Самая страшная книга 2014 - Ирина Скидневская

Рихард подумал, что он потихоньку сходит с ума: боль разрывала голову, которая, казалось, вот-вот лопнет, оберштурмбаннфюрер боролся с желанием начать биться головой о стенку или взять нож и разрезать кожу от затылка и до подбородка, выпустить этот навязчивый гулкий стук наружу, чтобы он, наконец, оставил Ридля в покое.

Спазмы ненадолго отпускали, лишь когда ледяные струи воды хлестали по затылку. И Рихард блаженно замирал, впитывая каждый миг тишины и спокойствия.

Порой краем глаза он замечал какое-то движение, один раз даже показалось, что в углу «рабочего кабинета», довольно скалясь, лежит громадный белоснежный волк, но когда Рихард моргнул, видение исчезло. «Это все из-за усталости, — успокоил себя оберштурмбаннфюрер — Последнее время я слишком много работаю. Это усталость. Обычное переутомление и головная боль».

Несмотря на все усилия Рихарда, проклятый разведчик так ничего ему и не сказал.

— Ладно, парень, раз уж из тебя такой отвратительный собеседник, лучше бы тебе все время молчать. До самой смерти. Не расстраивайся, долго ждать не придется! — Ридль посчитал собственную шутку весьма удачной, и смех оберштурмбаннфюрера карканьем разлетелся по комнате.

Рихард взял с подставки щипцы.

— Открой ротик, малыш, скажи «А-а»…

Увидев, что сидящее на стуле тело охнуло, дернулось и потеряло сознание, шаман, наконец, встал. Бубен зазвучал в полную силу, а Мишка, войдя в транс, начал исполнять ритуальный танец. Огромный белоснежный волк тоже поднялся на ноги — его обещание вот-вот должно было исполниться.

Когда сорокатрехлетний оберштурмбаннфюрер СС Рихард Ридль, схватившись за виски, упал на пол и лишился чувств, шаман оторвал «нити» от привязанного к стулу исковерканного пытками тела и склонился над мужчиной с тонкими губами и похожим на клюв носом.

Первыми, кто поприветствовал шамана в новом теле, были жуткая головная боль и слабость. Кожа, мышцы, ощущения — все казалось плохо подогнанной маской. С трудом поднявшись с пола и на ходу стягивая грязный халат, Мишка, пошатываясь, побрел к выходу, даже не взглянув на изломанную, ставшую теперь чужой, оболочку — на новое пристанище своего палача…

Следующим утром сорокатрехлетний оберштурмбаннфюрер СС Рихард Ридль в «рабочем кабинете» не появился — его тело нашли мертвым в собственной квартире. Кровоизлияние в мозг.

Весь день напролет старик смотрит в небо. Рихард помнил недоумение и ужас, когда очнулся в чужом изуродованном теле, помнил, как безуспешно пытался объяснить себе и другим, кто он на самом деле, помнил, как диверсионная группа Красной Армии выкрала его перед самой казнью, как эти люди, которых он считал злейшими врагами, выхаживали его, лечили, жалели, радовались, что он вернулся, помнил, как все сходили с ума от счастья, когда война, наконец, закончилась, как привыкал к новой жизни в этой непонятной стране с такими странными людьми — одновременно трогательными и жестокими, подлецами и героями, как очутился здесь, в доме престарелых, потому что, в конце концов, оказался никому не нужным — ни чужой стране, ни чужим людям, ни даже самому себе…

Весь день напролет старик смотрит в небо. Иногда он видит в небе воронов и улыбается, ведь эти птицы так похожи на него…

Ольга Дорофеева

Верлиока

Телефон, а не будильник. Значит — труп.

Впрочем, Смирнов не удивился. Еще ночью, сжавшись комочком под тонким одеялом, чувствуя всей кожей холодное дыхание первых заморозков, он знал, что утром произойдет что-то страшное и гадкое. Ледяной воздух далекого глухого леса не давал ему согреться; запахи прелой листвы и тины, шорох поникшей травы, хруст веток мешали уснуть. Крик внезапно застигнутой птицы врывался в его дремы, тревожил, звал на помощь. Смирнов не хотел идти, он стонал, ворочался, подтягивал колени к животу, но что-то неизбежное уже шумело, грохотало, накатывалось…

Он поежился, пнул носком ботинка склеившиеся желтые листья. Девушку нашли рыбаки. «Как всей да, — вяло подумал Смирнов. — Если бы не рыбаки, наши реки были бы полны рассыпавшимися скелетами, неопознанными трупами, объеденными голодными зубастыми рыбами. В отделениях висели бы бесконечные списки пропавших без вести, люди приносили бы к рекам погребальные венки, а рыбы вырастали бы огромными и жирными, они выпрыгивали бы из воды…» Мысль была настолько омерзительна, что Смирнов решил ее не додумывать.

А труп его встревожил. Располосованное белое тело с узкими провалами темной плоти не нравилось Смирнову. Золотистые волосы смешались с листьями, испачканные в грязи и тине руки словно пытались врасти в землю. Тело хотело остаться в этой желтоватой от глины почве, прорасти корнями-пальцами, уйти в темноту кротовьих нор. Оно не хотело в морг.

— Поверить не могу, есть документы! — раздался над ухом довольный голос опера. Следователь прокуратуры Анатолий Смирнов вздрогнул, поморгал и сделал вдумчивое лицо. — На ней была маленькая жилетка с карманом, а в ней — пропуск в институт. Фамилия, имя. Малова Елена. Не помню такой среди потеряшек.

— Да, — согласился со всем сразу Смирнов, — Надо съездить, поговорить.

— Не раньше чем завтра, — развел руками опер, — Ты ж знаешь…

— Да, — хотя он не знал. — Ладно, давай сюда. Я сам поеду.

Направляясь к теплой, старательно пыхтевшей мотором машине, Смирнов обернулся. Река темной блестящей лентой уходила от невысокого берега с мертвой, зверски зарезанной Еленой вправо и влево. Вправо — к жилым кварталам города Москвы. Влево — к далекому глухому лесу.

— Значит, вы пошли в казино. Дальше? Рассказывайте, рассказывайте.

Девушка всхлипнула.

Рассказывать было особо нечего. Сэкономив правдами и неправдами долларов по сто, они с Леной Маловой ходили по субботам в казино. Да, в одно и то же, «Гранд Рояль». Потому что их там уже знали и пускали. Играли совсем чуть-чуть, в основном строили глазки и пытались познакомиться. Нет, вы не подумайте, просто где же еще иногородняя девушка может…

— Я не думаю, — сказал Смирнов и обманул. Он думал. Помимо всего прочего, он думал, что почему-то никто не идет знакомиться на стадион. Или в туристическую секцию. Хотя тоже неизвестно, кого там можно встретить.

Но все золотоволосые иногородние девушки считают, что самое лучшее место для знакомства с мужчиной — это казино. А потом их находят рыбаки.

— Вы хорошо его запомнили?

— Так. — Подружка пожала плечами. — Высокий, массивный, плечи широкие. Очень коротко стриженный, почти бритый. Одет шикарно…

— А лицо? — не выдержал Смирнов после трех минут описания костюма, рубашки, туфель и бумажника.

— Ну, — девушка замялась, — опухший он какой-то был. Один глаз вообще заплывший. Зато второй — злой такой и пронзительный, как у ме… ээ… Злой, в общем.

— Зачем же ваша подруга поехала куда-то ночью с таким красавцем? — спросил Смирнов, стараясь смотреть зло и пронзительно. — Куда, кстати, не знаете?

— Знаю! Не точно, конечно, но Леночка, — всхлип, — сказала, что проведет воскресенье в загородном доме. Еще посмеялась, что она в вечернем платье, придется раскулачить его на одежку…

— Ладно, успокойтесь. Малову не вернешь, а вот вам надо бы сделать выводы, — нудно и бессмысленно бормотал Смирнов, глядя на рыдавшую в голос девушку, — Если это все, то я, пожалуй, пойду. Телефон у вас есть, если что…

— Подождите. Еще у него была трость. Хотя вроде не хромал, — всхлип.

Зябко, сыро, тревожно. Не надо было ему ездить к этой девушке. Пусть бы опера… Желтые листья кружили у ног, как хитрые псы, заглядывали в глаза, пытаясь прочитать его мысли. И отвлекали. Как не старался Смирнов сосредоточиться, вместо логических цепочек в голове вертелись обрывки детского стишка. «Ростом высокий» — это хотя бы из описания предполагаемого убийцы. «Об одном оке» — уже бред. Ростом высокий, об одном оке. Бред.

И ведь было же чувство, что он откуда-то знал того мужчину. Неприятный тип, с таким лучше не встречаться. Бандит, наверняка. Где-то слышал он такой словесный портрет. Стишок мешал, не отвязывался. Ростом высокий, об одном оке. Плечи в пол-аршина, на голове ватина. Бабушкиным голосом. Стоп!

Смирнов остановился, замерли и листья, подняв кверху любопытные морды.

— Пошли вон! Ничего не скажу! — погрозил им следователь прокуратуры, — Но это же и есть описание убийцы! Что там дальше?

Листья не знали или не хотели говорить. А Смирнов не помнил. И, если честно, совсем не хотел вспоминать. Настолько не хотел, что у него противно сосало под ложечкой от одной мысли, что он может этого убийцу найти.

Поэтому он достал трубку и набрал бабушкин номер.

Отвратительное зрелище. Особенно гадко кровь смотрелась на стенах, как будто кто-то размахивал шлангом или душем… кровавым душем. На полу лужа, диван почернел от огромного сочного пятна. Бабушка лежала у окна, лицом вниз, на седых растрепанных волосах запеклась темная пена. Тошнотворно пахло бойней. Смирнов подошел, присел и нежно погладил свою бабулечку-роднулечку по худой спине, удивляясь где-то на задворках сознания аляповатой черно-белой кофте.