Пощады не будет - Роман Злотников

Капитан Дежеус вскочил на ноги:

– Так точно, ваше высочество, вверенные моему попечению полки вчера поздним вечером перешли под командование господина барона.

И легкий гомон, возникший среди офицеров, сидевших в противоположном от капитана Дежеуса углу, показал Грону, насколько господа полковники из отряда, вверенного попечению капитана, рады этому обстоятельству. Он усмехнулся про себя и, состроив строгое лицо, спросил:

– А как вы, господин капитан, оцениваете текущую боеготовность вверенных вашему попечению полков?

Капитан Дежеус сделал паузу, бросил взгляд в сторону притихшего угла и… гордо произнес:

– Должен доложить, ваше высочество, что я был искренне изумлен тем, как быстро солдаты и офицеры данных полков сумели полностью восстановить свою боеготовность. Не сомневаюсь, что в будущем сражении они сумеют утереть нос тем полкам, которые все это время пребывали в полном штатном составе.

Судя по тому, какой слитный изумленный выдох донесся из дальнего угла, сидящие там офицеры ожидали чего угодно, но не похвалы. Грон одобрительно хмыкнул. «А вы еще и дипломат, капитан… пожалуй, я правильно взваливаю на вас совершенно неподъемные задачи. Из вас получится очень неплохой коннетабль… Но вот полковника я вам дам, уж извините, только лишь после сражения. По итогам работы, так сказать… Хотя я уже сейчас абсолютно не сомневаюсь в ее результатах».

– Ну хорошо, там посмотрим, – делано равнодушно констатировал Грон. – Тогда, господа, считаю необходимым заявить, что время пришло. Мы готовы, и ждать чего-то еще я уже не вижу смысла. Поэтому слушайте мой приказ: рейтарам – с завтрашнего дня удвоить число людей в патрулях. Приказываю более не уклоняться от схваток, а перехватывать и уничтожать все патрули генобцев и мятежников. Чем позже они узнают, что мы рванули вперед, тем лучше. Остальным подготовить полки к ускоренному маршу. Солдатам взять в ранцы продуктов на два дня. Обозы – оставить. Завтра с утра – выступаем!

Его последние слова были заглушены восторженным ревом.

6

Герцог Амели вчера лег довольно поздно. Военный совет, на котором обсуждали последние детали предстоящего сегодня решительного штурма столицы, затянулся. Да и кроме него было нечто, что портило герцогу нервы едва ли не сильнее предстоящего штурма. Вообще, это детище Черного барона, объединенная армия Геноба и агберских мятежников, и так управлялось из рук вон плохо. Не говоря о том, что агберцы и генобцы по любому поводу окрысивались друг на друга, свою толику трудностей добавляли и личности агберских руководителей. Герцог Аржени сам по себе был тот еще фрукт, общение с которым стоило герцогу Амели множества нервных клеток, но его вечная грызня с графом Авенлеба, который к тому же продолжал считать себя командующим агберцев, так и норовя лично отдать распоряжения, зачастую противоречащие тем, которые отдавал герцог Аржени или лаже сам коннетабль короля Геноба, портила кровь куда сильнее. Вследствие этого и та часть армии, которую составляли генобские повстанцы и в которой команды герцога никто вроде бы не оспаривал, тоже успела разделиться на две неравные части. Одна из них, в основном в силу своего полного повиновения герцогу, еще как-то терпела соседство агберцев, другая же была готова вцепиться им в глотку.

С решительным штурмом они так затянули оттого, что, как выяснилось, дворянское ополчение из рук вон плохо подходит для штурма крепостей. Первая попытка штурма, которую они предприняли буквально на следующий день, как армия пришла под стены столицы, с треском провалилась. Лестницы, изготовленные руками не слишком привычных к топору и пиле дворян, никуда не годились. Часть просто сломались под весом забравшихся на них воинов, часть оказались такими короткими, что забравшиеся на них тупо пялились на стену, возвышавшуюся еще на пять-шесть локтей, до тех пор пока кто-нибудь из стоявших на стене агберских солдат не обрушивал на них увесистый камень. Таран, изготовленный все теми же «специалистами», за два часа работы сумел только слегка поцарапать воротную оковку. Первая попытка закончилась тем, что объединенная армия откатилась назад уже через три часа после того, как герцог подал сигнал: «На штурм!»

Впрочем, иного он и не ожидал. И тот штурм с его стороны был не столько запланированной, сколько вынужденной мерой. Воодушевленные столь легкой победой над агберским дворянским ополчением, генобские дворяне посчитали, что и обороняющиеся в столице регулярные агберские части можно будет взять так же легко, простым нахрапом, и буквально вынудили своего полководца назначить немедленный штурм. Вообще, командовать армией, где любой солдат может в ответ на прямой приказ начать мериться с тобой древностью рода или вопить о своих неотъемлемых привилегиях, тот еще труд… Поэтому фиаско первой попытки герцога отнюдь не обескуражило. Единственное, что огорчило, так это уровень потерь. Он рассчитывал, что потери в большинстве своем так и не добравшихся до обреза стен генобцев ограничатся максимум тысячей мечей, но эти проклятые агберцы в последнее время начали очень широко применять такое подлое и недостойное дворянина оружие, как арбалет. Так что когда вечером герцогу Амели доложили, что суммарное число потерь приближается к пяти тысячам человек, он невольно выругался. Однако затем все вошло в колею. Он занялся обустройством лагеря, попутно разослав вербовщиков набирать мастеров и инженеров для изготовления осадных и метательных машин и таранов, а также принялся активно вербовать мечников и оноты наемников. Ибо после первого неудачного штурма всем стало ясно, что без пехоты, да и просто буром лезть на стены смысла нет. И к исходу месяца в его распоряжении было уже почти тринадцать тысяч пехотинцев. Что давало некоторую надежду на успех завтрашнего штурма.

Однако теперь на горизонте замаячили совершенно иные, но не менее грозные трудности. Во-первых, брат, слухи о прибытии которого в Геноб ходили уже давно, так и не появился. С одной стороны, да и Владетель бы с ним, но ведь он, сволочь такая, даже не соизволил прислать ни гроша на благое дело своего собственного восстановления на троне Геноба. Герцог уже даже в сердцах нажаловался на него обычно не слишком жалуемому им представителю Черного барона, который втянул его в авантюру с объединением с агберцами. Тот, как обычно, ничего не сказал, только хмыкнул и покивал. Что еще больше расстроило коннетабля короля Геноба. Во-вторых, и вследствие вышеизложенного, и просто потому, что мятеж и война вообще вещи чрезвычайно затратные, с финансами тоже был полный абзац. Герцог и так, по существу, вел войну на собственные деньги, каковых было не слишком много. Алчные ревизоры агберцев выгребали все доходы едва ли не подчистую, оставляя спесивым генобским дворянам, еще не так давно славившимся по всем шести королевствам своим щегольством и богатыми привычками, жалкие крохи.

Нет, кое-что, конечно, поступило и от Черного барона, но все те деньги были израсходованы в самом начале. И сейчас герцог оказался практически с пустым кошельком. Последние гроши ушли на авансы наемникам и солдатам вновь навербованных полков. Фураж и продовольствие уже давно не покупались, а конфисковывались у крестьян, как будто их армия находилась не в собственной стране, а во вражеской. И это отнюдь не способствовало расширению поддержки их святого дела у населения Геноба. В-третьих, эти вечные ножи между генобцами и агберцами. Так что все шло к тому, что если его армия не возьмет город в течение ближайшего месяца, то в следующем месяце от нее вообще может ничего не остаться. Впрочем, если возьмет, тоже не совсем понятно, насколько это хорошо. Изрядно поиздержавшиеся воины, существенная часть которых к тому же не имели к Генобу никакого отношения, а большую часть остальных составляли провинциальные дворяне, также не испытывающие к столице особой любви, вполне могли броситься в безудержный грабеж. Возможно, понимая это, жители столицы, ранее горячо поддержавшие мятеж, сейчас просто затаились по домам, даже не стремясь хоть как-то помочь армии соотечественников, пытающейся освободить город.

Еще оставался вариант, если завтрашний штурм не удастся, двинуться на Агбер и уж там попытаться пополнить казну и ублаготворить армию, позволив солдатне вволю пограбить. Но препятствием к этому была королевская армия Агбера, уже вторгшаяся в пределы Геноба. И хотя как данные патрулей, так и информация, приходящая от шпионов Черного барона, утверждали, что королевская армия Агбера находится едва ли не в худшем состоянии, чем его же дворянское ополчение, герцог совершенно не стремился, не укрепив тыл, сходиться с ней в открытой схватке. Он каким-то шестым чувством, присутствующим у каждого настоящего полководца, ощущал, что здесь не все чисто. Ну не мог коннетабль Агбера, блестяще проявивший свои способности в арженской кампании, столь быстро довести войска до ручки, что бы там ему и герцогу Аржени ни докладывали. И когда перед началом вечернего заседания к нему подошел граф Шатрея, которого он послал справиться о последней информации об агберцах, и доложил, что вот уже двое суток от конных патрулей не поступает никакой информации о передвижении агберских войск, у него нехорошо засосало под ложечкой. Он вызвал посланца Черного барона и приказал ему немедленно справиться по своим каналам о том, что там происходит с армией агберцев. Тот лишь молча кивнул и исчез. И так и не появился в течение всего военного совета. Да и после военного совета, когда герцог снова послал графа Шатрея уточнить, как там обстоит дело с его поручением, граф вернулся с сообщением, что посланец так пока и не появился.