Что скрывает темнота... (СИ) - Ан Тая

Я не сдержала гневный выдох.

— В обратном случае я бы сюда не вернулась.

— Сомневаюсь, что так, — огорошил Рео. И в его глазах я прочла, что интересоваться моим мнением он бы не стал.

Я сердито сжалась, и отобрала свою руку, чтобы спрятать на груди.

— Я бы не смогла быть с убийцей!

— Ты уже с ним, — прохладно напомнил эрсиорх, блеснув клыками. — И больше он тебя никуда от себя не отпустит.

Ну да. Как-то запамятовала. Однако убийца и каратель — сущности несколько разные.

— И почему вы не сказали, что мой отец здесь, когда я только появилась?

Рео лучился от самодовольства, и меня это немного злило. Я еще ни на что не согласилась, а он уже вел себя как хозяин моей жизни, даже не стараясь делать вид, что хоть сколько-нибудь считается с моим мнением.

— А для чего? — Пожал плечами этот нахал. — Ты и так узнала бы рано или поздно. В итоге все сложилось не так уж плохо, не правда ли?

— А моя мать? Я ее так и не узнала…

— Не думаю, что это та женщина, с кем тебе было бы полезно общаться, — он осуждающе покачал головой, глядя мне в лицо посерьезневшими глазами.

Ну все. Я стряхнула его руки, вскакивая с кресла. Вершитель судеб! Самопровозглашенный хозяин жизни! Чуть покачнувшись от легкого головокружения, я сжала кулаки, и решительно двинулась к выходу.

— Не сердись, — раздался вдруг над ухом его примирительный шепот. — Я всегда делаю то, что считаю нужным. Если бы я считался с чужими интересами более, чем со своими, я бы не был единовластным правителем эрсиорхов столько лет.

Я задохнулась от возмущения. Развернувшись всем корпусом и наткнувшись на его снисходительный взгляд, я разозлилась еще больше.

— С чужими интересами? И правда, кто я такая, лоррх правитель? Чужая! Всего лишь очередная закуска!

— Тиали, стой. — Сердито раздалось вслед.

Но, дернувшись всем телом, я зло толкнула дверь, и, спрыгнув на лестницу, начала резво спускаться. Глаза щипало от незаслуженной обиды. Я быстро спустилась с третьего этажа, пересекла замковый холл и выбежала на улицу под проливной дождь.

*

Ноги оскальзывались на крупных камнях, но я продолжала быстро идти вперед, позволив злым слезам смешаться с дождем. Злость придавала сил, и тело совсем не чувствовало холода. Но пройдя едва ли с десяток шагов, я с разбегу уткнулась в его твердую грудь.

— Я приказал остановиться. — Произнес он зловеще.

— И что, — выкрикнула я запальчиво, — теперь убьете меня за неповиновение?!

— Нет, — мрачно улыбнулся он.

Я смотрела во все глаза на стекающие по его лицу и волосам крупные капли дождя, затекающие под черную рубашку, видела потемневший взгляд из-под слипшихся треугольничками ресниц, и в сердце вновь затеплился маленький огонек, постепенно, с каждой секундой разгораясь все жарче, и ему тоже было плевать на мое мнение. Но, сморгнув наваждение, я только сделала шаг, чтобы решительно обойти препятствие, как он грубо схватил меня за плечи, и притянул к себе, жестко прижавшись к моим губам своими холодными и мокрыми от дождя губами. Ну уж нет! Я сказала нет! Не собираюсь быть марионеточной игрушкой в руках властного правителя. Но, потрепыхвашись с полминуты, я ощутила всю тщетность своих усилий. На губах возник солоноватый привкус крови. Но знакомый огонь уже полыхал вовсю, и даже проливной дождь, накрывший нас с головой, не в силах был его потушить. И так мое яростное нет плавно перетекло в его невозмутимое да.

А позже вечером я сидела в одиночестве в своей комнате на чердаке, словно летучая мышь, баюкая на груди перевязанную наскоро руку, и переживала заново все события почти уже прошедшего дня. Я со странным удивлением вспоминала то неповторимое, такое упоительное тепло объятий, согревшее душу. И последующий мертвенный, раздирающий на части холод циничных слов. Чужая… Да как он только мог произнести это после всего? И эти его жестокие слова никак не сочетались с поступками и чувствами, что вгоняло меня в мрачную прострацию.

Маленький глупый мотылек карабкался по стеклу темного окна вверх, достигал его границы, и соскальзывал обратно, не видя и не чувствуя близкой свободы, готовый снова и снова биться о непробиваемое, калечась и ломая хрупкие крылья. Маленький глупый мазохист.

Я вспоминала, как, почувствовав дрожь, сотрясающую все мое тело, правитель унес мою скорбную тушку обратно в замок, чтобы оставить перед дверью в мою прежнюю комнату для переодевания. Я оставила платье, больше напоминавшее теперь половую тряпку висеть на спинке кровати, и сменила его на куда более комфортное новое и сухое. Тогда я, с испугом глядя в зеркало, переживала, что подумает отец, когда дочь заявится в другом платье с распухшими и окровавленными от жестоких поцелуев губами и прокушенным запястьем. К счастью, рука почти не доставляла неудобств. И на этом положительные моменты заканчивались.

Потом был молчаливый завтрак давно остывшими булочками, такая же молчаливая перевязка раненой руки, и затем, когда дождь утих, Реорхард сопроводил меня домой, передав с рук на руки отцу, не забыв уведомить напоследок, что на следующий день явится просить моей руки официально. После всего я так и не сказала ему ни единого слова, терпеливо ожидая, что тот все поймет и извинится. Но нет. Не понял и не извинился. Мне хотелось взять его за широкий ворот рубашки, тряхнуть изо всех своих скудных сил и крикнуть: Да услышь же ты меня, пойми! Но он смотрел на меня своими холодными глазами, сжимал губы в тонкую линию, и молчал тоже.

Все это время я безмолвно негодовала на такое самоуправство, а после того, как правитель нас оставил, и не подумала ничего объяснять отцу, сбежав на задний двор, где остервенело дергала сорняки до самого вечера. После такого внезапного и беспощадного геноцида их многочисленной популяции был нанесен критический урон, и восстановление на данном отдельно взятом участке им более не грозило. Зато укроп, морковка и ягоды значительно повеселели. Ну хоть кому-то пошло на пользу мое сегодняшнее настроение. Окончательно психанув, я собрала половину укропа, выкопала морковку, и обобрала ягоды подчистую. После чего, тоскливо глядя на поникший и замученный огород, опустила руки, и, сев на мокрую после ливня землю, постаралась успокоиться. Жаль, безуспешно.

Отец с недоумением глядел на все эти безумные метания: как я яростно дробила ножом, а затем раскладывала для просушки на солнце укроп, исступленно терла морковку и задумчиво варила клубничный джем. Слава богам, врожденные деликатность вкупе с проницательностью не позволяли ему поинтересоваться о причине моего сумасшествия, да наверняка он и так все прекрасно понимал. Но это не значит, что мне не было стыдно. Но поделать я ничего с собой не могла.

Лишь поздно вечером, когда я расставляла по полкам готовые банки с вареньем, нагрянула Кири, и, как обычно, без лишних слов утащила меня в салон. Там нас до самой ночи натирали новыми ароматами на основе каких-то там феромонов. Честно говоря, ни аромата, ни феромонов я не ощутила. Крем был приятный, но абсолютно без запаха, хотя кожа после него стала гораздо мягче и нежнее. Феромоны постарались, не иначе. И вот после этих процедур я почувствовала себя капельку легче. В благодарность я угостила приятных девушек-тружениц салона свежесваренным джемом, и мы расстались несказанно довольные друг другом.

— И где ты все-таки была весь день? — Лениво поинтересовалась я, глядя через плечо на Кири, вносящую небольшой поднос с чашками, молоком и джемом. Благо, последнего у нас теперь было навалом.

— В Белом замке. — Подруга уселась напротив, водрузила поднос на столик, и попробовала сладкую клубничную массу, затем неспешно облизала чайную ложку и тихо посмеялась над моими удивленными глазами. — Ну а что? Должен же кто-то контролировать процесс расследования.

— Но почему ты? Разве это не может быть опасно? — Изумилась я.

Подруга закатила глаза, расслабленно откинувшись на спинку плетеного стула.

— Опасно это может быть только для тебя. — Обидно парировала она. Деликатностью кое-кто не отличался от слова совсем.