Женщина, которая легла в постель на год - Сью Таунсенд

– Знаю, что я не молоденькая, но я своими ушами точно слышала, как она заявила «Я огромная гусеница».

– То есть, насекомое?

– Вот-вот.

– Очень по-кафкиански[27], – пробормотала себе под нос Титания.

– Передадите Брайану, когда он вернется с работы, что Ева теперь считает себя гигантской гусеницей?

– О да, с радостью передам, – кивнула Титания.

– Пойду-ка я домой, – решила Руби. – Мне малость поплохело. – Надев пальто и шляпу, она вдруг спросила: – Титания, что будет с Евой, если я умру?

– Мы справимся.

– Вы будете  ее кормить? – уточнила Руби.

– Несомненно.

– Стирать  ее одежду, менять простыни?

– Конечно.

– Мыть  ее?

– Да.

– Но ведь вы не будете  ее любить, вы и Брайан, правда?

– В мире и без нас хватает любящих  ее людей.

– Но она нуждается в мамочкиной заботе, – надтреснутым голосом настаивала Руби. – А если я отправлюсь в объятия Иисуса, за ней же некому будет присматривать как положено, верно?

– Мне кажется, Александр всерьез любит  Еву, – утешила Титания.

Руби подхватила пустую авоську и сказала:

– Вы про секс, а я говорю о любви.

Титания провожала взглядом удаляющуюся по коридору Руби, думая, что та явно одряхлела за последнюю неделю. Старуха нетвердо держалась на ногах, а  ее плечи поникли. Возможно, имело смысл предложить Руби сменить туфли-лодочки на кроссовки.

* * *

Открыв входную дверь, Брайан учуял запах карри, своего любимого блюда. Титания суетилась у плиты, поджаривая индийские лепешки. Все поверхности, которые можно было отполировать, сверкали. В дочиста вымытой кухне слегка пахло отбеливателем. На накрытом на двоих столе стоял букетик подснежников и открытая бутылка бургундского. Натертые до блеска бокалы отражали свет люстры.

Брайан приподнял крышку кастрюли и спросил:

– Что это, курица?

– Нет, козлятина, – отозвалась Титания. – Пока не забыла: твоя жена нынче считает себя огромной гусеницей. Мерзким насекомым.

У доктора Бобера был чувствительный желудок. Он почувствовал, как аппетит улетучился, и опустил крышку на место.

– Огромная гусеница? – гадливо повторил Брайан. – А ты не могла подождать с насекомыми, пока я поем?

Глава 45

Назавтра спозаранку явился Барри Вутон с женщиной, которую представил Ивонн как «новую знакомую».

Ивонн, чья «смена» выпала на утро, проводила парочку наверх в комнату Евы, болтая на ходу. Словно служанка в костюмной драме, она объявила от двери:

– Мистер Барри Вутон и мисс Ангелика Хедж.

Ева села в кровати и обратилась к Барри:

– Значит, вы по-прежнему в этом мире?

Барри рассмеялся:

– Ага, благодаря вам.

Ева посмотрела на мисс Хедж, ожидая, что гостью представят как подобает.

– Ей нравится, когда ее зовут Ангел, – не заставил себя ждать Барри. – Она ловила такси на вокзале и сказала мне: «Выглядите очень веселым для февральского утра», а я ответил: «Ну, это все благодаря чудесной Еве Бобер», и тогда она захотела с вами познакомиться.

Ангелика была миниатюрной хрупкой девушкой со стрижкой, не требующей укладки. Обильный макияж не скрывал совиных черт ее лица. Она протянула Еве руку без маникюра и тонким голосом без акцента пролепетала:

– Для меня большая честь познакомиться с вами, миссис Бобер. Думаю, это настоящее чудо, что вы спасли Барри жизнь.

– Она святая, – подтвердил Барри.

Ангелика продолжила:

– Но берегитесь… Помнится, то ли Конфуций, то ли Платон говорил, что если спасти человеку жизнь, он станет вашим навеки.

– Ну, я бы не стал возражать, но не знаю, что скажет Ева, – развел руками Барри.

Ева слегка улыбнулась и, скромно вздохнув, позволила Ангелике пожать ей руку немного дольше, чем полагалось.

– Это ваша свекровь открыла нам дверь? – спросила Ангелика.

– Ивонн, – кивнула Ева.

– А сколько Ивонн лет?

– Лет? Точно не знаю. Семьдесят пять-семьдесят шесть?

– Она живет здесь?

– Нет, приходит три-четыре раза в неделю.

– А ваши дети уже взрослые?

– Им по семнадцать, – сообщила Ева, про себя недоумевая, почему эту девушку так интересует, сколько всем лет. Неужели она аутистка и зациклена на числах?

– А вам, сколько лет вам?

«Точно аутистка», – решила Ева, а вслух спросила:

– А сколько дадите?

– Никогда не умела определять возраст людей в летах. Вы можете быть моложавой шестидесятилетней дамой или сорокалетней женщиной, выглядящей старше своего возраста. Трудно угадать, тем более сейчас, когда существует ботокс.

– Ну, мне пятьдесят, и я выгляжу на свой возраст.

– И как давно вы здесь живете?

– Двадцать шесть лет, – не стала скрывать Ева, думая: «Это будет утомительно».

– Барри сказал, что вы прикованы к постели. Это так ужасно.

– Нет, я не прикована к постели, и в этом нет ничего ужасного.

– Вы такая храбрая! А вашего мужа зовут Брайан?

– Да.

– А сколько ему лет?

– Пятьдесят пять.

В комнату вошла Ивонн и спросила:

– Не хотят ли твои гости освежиться, Ева? У нас есть чай, кофе, горячий шоколад и, конечно же, всякие прохладительные напитки. Думаю, я могла бы по-быстрому сообразить какие-нибудь легкие закуски.

Ева едва не спрыгнула с кровати, чтобы придушить Ивонн и сбросить ее с лестницы, так велика была охватившая ее ярость. «Я никогда не нравилась свекрови, и вот оно, очередное доказательство!» – думала она.

Барри и его подруга благодарно повернулись к Ивонн и хором сказали:

– Горячий шоколад.

От такого единодушия они засмеялись, Барри усадил Ангелику на испачканный супом стул, сам примостился на подлокотнике, и оба уставились на Еву. Та откинулась на подушки. Ивонн неспешно спускалась с лестницы, не подозревая, что Ева считает секунды до того момента, как незваные гости окажутся по другую сторону входной двери.

Потом приключились тридцать пять томительных минут, начавшихся с того, что Ивонн протянула Барри и Ангелике чашки с обжигающе-горячим шоколадом, а гости тут же выронили их, едва прикоснувшись к раскаленному фарфору.

Коричневая лава расплескалась по ногам Барри и полилась на белые доски пола. Нейлоновые носки гостя мигом впитали обжигающую жидкость, и Барри завопил от боли. Ивонн засуетилась, пытаясь остановить поток захватывающего пол шоколада пригоршней туалетной бумаги, принесенной из санузла.

– Холодная вода! Опустите ноги в холодную воду! – кричала Ева, но никто ее не слушал.

Перекрикивая стоны Барри и попискивание Ангелики, Ивонн ярилась на Еву:

– Не виноватая я, в этой комнате вообще не на что поставить хоть что-нибудь! Зачем тебе понадобилось избавляться от мебели?

Ева попыталась остудить обличительный пыл, с улыбкой сказав:

– Подсказочка, Ивонн: когда снова соберетесь давать кому-то в руки фарфоровые чашки с кипятком, предварительно обеспечьте этих несчастных асбестовыми перчатками.

– Подсказочка, Ева? – завопила Ивонн. – Я тебе тоже подскажу! Лентяйкам, которые прохлаждаются в постели, целыми днями пялясь на собственный пупок, не стоит насмехаться над теми, кто ходит и занимается настоящими делами! Лучше бы я осталась дома. Сегодня даже не моя очередь присматривать за тобой! Сегодня черед Руби! Но угадай, что приключилось? У твоей матери опять весьма кстати «разыгралась мигрень». А я, между прочим, жду посылку с Амазона! Там книга Алана Титчмарша «Когда я был мальчуганом», причем удалось разыскать первое издание с автографом! Теперь у меня будут все книги Алана. Я оставила в дверях записку курьеру, чтобы он положил посылку в угольную яму – но ведь вполне может оказаться, что рассыльный не умеет читать по-английски!

– А что такое угольная яма? – встряла Ангелика.

– Такая яма, куда кладут уголь, – недружелюбно пояснила Ивонн.

– А вам разве не хочется спросить, сколько угольной яме лет? – съязвила Ева.

– И сколько же?

– В этом году исполнится шестьдесят.

Последовали несколько минут суеты: кто-то подтирал пол, кто-то снимал одежду и умащал обожженную кожу мазью, извлеченной Ивонн из огромной сумки. Пока Ивонн искала ночную рубашку достаточно большого размера, чтобы налезла на Барри, и застирывала носки и брюки пострадавшего, Ангелика принялась с ним беседовать, начав с сакрального:

– Сколько тебе лет, Барри?

– Тридцать шесть, – ответил он. – И не говори, что я выгляжу старше – я и сам знаю. Все дело в работе по ночам. А спать днем  не получается. С одной стороны наяривает «Massive Attack», а с другой – что-то из классики. Я просил соседей сделать потише, но они оба сволочи. Этажом выше живет кто-то на высоких каблуках, а подо мной обитает постоянно гавкающий пес. Никогда не переезжайте в новостройки. Неудивительно, что я вконец отчаялся. Наверное, не постучись я к Еве, и лежала бы сейчас моя голова в целлофановом пакете из супермаркета, верно, Ева?