, что этому кошмару не будет конца. Но вот наступила тишина, и она снова повернулась к ним лицом; ей просто надо было – ради себя самой и ради Лауры – увидеть, что он сотворил с ней, стать свидетельницей его чудовищного преступления. И все-таки, чтобы сделать это, ей пришлось собрать всю свою волю. Когда же это свершилось, когда она снова открыла глаза, то вдруг обнаружила, что до самого конца израсходовала все свое мужество и что на том месте, где только что громоздилась ее несокрушимая воля к жизни, сейчас зияет бездонная дыра.

Все ее тело вдруг заколотила неукротимая дрожь. Она и сама не заметила, когда началась эта лихорадочная тряска, с каждым мгновением которой из нее, словно из лопнувшего бензобака, вытекали последние капли энергии. Вновь раскрыв глаза, она увидела, что у Лауры по локоть отрублены обе руки, и по колено – обе ноги. Конечности убитой он сложил здесь же, рядом с ней, навалив их друг на друга, словно это были дрова.

А Лаура между тем все еще была жива; веки, чуть прикрывавшие ее остекленевшие глаза, изредка вздрагивали, а грудь вздымалась и опадала в судорожных, спазматических вздохах.

Он сунул руку в карман, и Марджи снова увидела нож – и именно тогда поклялась, что если ей представится такая возможность, то она своими собственными руками убьет этого ублюдка. Сквозь туман одуряющего кошмара на нее накатывали похожие на яркие вспышки волны праведного гнева.

Годился бы этот подонок хоть на что-то, окажись он без своего ножа? Едва ли. Ярость вернула ей способность переживать нормальные, человеческие чувства, и она была благодарна за это судьбе. Ну что ж, если мне только удастся добраться до него, пусть тогда надеется на Господа Бога, – подумала Марджи.

Она снова сомкнула веки, еще плотнее прижалась к пареньку и стала молиться, чтобы Лаура умерла, умерла как можно скорее, и чтобы ей самой никогда больше не довелось видеть подобное.

Несколько мгновений спустя она услышала звук поворачиваемого в замке ключа.

Для гнева в ее душе уже просто не оставалось места – все оказалось занято ужасом, глубоким и всеохватывающим. Марджи почувствовала, что с такой силой вцепилась в руку лежавшего на дне клетки паренька, что тот даже вскрикнул.

И попытался было отдернуть руку.

– Нет, – проговорила она, – оставайся здесь. Ты должен будешь помочь мне!

Она понимала, что где-то в глубине своего сознания путала его с Ником – с тем самым Ником, который до сих пор так и не появился, который бросил ее, а сам по-прежнему прятался где-то на крыше дома. О, помоги же мне, – подумала она, взывая к кому угодно, ко всем и каждому, но здесь, рядом с ней, находился лишь этот паренек с жутко-спокойным, совершенно безжизненным взглядом.

Дверца клетки распахнулась. Марджи быстрым взглядом окинула пространство пещеры, но так и не увидела ничего, что могло бы помочь ей; ее глаза не выхватили ничего полезного. Она практически не обратила никакого внимания ни на сгрудившихся вокруг костра детей, ни на двух женщин, которые стояли и молча наблюдали за ней. Не заметила она и того, что Лаура наконец умерла и ее внутренности, извлеченные через громадную, зияющую в боку рану, лежали теперь на полу пещеры рядом с ней. Ускользнуло от ее внимания и то, что стоявший перед ней мужчина был весь в крови – Марджи он представлялся всего лишь тенью, тянувшейся к ней из пустого пространства – пустого потому, что в нем не было ничего, что могло бы хоть как-то ей помочь, а кроме этой помощи ее сейчас абсолютно ничего не интересовало.

Все также крепко сжимая руку паренька, она попыталась было волевым усилием отогнать тощего прочь. Тот, однако, не уходил.

Его длинные, тонкие пальцы сомкнулись вокруг ее предплечья и медленно, почти нежно, потянули из клетки. Его ладонь была грубой, заскорузлой, липкой от потемневшей крови. Марджи попыталась было ухватиться за паренька, но тот резким движением стряхнул ее руку, как если бы жест вызвал у него раздражение, после чего занял прежнюю позу в темном дальнем углу. Тогда она ухватилась за прутья клетки, но сил в руках уже почти не осталось, и потому он легко, словно младенца из колыбели, выволок ее наружу. Глаза Марджи застилали слезы, они ручьями текли по ее щекам, хотя она по-прежнему не проронила ни звука.

На какое-то мгновение в клетке воцарилась непривычная тишина. Вспомнив, как кричала Лаура, Марджи заставила себя хотя бы немного успокоиться.

Не сопротивляйся ему, не дерись, – повторяла она себе. – Действуй осторожно, очень осторожно.

Он поставил ее спиной к стене, как раз напротив того места, где лежало изуродованное тело подруги – хотя Марджи все так же не замечала его, – и принялся пристально всматриваться в ее лицо. Тишина словно сгустилась. Вот его рука скользнула ей между бедрами – Марджи подняла глаза к темному потолку, изо всех сил заставляя себя не чувствовать этого, вообще ничего не ощущать, и, тем не менее, обнаружила, что по коже побежали мурашки, а соски жестко напряглись. Пожалуйста, будь осторожна, – в который уже раз сказала она себе.

Его руки скользили по ее телу, оставляя после себя след неимоверного отвращения. Она заставляла себя стоять прямо, не уклоняться от его прикосновений, тем самым не давая ему повода совершить какое-то насильственное действие.

Внезапно он легонько хлопнул ее по затылку.

От этого неожиданного жеста Марджи даже подпрыгнула на месте – ему это понравилось. Рассмеявшись, он шлепнул ее еще раз, и Марджи почувствовала, что вопреки всей своей воле снова начинает испытывать гнев. О нет, – тут же подумала она, – успокойся; пожалуйста, не сопротивляйся ему...

Он шлепнул ее в третий раз – Марджи качнулась в его сторону и в этот момент услышала, как обе женщины также рассмеялись. Опустив ладони ей на грудь, он снова толкнул ее на стену, после чего принялся тыкать пальцами в живот и между ребрами. Она подняла руки, чтобы защититься от его несильных ударов, но он отбросил их в сторону и ткнул снова, на сей раз уже жестче, прямо под нижнее ребро. Марджи с трудом сдержала крик боли и тут же услышала поддразнивающий смех женщин, похожий на карканье дроздов.

Стоявший перед ней тощий отскочил назад и восторженно хлопнул в ладоши, после чего одной рукой ударил Марджи по уху; девушка поморщилась и качнулась в сторону. Тогда он снова принялся тыкать ее пальцами в груди и живот; затем просунул одну руку ей между ног и, ухватившись, с силой, болезненно потянул на себя, после чего отпустил и неожиданно с размаху отвесил ей тяжелую пощечину. Марджи ударилась спиной на стену, а когда смогла наконец отдышаться, тощий уже зашелся в приступе громкого, какого-то икающего хохота. Она почувствовала, как внутри нее, под покровом сосредоточенного притворства, что-то словно хрустнуло, и тут же заметила, как стремительно и бесконтрольно стал нарастать поток доселе сдерживаемого гнева.

Сжав руку в кулак, Марджи с силой ударила его. Удар получился отменный.

Вообще-то она была довольно миниатюрной женщиной, однако ей удалось вложить в этот удар всю массу своего тела. Кулак врезался ему в голову, непосредственно за ухом, и тощий даже покачнулся. А потом непонимающим взглядом уставился на нее. Марджи услышала, как у нее за спиной женщины и дети зашлись в дружном хохоте – на сей раз уже явно не над ней. Она сделала шаг вперед и снова ударила его, опять в голову, точно в ухо.

Тощий завыл.

А затем она словно сорвалась с тормозов, яростные удары посыпались один за другим. Ожесточившись, сверкая холодными глазами, она продолжала наступать на тощего, вынуждая его изумленно отступать назад, тогда как она снова и снова обрушивала на него всю мощь своих женских тумаков, совершенно не обращая внимания на боль в руках. Разумеется, существенного вреда она ему причинить не могла, но эта атака явно смутила, даже обескуражила его, так, что он даже непроизвольно поднял ладони и принялся закрывать ими лицо. При виде подобной картины женщины расхохотались пуще прежнего, и Марджи на мгновение испытала подлинный триумф победы. Убей его, – подумала она. – Боже Праведный, помоги мне убить эту сраную, вонючую мразь. Дикая, ликующая, находящаяся на грани полного бессилия, она тем не менее продолжала свой натиск, безостановочно осыпая тощего ударами. Однако, по мере накопления усталости, к ней возвращалось былое отчаяние. Ведь в сущности она не причиняла ему никакого физического вреда, а что будет потом, когда?..

Тощий уклонился от очередного удара, отступил назад и с ухмылкой сунул руку в карман. Марджи снова увидела тот же нож.

Он еще не был даже открыт, но, увидев его, девушка испытала то же самое чувство, как если бы заметила свившуюся в кольца и приготовившуюся к прыжку змею. Как вкопанная она застыла на месте. В то же мгновение все тело Марджи захлестнула волна полного изнеможения, едва не вынудившая ее упасть прямо в руки приближавшегося к ней противника. У нее закружилась голова, а сама она почувствовала презренную, постыдную слабость.