Повседневная жизнь депутатов Государственной думы. 1993—2003 - Светлана Лолаева

Мы все-таки вырвались из коммунистической толпы и поднялись по ступенькам наверх. Это дало мне возможность увидеть, как в сопровождении свиты шествует к своим сторонникам Зюганов. Он появился с другой стороны и медленно побрел по направлению к Малому залу. Меня поразило, что он останавливался поздороваться со всеми, кто попадался ему на пути. Даже не обращавший никакого внимания на шествие коммунистов здоровяк в свитере невероятной расцветки тоже был удостоен рукопожатия. Стоявший рядом Анатолий хмыкнул: «Вот так и получается, главный коммунист у нас в быту демократ, а главные демократы…» Заканчивать он не стал и повел меня дальше по старому зданию, в котором мне нравилось все больше и больше.

Мы заглянули в помещения, занимаемые объединением, в котором состоял Анатолий. Там я впервые насладился покоем и тишиной. Секретарша главы объединения угостила нас кофе, и под сигаретку' я смог спокойно дослушать рассказ Анатолия об устройстве жизни в старом здании.

Как оказалось, все думское начальство — от спикера и вице-спикеров до руководителей фракций — сидит именно здесь. Тут же находятся представительства администрации президента и правительства. Есть тут и парламентские комитеты — одни, как выразился Анатолий, по заслугам, а другие — нет.

К первым относятся комитеты по безопасности и обороне. Их поместили в старом здании, поскольку тут есть помещения, которые нельзя прослушивать, — режим секретности соблюдается по-прежнему строго. Якобы 9-й и 10-й этажи оборудованы специальной защитой, равно как и 6-й, на котором сидят председатель Государственной думы и его первый вице-спикер. По словам Анатолия, о спецзащите на 9-м и 10-м этажах пронюхали коммунисты и жириновцы, поэтому вытребовали себе здесь помещения под свои фракции. При этом коммунисты переехали уже в этой Думе, обменявшись этажами с «Яблоком».

Комитеты по организации работы Думы и по культуре в секретности не нуждаются, однако уже по сложившейся традиции тоже занимают помещения в старом здании. А вот председателей комитетов по делам ветеранов, конверсии и делам Севера засунули сюда потому, что в новом здании для них не хватило специально оборудованных кабинетов. Вот людям и повезло: сидят, как короли, в старом здании в то время, как члены их комитетов ютятся в новом.

К сожалению, мы не смогли осмотреть апартаменты председателя Государственной думы — туда просто так не пускают. А вот у его заместителей все по-простому: любой человек может зайти в приемную и спросить о приеме у VIP-персоны. Чуть сложнее попасть к лидеру фракции, однако и это не составляет большого труда. Главное, чтобы был на месте.

Тут я спросил у Анатолия, почему так просто перемещаться по Думе и так просто подойти к любому, самому высокопоставленному лицу. Ответ Анатолия меня не очень убедил: дескать, те, кто смог попасть в здание Государственной думы, имеют право на свободное перемещение по ней. Анатолий сказал, что многие депутаты и сотрудники аппарата не очень довольны таким положением дел, однако ничего поделать нельзя — наследие прежних, еще верховносоветских времен.

Когда я приду в Государственную думу, многое надо будет сделать по-другому. Например, навести порядок с проходом да и вообще придать этому зданию вид настоящего государственного учреждения. Иначе мне будет очень сложно решить задачи, которые я поставил перед собой.

Глава 2

Хозяйская

Размышления помощника депутата о достоинствах и недостатках жизни и работы в Госдуме (1999 год)

Никита Петрович Огоньков заканчивал упаковку своего нехитрого скарба. Повертев в руках белую кружку с жирной черной надписью «Сегодня», он начал аккуратно заворачивать ее в свежий номер этой самой газеты, после чего положил в картонку, где уже лежали синий ежедневник «Reuters», прозрачного стекла оранжевая пепельница с черными буковками по кругу — «Либералъ», майка размера XXL, на которой крупно красным было написано «Власть», а сверху, сбоку, мелко черным — «Коммерсантъ», бежевая бейсболка «Московского комсомольца», зажигалка с зеленой аббревиатурой НТВ, настольный календарь «Русского телеграфа» за 1998 год и множество подобных вещиц. Все шесть лет работы в Государственной думе Никита Петрович собирал предметы с логотипами различных средств массовой информации. Сам он дружбы с прессой никогда не водил, а экспонаты для коллекции большей частью поставлял его приятель Дмитрий Михайлович Дымов, у которого с наглым и разболтанным думским пулом были самые что ни на есть приятельские отношения.

Основные вещи — книги и бумаги — были уже собраны, сложены в коробки, которые громоздились теперь у стены, сужая и без того тесный кабинет. Коробки эти страшно раздражали шефа Никиты Петровича — Николая Васильевича. К уходящему с Охотного Ряда депутату постоянно забегали попрощаться разнообразные люди, и тому всякий раз приходилось пояснять протискивающемуся сквозь картонные баррикады визитеру: «Извиняй, брат, видишь, чемоданное настроение».

Однако выговаривать Никите Петровичу за «чемоданное настроение» депутат не решался. Чувствовал свою вину. Сам-то Николай Васильевич уходил из Думы по доброй воле и на хорошо подготовленные позиции. А Никита Петрович — в никуда и на позиции совсем не подготовленные. До пенсии оставалось чуть более года, десять месяцев — до выслуги лет на госслужбе, необходимой для получения повышенного пенсиона (45 процентов от нынешней зарплаты помощника депутата). Уход из Думы в этой ситуации был почти катастрофой. Без пяти минут пенсионеру устроиться на другую казенную службу без особых протекций нечего было и мечтать. Уход в иное место означал потерю всего того, что заставляло многих мелких и средних чиновников, в том числе и охотнорядских, держаться за свои места: медицинского обслуживания, надбавки к пенсии, санаторно-курортных путевок со скидками, бесплатного проезда на городском общественном транспорте и прочих мелочей, совсем не лишних для человека, не скопившего ничего, кроме брелоков, зажигалок и календарей с символикой недолговечных российских изданий.

Правда, Николай Васильевич был виноват лишь отчасти. Существовала жесткая договоренность с его преемником-депутатом, что вместе с избирательным округом и мандатом он наследует и думского помощника, то есть Никиту Петровича. Огоньков не только познакомился с наследником, но уже думал, как будет выстраивать с ним отношения. В общем, Сергей Владимирович — так звали предполагаемого сменщика Николая Васильевича — ему даже понравился. Другой породы и формации, чем он сам или Николай Васильевич, — не выходец из советских партийных и хозяйственных органов, а нувориш и бизнесмен. Но не бандит и не либерал. И на том спасибо.

Но когда казалось, что все предрешено, и Никита Петрович уже почти упросил думских хозяйственников не освобождать кабинет Николая Васильевича, а попридержать полмесяца до вселения нового хозяина — все рухнуло. Несмотря на хлопоты Николая Васильевича в округе победил не Сергей Владимирович, а другой человек. А поскольку он был совсем чужой — не из коммунистов, к которым Николай Васильевич был близок все эти годы, и не из шайгаков[159], с которыми депутат начал сближаться последние пару месяцев, завещать ему помощника было невозможно.

Но и при таком исходе выборов все могло быть иначе. Никита Петрович взял со стола желтый газетный лист «Ведомостей» и начал заворачивать свои сменные ботинки — пару некогда прекрасных португальских светло-коричневых штиблет, купленных в конце семидесятых в Доме обуви на Щербаковской. Если бы шеф не поссорился с Зюгановым, Никиту Петровича могли бы взять в аппарат фракции или какого-нибудь комитета, которым в новой Думе будут руководить коммунисты. Но после того как Николай Васильевич отказался помогать в своем округе идущему при поддержке КПРФ кандидату, и без того прохладные отношения с бывшими товарищами были практически разорваны.

Дымов, и не только он, уверял Никиту Петровича, что главная причина разрыва отношений вовсе не идеологическая. Николай Васильевич вместо того, чтобы бесплатно «завещать» партии свое место в округе, решился его продать (естественно, не само место, а поддержку кандидата в депутаты со стороны местной власти и бизнеса). Огоньков и сам это знал. Доверенным лицом Николая Васильевича он не был, но не был и идиотом и думские нравы за столько лет работы изучил неплохо. Было досадно, что сделка не была секретом и для других. Особенно — для Дымова.

Их дружба — дружба людей с ярко выраженными и диаметрально противоположными идеологическими взглядами — для посторонних казалась более чем странной. Впрочем, в Думе, с ее пестрым во всех смыслах населением, случалось всякое. Познакомившись в суматошном январе 94-го, Огоньков и Дымов стали приятельствовать, ничего не зная друг о друге. Когда узнали, прекращать знакомство было и жалко, и глупо. Кроме того, иметь своего человека в чужом лагере полезно. Рыхлую ткань думских отношений скрепляли именно такие межфракционные связи.