Чертовски богат - Джудит Гулд

А следует сказать, что Ребекка Корнилл была на редкость практичной женщиной. Единственная владелица империи стоимостью в шесть с половиной миллиардов долларов – ноша вообще-то неподъемная, если бы благодаря лорду Розенкранцу, этому Пикассо в области финансов, она фактически не управлялась сама собой, – Бекки могла себе позволить направлять всю свою энергию на одно-единственное дело: заставлять самых богатых и самых знаменитых раскошеливаться на благотворительность, ставшую ее единственным призванием.

Именно поэтому она остановилась и обернулась к Дине с ослепительной улыбкой:

– Может, как-нибудь на днях пообедаем?

Дина была настолько потрясена, что, кажется, впервые в жизни не нашлась что ответить.

– И еще, – ласково продолжала Бекки, – мне хотелось бы пригласить вас с мужем на уик-энд в свое загородное поместье. Если вы, конечно, не против.

Не против?! На лице Дины появилось глуповатое выражение, как у человека, вытащившего выигрышный билет в лотерее и не верящего своим глазам – или, скорее, как в данном случае, ушам.

– Я... да мы будем просто счастливы! – выпалила она, обретя наконец дар речи.

– Отлично! Я свяжусь с вами.

С этими словами Бекки, сопровождаемая свитой, двинулась дальше.

Дина, все еще пребывающая в состоянии полного экстаза, сильно ткнула мужа локтем в бок.

– Нет, ты слышал? Можешь себе представить, нас с тобой приглашают к Бекки Пятой!

Роберт подавил вздох облегчения. Жена настолько потрясена, что – с Божьей помощью – наверное, забудет его маленькую шалость во время танцев.

И действительно, поводов для беспокойства у него не было.

Вот уж о ком, о ком, а о Бэмби Паркер Дина и думать забыла. Ибо что может сравниться с открывающейся перед ней уникальной возможностью пробиться на самый верх общественной лестницы?

Да ничто на всем белом свете!

О да! Маленькая Дина Ван Влит вытащила счастливый билет и уж теперь не упустит свою удачу!

Глава 19

«Дантов ад» был переполнен. Усиленная многочисленными динамиками музыка рвала барабанные перепонки. Под потолком трепетали, обдуваемые мощными вентиляторами, установленными по периметру всего зала, разноцветные гирлянды. На танцевальной площадке извивались, принимая самые разнообразные позы, удивительные фигуры: девушки, похожие на юношей, юноши, похожие на девушек, фантастические андрогины, ни на кого не похожие, и даже те, кто был похож на самих себя.

Взять хотя бы Зандру. В этом до отказа набитом модном баре она чувствовала себя как рыба в воде, буквально цвела, как редкостная хрупкая орхидея, правда, всего лишь на одну ночь.

Карл Хайнц был ошеломлен, настолько неотразима – а он и не замечал раньше – была его кузина, и не сводил с нее глаз.

В отличие от других она вовсе не пыталась через себя перепрыгнуть. Напротив, танцевала совершенно естественно, двигаясь с природной грацией и полузакрыв глаза, словно погрузившись в иной, только ей ведомый мир.

«Забудь! – прикрикнул на себя Карл Хайнц. – Она слишком молода для тебя. Ты должен ей казаться стариком».

И словно в подтверждение этой печальной мысли он неожиданно споткнулся, толкнув кого-то из танцующих.

– Эй, папаша, глаза разуй! – Кто-то крепко ухватил его за локоть.

У Карла Хайнца голова дернулась, как от удара. Все в нем восстало против этого слишком явного намека на старческую немощь и пропасть между поколениями намека, усиленного угрожающим выражением прыщавого лица мальчишки.

Карл Хайнц ответил высокомерным взглядом.

Будто столкнувшись с высшей силой, прыщеватый юноша испуганно попятился. Но никакого удовлетворения Карл Хайнц не почувствовал. В душе он испытывал непобедимое отвращение к этой компании расхристанных молодых людей с их бьющей через край энергией. В большинстве они были даже моложе Зандры.

И тем не менее она казалась здесь своей, вошла в этот круг золотой молодежи с такой же легкостью, с какой меняют одежду. Самому Карлу Хайнцу подобные превращения были недоступны.

«О Господи, – взмолился он про себя, – что я делаю в этом детском саду? Мое место – в каком-нибудь аристократическом салоне, где можно чинно протанцевать фокстрот в паре со свежеиспеченной наследницей».

– Хайнц! – Зандре с трудом удалось перекричать грохочущую музыку. Она ловко пробилась к нему и схватила за руку, выводя из мрачной самопогруженности. – А ну-ка давай покажем им класс, кузен!

Поначалу Карл Хайнц заколебался, но противостоять напору Зандры было непросто, и не успел он глазом моргнуть, как оказался на битком набитой танцевальной площадке. Понукаемый партнершей, он преодолел наконец смущение и целиком отдался музыке, раскачиваясь, подпрыгивая, вращаясь волчком, – все это походило на некий дикарский танец, на первобытную оргию с ее характерными ритуалами. Движения партнеров носили откровенно эротический характер, один старался перещеголять другого.

Наконец оба обессилели и упали друг другу в объятия.

– Кажется, уже поздновато, – хрипло проговорил Карл Хайнц.

– Да, за полночь, – живо откликнулась Зандра.

Карл Хайнц протянул ей руку, и, лавируя между танцующими, они двинулись к гардеробу.

Дождь все хлестал и хлестал, из водостоков с грохотом низвергались настоящие водопады, по канавам плыли какие-то щепки, обрывки бумаги и окурки. Но Карл Хайнц с Зандрой всего этого не замечали. Взявшись за руки и беспричинно хохоча, они кинулись к ожидавшему их «бентли».

По пути домой Зандра вспоминала, как славно ей было весь вечер с Карлом Хайнцем. Он вдруг представился ей в совершенно новом свете. Теперь это был уже не просто отдаленный родич, намного превосходящий ее годами. Нет, нечто совсем, совсем иное...

В спальне было темно.

Стояла благоговейная тишина, и даже само время здесь, высоко над городом, казалось, застыло без движения. Сквозь узкие проемы в шторах миллионами огней никогда не засыпающего города мерцала ночь.

Наклонившись, Ханнес бережно уложил Кензи на покрывало, такое же белое и мягкое, как ее кожа; по кровати змейками перебегали струи неяркого, приглушенного дождем света.

Обняв Ханнеса за шею, Кензи не спускала с него блестящих, широко раскрытых глаз.

Почему он кажется таким большим? Прямо не человек, а башня. Потому что стоит, а она лежит? Или Кензи забыла, что он и вправду необыкновенно высок? А как насчет безупречной чеканки его лица, мраморно-белой кожи, вьющихся светлых волос?

Привыкая к сумеречному свету, Кензи вдруг обратила внимание на то, что и ресницы у него точно такого же цвета, что и волосы. И глаза, ах эти глаза! Так и хочется утонуть в их бездонной глубине.