Скандал - Маргит Сандему

Ее отправили в очень респектабельный приют, заверили они. «Милосердие» – название гарантирует качество. Наилучший уход, разумеется, Бакман позаботился о своей бедной больной дочери. Нет, она никогда оттуда не выйдет, можно не беспокоиться. А санитары в подобных заведениях привыкли, что сумасшедшие рассказывают об убийцах в своих семьях, поэтому не будут обращать внимание.

Доктор Берг сначала намекнул, что лучше всего девочку… ну, не стоит продолжать, верно?

Однако Бакман тогда набросился на него. Да что он вообразил? Что коммерции советник хочет лишить жизни собственное дитя? Он на повышенных тонах говорил о своей чести и любви к дочери. Губы доктора немного скривились, но он уступил. Пусть девочка живет, но никому больше не причиняет беспокойства.

Взгляд Бакмана забегал по дождливому пейзажу за окном. Ясно, что у него не было времени навещать дочь! Да и травить девочке душу напоминанием о мире за больничными стенами… Все должны понять, что он не мог навещать ее! К тому же его заверили, что у нее все в порядке… Он исправно платил кучу денег только за то, чтобы быть уверенным в хорошем уходе.

Бакман украдкой взглянул на вторую Магдалену. Она с такой готовностью согласилась сотрудничать, когда им пришлось изолировать настоящую дочь. А ведь без дочери нельзя, именно она наследует дедово состояние! Иначе все коту под хвост. Ей пообещали пять тысяч – огромная сумма, неудивительно, что она сразу клюнула. Притворилась, что опечалена судьбой кузины, но быстро оправилась.

Но старый хрыч никак не умирал! А годами терпеть чужую девицу, разгуливавшую в твоем собственном доме, было отнюдь не весело. Конечно, она племянница Бакмана, и их долг – заботиться о ней, с тех пор как доктор Берг спровадил на тот свет ее папашу. Но разве он обязан питать к ней отцовские чувства? Неплохо было бы иногда использовать ее как няньку, но кажется, она не особенно в восторге. К тому же начала полнеть. Она не имела права, она должна походить на настоящую Магдалену!

Но теперь, наконец, все незаслуженные страдания советника Бакмана позади. Старик при смерти! Наконец-то, наконец-то! Доктор Берг в своих зашифрованных письмах жаловался, что он невероятно живуч. Но теперь скоро конец!

Старик настаивал, чтобы приехала внучка. Хотел увидеть ее перед смертью. Можно было бы так не спешить… Если бы не… Если бы в завещании не было условия, что она должна присутствовать. Судя по письму, так и есть. Потому-то Бакманы и мчались через всю Восточную Швецию, словно это вопрос жизни и смерти. Действительно, жизни и смерти. Но не их.

К полудню они добрались до Нуртэлье.

Все было мокрым после дождя. Все блестело: камни мостовой, листва, крыши домов…

Роскошный особняк Молина стоял совершенно тихим и безжизненным среди всеобщего влажного блеска.

Дом скорби?

А вдруг он умер? Это спасло бы их от многих неудобств, связанных с фальшивой Магдаленой. Но с другой стороны: если он настаивал на ее присутствии у смертного одра… Да, как бы им не проворонить наследство!

Ужасные мысли! Ждать столько лет и быть обманутыми в последний момент? Нет, старик не мог быть так дьявольски хитер! У него же одна-единственная наследница: внучка Магдалена.

И как ему известно, она припеваючи живет в Линчепинге. Единственная ложка дегтя в бочке меда – этот беспардонный щенок, заявивший на празднике в Линчепинге, что их Магдалена ненастоящая.

Откуда он взялся? Познакомился с ней на курорте Рамлеса? Чертовски некстати, конечно, но что может сделать этот молокосос? Им пришлось объяснить ему, что настоящая Магдалена умерла, и они взяли вместо нее девочку-сиротку.

Ладно, этот парень совершенно безобиден. Какой-то шлюзовой смотритель или что-то в этом роде. Господи, какое ничтожество! Во всяком случае, Ида заткнула ему глотку. С ним покончено!

Повозка остановилась. Они вылезли наружу, с трудом разгибая затекшие после долгой дороги члены. Потом вошли в дом, который скоро должен был стать их. Со всеми причитающимися ценностями: предприятиями тут и там, директорскими постами, властью, богатством, почестями!

По пути они захватили доктора Берга. Он был немного сердит, что старик не принимал его по меньшей мере пять дней. Отказывался от всяческого ухода, даже врачебного. Хотел умереть в покое, как сообщил слуга.

О Господи, последняя доза яда должна была свалить его за несколько часов! А старик до сих пор жив! Из чего же он сделан?

Никакого флага на флагштоке.

Значит еще не умер.

По лестнице им навстречу спустился слуга.

– Коммерции советник Бакман, как хорошо, что вы прибыли, – произнес он деликатным приглушенным голосом, каким говорят в доме умирающего. – Его милость так ждали свою внучку. Но разве фрекен Магдалена не с вами?

– Нет-нет, она приехала и сидит в экипаже. Она была так привязана к своему дедушке, что не хотела бы видеть его умирающим.

– Но это неизбежно и очень важно для фрекен Магдалены! Здесь находится адвокат; фрекен Магдалена и Его милость должны подписать некоторые бумаги. Адвокат хочет удостовериться, что она жива и вступит во владение наследством.

Бакман вздохнул.

– Магдалена! Сейчас же идем с нами! Девочка осторожно выбралась из повозки. Лицо ее было закрыто плотной вуалью.

– Как здоровье Его милости? – спросил врач, отвлекая внимание слуги.

– Очень, очень плохо, – ответил старый слуга. – Конец может наступить когда угодно. Только желание вновь увидеть внучку держит его на этом свете.

С приличествующей случаю торжественностью они поднялись по лестнице. Подошла служанка, взяла за ручку четырехлетнего единокровного брата Магдалены и удалилась. Малышу не следовало присутствовать при кончине старика.

– Его милость в голубой гостиной, – тихо пояснил слуга. – Он пожелал устроить ложе там. При нем находится адвокат.

Они сняли верхнюю одежду и с достоинство вошли. Фру Бакман, урожденная Берг, по-матерински обняв за плечи падчерицу Магдалену, коммерции советник Бакман, так и не поднявшийся выше чина, выхлопотанного тестем Молином, и доктор Эрик Берг, здесь называвший себя Люнгквист. Чтобы никто не узнал о его близком родстве с этими людьми.

Старый Молин полулежал на подушках в своей огромной постели. Адвокат скромно сидел чуть в глубине – за маленьким столиком по другую сторону кровати.

Молин весьма убедительно задыхался.

«О Боже, как он стар и жалок, – с отвращением подумал Бакман. – Теперь тебе не помогут все твои денежки, старый хрыч! Уплывут от тебя, как бы ты не жмотничал!»

– Магдалена, – прохрипел Молин. Девочка вышла вперед и сделала книксен. Господи, настоящая Магдалена никогда бы так не поступила, – раздраженно подумал Бакман. – Она бы порывисто обняла дедушку. Но эта, разумеется, так не могла. Ей нельзя было приближаться к полуслепым глазам старика».