Чертовски богат - Джудит Гулд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Привыкая к сумеречному свету, Кензи вдруг обратила внимание на то, что и ресницы у него точно такого же цвета, что и волосы. И глаза, ах эти глаза! Так и хочется утонуть в их бездонной глубине.
Услышав, как заскрипел под тяжестью его тела матрас, Кензи повернулась к нему. Он лежал, опершись на локоть, и смотрел на нее так пристально, словно мысленно призывал ее запомнить каждую свою черточку.
Кензи почувствовала, что теряет под этим взглядом последние остатки сил.
– Ах ты, моя красавица! – пробормотал он, слегка поглаживая мягкую тугую кожу на ее скулах.
Его пальцы перемещались с такой фантастической легкостью, ласки были так томны и скупы одновременно, что Кензи не удержалась от сдавленного вздоха, в котором слышались и боль, и наслаждение. Она почувствовала, как ее охватывает желание.
Когда он добрался до ее губ, Кензи уже едва сдерживалась. Она судорожно открыла рот и впилась зубами в его пальцы.
Негромко вскрикнув, он свободной рукой стиснул ее запястья и развел руки так, что Кензи оказалась пригвожденной к кровати, как к кресту.
Ее зрачки расширились. Стараясь высвободиться, Кензи извивалась, выгибала спину, даже попыталась пнуть его коленом – тщетно, руки у него были что стальные клещи.
– Тихо, тихо, милая, – прошептал он, – не надо меня бояться. Я ничего тебе...
Что-то в его голосе заставило ее подчиниться. Она перестала сопротивляться и откинулась на подушку. Он отпустил ее.
– Вот так-то лучше...
На смену испугу пришло какое-то неведомое ей ранее возбуждение.
– О Господи, – простонала Кензи, – раздень меня, Ганс! – Глаза ее заблестели. – Если ты не возьмешь меня, я, наверное, с ума сойду!
– Терпение, Кензи, – мягко проговорил он и, обхватив ее лицо обеими руками, прижался ко лбу. – Ты очень красивая и страстная. Да, да, очень, – повторял он, поглаживая пальцами ее щеки. – Но кое-чему тебе надо еще научиться.
– Чему же? – хрипло спросила она.
Он начал разматывать платок, завязанный у нее на шее.
– Тому, что любовь – это искусство. А подлинное искусство не терпит суеты.
Огонь, полыхающий у него в глазах, перекинулся на нее.
– Так научи меня! – жарко прошептала она. – Я буду прилежной ученицей!
Желание, первобытное желание сделало ненужным дальнейшие слова. Он прижался к ее губам, впитывая их сладкую влагу.
Кензи задохнулась. Его губы обжигали, она страстно вдыхала головокружительный мужской запах, отдаваясь восторгу его ласковых прикосновений. Он пробежал кончиком языка по ее губам, толкнулся в зубы, требуя входа.
Стискивая его руки, она двинулась ему навстречу, и, повинуясь только им двоим слышной музыке, их языки затеяли немыслимый танец.
Лишь бы он не прекращался, мелькнуло в затухающем сознании Кензи.
– Еще, еще, – прошептала Кензи, чувствуя, что он пытается освободиться, – О, Ганс...
– Ш-ш-ш. – Он прижал ей палец ко рту. – Знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется? – Его глаза странно светились в темноте.
Кензи медленно покачала головой.
– Чего?
– Тебя, – просто ответил он.
Дрожа всем телом, она откинулась на подушку и прижала к себе его голову, а он целовал ее грудь. Внезапно все смешалось – струи прохладного ночного воздуха, жар тел и даже электрический треск его волос, рассыпавшихся шелковой гривой у нее по лицу.
– О, Ганс, – выдохнула Кензи, еще сильнее притягивая к себе его голову, – Ганс...
Она не отрываясь смотрела на него бешено сверкающими глазами.
– Пусть эта ночь никогда не кончится!
Глава 20
Легкая болтовня. Смех.
Зандра и Карл Хайнц раскладывали по полочкам минувшие вечер и ночь – сначала прием, потом танцы в клубе. И все меньше удавалось им скрыть внезапно вспыхнувший взаимный интерес.
На Четырнадцатой включился зеленый, и «бентли» рванулся через залитый водой перекресток, рассекая воду, словно быстроходная яхта. Затем скорость снова упала, и машина плавно свернула на Первую авеню, попав в зеленый коридор до самой Двадцать третьей.
– Зан...
– Хайн...
Они заговорили одновременно, одновременно же замолчали и, встретившись взглядом, рассмеялись.
– Что ты хотел сказать, Хайнц?
– Нет, ты первая.
– О Господи, ну какая разница? Ладно, надеюсь, ты сегодня не скучал. То есть...
Карлу Хайнцу не терпелось поделиться с Зандрой своими истинными чувствами, признаться, что теперь он совершенно по-новому на нее смотрит, ощущает привязанность, хочет сблизиться еще больше, но в последний момент он одернул себя: не надо торопиться, а то еще испугается. А уж этого ему хотелось меньше всего.
– Ну что ты, Зандра, это был потрясающий вечер. – Он взял ее за руки. – Надо бы повторить как-нибудь.
– О, Хайнц, это было бы... это было бы чудесно! Нам о многом надо поговорить.
Ее лицо в мелькающих уличных огнях выглядело таким невинным – таким беззащитным и прекрасным, – что его неудержимо потянуло ее обнять. Но и на сей раз он удержался.
– А ты, Зандра? Каково было танцевать со стариком кузеном?
– Ну что ты болтаешь, Хайнц! – засмеялась она. – Какой же ты старик? Нет, все было замечательно. Первый класс!
И верно, подумала Зандра, давно ей не было так славно. А Хайнц не просто привлекательный мужчина, он... как бы это сказать... словом, неотразим.
«Бентли» притормозил у дома Голдсмитов. Шофер обогнул машину и открыл заднюю дверь.
Зандра удержала Карла Хайнца.
– Не беспокойся, милый, сама добегу. Надеюсь, скоро увидимся. – Она невинно чмокнула его в щеку.
Карл Хайнц ответил ей тем же.
– На днях позвоню.
– Пока!
– Ваше высочество? – послышался почтительный голос шофера.
– Да?
– Куда теперь прикажете?
– Куда? – засмеялся принц. – Да домой, наверное.
Переступая порог просторной квартиры на верхнем этаже Аукционной башни, он услышал, как внутри заливается телефон.
Поспешно заперев дверь, Карл Хайнц бросился к трубке – слуга на ночь уходил. Йозеф был воспитан в старой европейской традиции и даже гордился тем, что точно знает, когда ему надо быть под рукой у хозяина, а когда лучше не показываться.
Карл Хайнц не удержался от улыбки. Уж сегодня-то Йозеф точно просчитался. Нынче не предвидится ни выпивки, ни женщин, ни музыки.
Над телефонным столиком Карл Хайнц обнаружил приколотую к стене записку. Узнав почерк Йозефа, он быстро пробежал ее глазами.
«Ваше высочество,
из Аугсбурга несколько раз звонила принцесса Софья. Говорит, дело срочное. С почтением, Й.».
Карл Хайнц нахмурился и, отдернув манжету, посмотрел на часы. Если верить его золотому «Ролексу», в Германии сейчас восемь утра, так что, пожалуй, можно и позвонить сестре.