Тинко - Эрвин Штриттматтер

— Нет-нет, как же… вы этого не хотели! Яблоня сама упала. Еще скажете, это она после обеда соснуть захотела! Лживая банда! Бога вы не боитесь, окаянные!

Мы громко смеемся. Лысый черт принимается за Пуговку. Видно, что ему пришло что-то новое в голову. Он лезет в задний карман брюк, вытаскивает бумажник и своими толстыми пальцами достает бумажную марку.

— Я дам тебе целую марку, если ты мне скажешь, кто срезал яблоню, — произносит он и сует Пуговке марку под нос.

— Не скажу!

— Как так? Почему не скажешь? Целая марка ведь… вот она, гляди! В мое-то времечко… Ведь ты парень смышленый, а вот марку не хочешь брать! Стоит тебе сказать одно слово — и марка твоя! За одно только слово — целая марка, а?

Пуговка молчит. Лысый черт думает, что победа близка.

— Зовут-то тебя как? Чей ты? — спрашивает он. — Кубашка Вильгельма сынок, да?

— Меня зовут Тео Вунш.

— Так ты сын красного Вунша? Змееныш! Это ты дерево срезал! — И Лысый черт кулаком замахивается на Пуговку.

— Мне дайте марку, мне! Я скажу, кто дерево срезал! — неожиданно выкрикивает большой Шурихт.

Лысый черт оборачивается:

— Кто скажет, кто?

— Я скажу! — И большой Шурихт выступает вперед.

— Говори.

— Сперва марку давайте.

Вздохнув, Лысый черт отдает ему марку.

— Я срезал! — выкрикивает большой Шурихт, проскальзывает у Лысого черта между ног, быстро расталкивает ребят и большими прыжками бежит через поле.

Лысый черт хмуро глядит вслед своей марке. А она, словно маленький флажок, развевается в правой руке большого Шурихта, бегущего через паровое поле.

Качая головой, Лысый черт отправляется восвояси:

— Учителю расскажу про вас. Только нашему, Грюну, члену нашего союза. Он с вами расправится! Дым коромыслом пойдет!..

Два дня спустя у пионеров собрание. Оно длится четыре часа. Учитель Керн грустный и очень бледный. Пионеры огорчили его в самый разгар подготовки к экзаменам. И не все четыре часа он разговаривает с нами ласково. Он и строг с нами, журит нас. Совет дружины сидит с красными ушами и красными лицами. Большой Шурихт получает наказание: выговор. А как быть с Белым Клаушке? В совете дружины ему теперь не место. Кому же тогда быть председателем? Стефани или Пуговке? Большинство за Пуговку.

— Да, дети, все это очень и очень грустно, — выговаривает нам учитель Керн. — Стоит мне только отлучиться, как вы обязательно что-нибудь натворите.

— А я сразу сказал, что мы не хотим осматривать природу, — вставляет большой Шурихт.

— Ты бы уж лучше молчал, большой Шурихт! Ведь я теперь должен идти к Кимпелю и все улаживать. А вы же знаете, у меня вот-вот экзамены начнутся. Неужели вы не можете хоть немножко подумать и обо мне?

Мы молча смотрим на нашего учителя.

— Так-то вы мне помогаете? — продолжает учитель Керн, и глаза его делаются все грустней. — Что же мне сказать вам, друзья мои? Ведь мы должны быть очень трудолюбивы, трудолюбивы, как пчелы. Иначе нам никто не поверит, что мы делаем доброе дело.

Большой Шурихт просит слова:

— Мы теперь так приналяжем в кружке, только держись! Я вырежу из липового дерева десять маленьких лошадок, раскрашу, и мы подарим их малышам.

— А ты сдержишь свое слово?

— Сдержу! Провалиться мне на этом самом месте, если не сдержу! Тьфу! Тьфу! Тьфу!

И вот учитель Керн отправляется к Лысому черту извиняться за пионеров. С ним идут Стефани и Пуговка. Лысый черт ласков и добр, точно солнышко весной. Прежде всего он предлагает учителю Керну стаканчик водки. Учитель Керн выпивает водку и закашливается. Лысый черт снова наливает. Но учитель Керн больше не пьет. Старая Берта приносит для Стефани и Пуговки бутерброды с ветчиной.

— Кушайте, кушайте на здоровье, детки мои, и ступайте погулять во дворе. Мне надо поговорить с вашим учителем.

Лысый черт так и рассыпается. О чем это ему надо поговорить с учителем Керном?

— Господин Кимпель, я пришел к вам не в качестве учителя, а в качестве старшего вожатого юных пионеров.

— В качестве… эээ…

— Старшего пионервожатого.

— Так, так! Очень рад, — бормочет Лысый черт.

В комнату входит старая Берта с большим пакетом в руках. Лысый черт собирается вручить его учителю Керну.

— А это вот для… эээ… господина учителя Керна, господин пионервожатый. Не будете ли вы так любезны передать этот пакет господину учителю Керну?

Учитель Керн щурит глаза. Куда это Лысый черт клонит?

— И спросите, пожалуйста, господин пионервожатый, господина учителя Керна, понравилось ли ему? А если понравится, я ему еще пришлю такой же. Только вот я попросил бы господина учителя Керна не оставлять Фрица Кимпеля по два года в каждом классе.

Теперь очередь за учителем Керном.

— Насколько я знаю учителя Керна, — говорит учитель Керн, — он этого пакета не возьмет. Он ведь все еще хорошо помнит хлеб с лебедой, который его жена получила здесь, в этом доме, за свой тяжелый труд. К тому же, если я не ошибаюсь, учитель Керн оставляет на второй год только тех учеников, которые всеми силами сами добиваются этого…

Лысый черт захлопывает дверь за учителем Керном. Пионеров он теперь иначе не называет, как «головорезами». А всем тем, кто в Мэрцбахе пионеров тоже называет «головорезами», Лысый черт, значит, нашептал кое-что на ушко. Что ж это получается? Пионеры ведь попросили прощения. Лысый черт простил им. Ведь учитель Керн — вожатый пионеров! Чего Кимпелю еще нужно? Зачем он пионеров травит? Злюка он! Злюка и есть!

За облаками солнце бежит по небу. А на земле люди ходят в тумане. Туман делается все назойливей. Он прячется в ветвях деревьев, клубится на дорогах. Порой в трех шагах ничего не видно. Малюсенькими капельками он оседает на ресницах и качается там. Заползет туман людям в ноздри — они и давай чихать и друг дружке здоровья желают. А кое-кому он забирается в поясницу. Тогда этот человек прикладывает себе пластырь. Это для того, чтобы вытянуть ревматизм. Но не всегда это удается. У некоторых людей шипы ревматизма так и торчат всегда в пояснице. Туман заползает и в сердце к человеку. Такие люди ходят потом серые и мрачные. Они уже и знать ничего не знают о лете, о солнышке. Так понемногу они сами себя в гроб и загоняют. Вот жукам-древоедам у меня над головой туман нипочем. Они себе точат и точат крышу: тик и так, тик и так. Чем старше балка, тем она для них вкусней. Какое им дело до того, что в один прекрасный день дом возьмет и рухнет! Люди ведь новый построят. А жуки уже и к новым стропилам присматриваются. Они и в них уже что-то точат, сверлят, строгают, шуршат…

Наш солдат говорит мне:

— А ты знаешь, их ведь в новый дом можно и не пустить.

— Как же их не пустишь?

— Перед тем как строить, надо все дерево, все балки, намазать особым химическим составом. Вот тогда жук-древоед заболевает и гибнет.

Наш солдат сидит на краю моей кровати. Он увидел, что у меня еще свеча горит, и зашел посидеть. А я не знал, о чем мне с ним говорить, вот и сказал про жука. Солдат задумчиво глядит на пламя свечи и все вертит в руках шапку.

— Я зашел к тебе… дело, видишь ли… Скажи, тебе нравится фрау Клари?

— Да, нравится.

— Видишь ли, фрау Клари, она…

— Я знаю, что она. Она мне штаны заштопала.

— Это, конечно, верно, но она еще тебя…

— Она меня погладила, когда к нам заходила. Но я ее не просил об этом.

— Видишь ли, она тебя очень любит. — Наш солдат снова снимает шапку. Ему почему-то жарко. Он вспотел. — Она сказала, что она любит тебя и, так сказать, хочет выйти за меня замуж. Как ты считаешь?

— Это уж как хотите, так и делайте.

— Но ты понимаешь, очень важно…

— А почему это ей надо за тебя замуж выходить, если она меня любит?

— Видишь ли… нам хорошо вместе… она, конечно, так сказать, меня тоже любит… ну, понимаешь, так ведь бывает…

— А я тут при чем?

— Ты нам очень нужен. Вот, к примеру, Стефани. Товарищ Керн сказал, что она хорошо учится. А ты не так хорошо учишься, как она. Это все оттого, что ты находишься в плохом окружении. Так он говорит.

— А он тебе не сказал, что у меня руки все черные от земли? Я в этом не виноват. Мы свеклу копали.

— Нет, он мне об этом ничего не говорил. Понимаешь, Стефани могла бы тогда помогать тебе делать трудные уроки.

— Ты что думаешь, я у девчонки списывать стану?

— Она могла бы тебя кое-чему научить.

— Чему она меня может научить? В куклы играть? Она их себе сделала из еловых шишек и картошки. Подумаешь, это каждый может!

— Тебе Стефани не нравится?

— Не так чтобы очень…

— Она тебе что-нибудь сделала?

— Ничего она мне не сделала. Кукушка она!

— Кукушка? Почему?

— Да вот, придет теперь сюда, яйца будет выбирать из гнезд. На комоде своих глупых кукол расставит. Начнет тут еще своими косищами размахивать. Руки у нее всегда будут чистые, а у меня грязные.