Тайна загробного мира (Свидетельства об умерших, о бессмертии души и о загробной жизни) - проф.А.Г.Знаменский

Увидев этот сон, врач пошел в странноприимный дом; придя к одру разбойника, он нашел тело его еще теплым, оставленным душою; платок, наполненный слезами, лежал на глазах его. Узнав от находившихся при нем о покаянии, принесенном Богу, врач взял платок, представил его императору и сказал ему: «Государь! Прославим Бога, и при твоей державе спасся разбойник».

Однако, – заключает повесть эту весьма благоразумно передавший нам ее, – гораздо лучше благовременно приготовлять себя к смерти и предварять страшный час ее покаянием» («Пролог», 17 октября).

В прошедшем столетии в К. скончалась женщина, лет тридцати, Мария Н. Двадцати лет она выдана была в замужество за мастерового А. Н.; через год после свадьбы муж ее поступил в солдаты, и бедная молодая женщина, прожив после этого года четыре скромно и честно, увлеклась потом соблазном и повела жизнь безпорядочную. Духовный отец Марии нередко увещевал ее обратиться к жизни чистой и раскаяться в прежних проступках, но всегда получал кроткий ответ: «Постараюсь, батюшка, исправиться, постараюсь». Но несмотря на обещания и, без сомнения, действительное старание исправиться, поток соблазна и искушений снова увлекал ее в грех. Таким образом, бедная женщина провела немало лет попеременно, то в грехе, то в раскаянии, то опять в грехе. Но вот в один день зовут духовника Марии для ее напутствования. «Давно ли Мария больна?» – спрашивает он и узнает, что она месяца три уже страдает грудною водянкой и часто о чем-то грустит и плачет.

При исповеди духовник нашел Марию в сердечном сокрушении, и, вместе с тем, сверх чаяния, в великом, почти радостном уповании на милосердие Спасителя. Она рассказала, что в эти три месяца своей болезни, она много страдала от угрызений совести при воспоминании о своих грехах и при мысли, что не воспользовалась в свое время наставлениями своего духовного отца и одного благочестивого старца-странника, что не могла исправиться от своей слабости; нередко доходила до уныния и совершенного отчаяния, но в то же время, при этих мрачных помыслах, чувствовала, что какой-то голос говорил в ее сердце: «Ты лучше поплачь о грехах своих, – авось, Господь милосердный и простит тебя; ведь у Него милости больше, чем в море капель».

Это был голос благости Божией, призывающий душу к покаянию и дающий надежду на милосердие Спасителя грешным. И Мария плакала, плакала от глубокого покаянного чувства целые дни и ночи, и еще молила Господа даровать ей целое море слез. И становилось легко на душе ее после многих и обильных слез.

«В прошлую ночь, – прибавила она, – особенно тяжело было мне. Враг силился отнять у меня всякую надежду на спасение. Я томилась и уже не знала, что делать, как вдруг, не знаю, – в сонном ли забытьи, или наяву, – явился мне старец, которого с год тому назад приняла я к себе больного и изможденного, покоила как отца и, по выздоровлении его, обшила, обмыла и, отдав ему на дорогу свою шубенку, далеко проводила, слушая его мудрые наставления и прося его молиться о мне, грешной. Этот старец сказал мне строгим голосом: «Мария, ты грешишь еще и против Божия милосердия?.. Взявший на Себя грехи всех человеков, разве не может подъять и твоих? Пострадавший за грехи наши, разве радуется погибели бедных грешников? Или не знаешь, как милостиво принимал Он и прощал великих грешников, прибегнувших к Его милосердию.

Молись и надейся. Посмотри на меня. Вот и я представляю Ему в ходатайство за тебя успокоенную тобою мою старость и эту одежду, драгоценнейшую царских порфир; узнаешь ли ее? Она одна у тебя и была, но ты пожертвовала ею ради Христа Спасителя и ради любви к ближнему, – пребывали в любви в Бозе пребывает, и Бог в нем пребывает (1 Ин. 4, 16), – говорит возлюбленный ученик Христов. Неужели думаешь, что у Спасителя менее любви для тебя, чем сколько ты могла оказать ее для странного нищего и для Него?».

Тут я пристальнее вгляделась в старца и увидела на его кротком и светлом лице радостную улыбку, а шубу мою на нем, блистающей подобно лучам солнечным. «Мир тебе, дочь моя», – сказал еще старец и скрылся…

С тех пор, батюшка, ощущаю я в себе какое-то дивное, необъяснимое спокойствие и, предчувствуя близкий конец свой, пожелала исповедаться во многих и тяжких моих грехах и получить ваше благословение и прощение в том, что многогрешная не слушалась ваших советов и наставлений. Простите, батюшка, простите меня, Бога ради, – или я вовек буду плакать о том».

Что оставалось тут делать духовнику, как не плакать вместе со смиренною и кающеюся грешницею, или нет, – уже омывшею многими слезами глубокого, сердечного раскаяния, грехи свои, уже оправданною пред судом Вземлющего грехи мира, но еще желающую во веки оплакивать их?

Мария в вечер того же дня скончалась в мире. Вскоре, по уходе духовника, она простилась со всеми при ней бывшими, и более уже не говорила ни с кем ни слова, потому ли что лишилась языка, или, потому что мыслею своею была в глубине своего пламенеющего любовию сердца, – и никто не видел и не слышал, как предала она Помилователю грешных свою смиренную душу…

Некто из святых сказал: «Смирение и любовь суть два великих крыла, на которых возносятся на небеса» («Душеполезное чтение», 1861).

В Египте некоторая девица, именем Таисия, оставшись сиротою после родителей, задумала обратить дом свой в странноприимный для скитских иноков. Прошло много времени, в течение которого она принимала и успокаивала отцев. Наконец, ее имение истощилось, и она начала терпеть недостаток. С нею познакомились неблагонамеренные люди и отвратили ее от добродетели; она начала проводить худую жизнь, даже развратную.

Отцы, услышав это, очень опечалились, они призвали авву Иоанна Колова и сказали ему: «Мы слышали о сестре Таисии, что она разорилась. Когда она была в состоянии, оказывала нам свою любовь; и мы ныне покажем нашу любовь к ней и поможем ей. Потрудись посетить ее».

Авва Иоанн пришел к ней и сказал старице, стоявшей на страже у ворот, чтобы она доложила о нем госпоже своей. Она отвечала: «Вы, монахи, поели все имение ее». Авва Иоанн сказал: «Доложи ей; я доставлю ей большую пользу». Старица доложила. Юная госпожа сказала ей. «Эти иноки, постоянно странствуя при Черном море, находят жемчуг и драгоценные камни; поди, приведи его ко мне».

Авва Иоанн пришел и сел возле нее и, взглянув на лицо ее, преклонил главу и начал горько плакать. Она сказала ему: «Авва, что ты плачешь?». Он отвечал: «Вижу, что сатана играет на лице твоем, и как мне не плакать? Чем не понравился тебе Иисус, что ты обратилась на противные Ему дела?». Она, услышав это, затрепетала и сказала ему: «Отец! Есть ли для меня покаяние?». Он отвечал: «Есть». – «Отведи меня, куда хочешь», – сказала она ему и, встав, пошла вслед за ним.

Иоанн, заметив, что она не распорядилась, даже не сказала ни одного слова о доме своем, удивился. Когда они достигли пустыни, уже смеркалось. Он сделал для нее возглавие из песка, такое же другое, в некотором расстоянии, для себя. Оградив ее возглавие крестным знамением, сказал: «Здесь усни». А сам, исполнив свои молитвы, тоже прилег отдохнуть.

В полночь Иоанн проснулся и увидал, что образовался некий путь, от места, где почивала Таисия, до неба, и Ангелы Божий возносят ее душу. Тогда он встал и начал будить ее; но она уже скончалась. Иоанн повергся на землю и услышал голос: «Един час ее покаяния принят паче долговременного покаяния многих, не оказыващих при покаянии такого самоотвержения»- («Патерик скитский»).

Что есть адские мучения?

Были два друга, сказано в некоторой священной повести, переданной Святогорцем, один из них, тронутый словом Божиим, вступил в монастырь и проводил жизнь в слезах покаяния, другой остался в мире, проводил рассеянную жизнь и, наконец, пришел в такое ожесточение, что начал дерзко насмехаться над Евангелием.

Среди такой жизни кончина постигла мирянина. Узнав о его смерти, монах, по чувству дружбы, начал молить Бога, чтобы загробная участь почившего ему была открыта.

По прошествии некоторого времени, в тонком сне является иноку друг его. «Что, каково тебе? Хорошо ли?» – спросил монах явившегося. – «Горе мне, злочестивому! Неусыпающий червь точит меня, не "дает и не даст мне покоя чрез целую вечность».

«Какого рода это мучение?» – продолжал вопрошать монах. «Это мучение невыносимо! – воскликнул умерший. – Но нет возможности избежать гнева Божия. Ради молитв твоих дана мне свобода и, если хочешь, я покажу тебе мое мучение. Тебе не вынести, если б я открыл его так, как оно есть, вполне; но, хотя отчасти, узнай его».

При этих словах почивший приподнял одежду свою до колена. И – о ужас! Вся нога была покрыта страшным червем, снедавшим ее, и от ран выходил такой зловонный смрад, что потрясенный монах в ту же минуту" проснулся. Но адский смрад наполнил всю келью, и так сильно, что монах в испуге выскочил из нее, забыв затворить за собой двери, отчего смрад проник далее и разлился по монастырю, все кельи переполнились им, а так как и самое время не уничтожило его, то иноки должны были совершенно оставить монастырь и переселиться в другое место; а монах, видевший адского узника и его ужасную муку, во всю жизнь свою не мог избавиться от прилепившегося ему зловония, ни отмыть его от рук, ни заглушить никакими ароматами («Вечные загробные тайны», изд. Свято-Пантелеимоновского монастыря на Афоне).