Последний ангел - Константин Брендючков

Олег Петрович прошел в спальню и отдернул штору окна:

— Смотрите, Луна так и бьет в стекла прямой наводкой. Нам пора приступить к опыту.

Доктор не возразил. Олег Петрович приподнял и закрепил на колонках футляр, и Кузьма Кузьмич увидел теперь ангела в хлынувшем свете Луны. Вслед за этим Олег Петрович вернулся в столовую, раздвинул большие шторы, зажег ночник и погасил люстру.

— Прошу занимать любое место, Кузьма Кузьмич.

Доктор недоверчиво покосился на кресло и поежился:

— Настораживающее предложение, черт возьми, даже страшновато: вдруг не вернемся?

— Нет, все проверено, через полчаса все кончится. Однажды в полнолуние я попросту надел на ангела заземленное ведро, и оказалось, как я и предположил, что из-под экрана маяк действовать не может. Осталось, так сказать, облагородить устройство да добавить часовой механизм.

— Вы не сказали, как мне себя вести?

— Никак. Сидите и смотрите на ночник или на окно и думайте, о чем хотите. Впрочем, полной гарантии безопасности нам никто не дал даже в простых делах, так что подумайте, еще не поздно прервать нашу затею.

— Врачи привыкли рисковать, припомните сами, сколько нас погибло на эпидемиях, во время опытов на себе, в войну. Не отговаривайте. Кстати сказать, я кажется за…

— Что? Что вы там…

Но там было уже нечто другое, захватившее их на полуслове, как обморок.

А в спальне тикали часы, неподвластные ни эмоциям земным, ни внушениям небесным, ни чарам луны, полыхающей сквозь морозные кристаллы стекла. И когда положенное время кончилось, футляр скользнул вниз, накрыл статуэтку и колдовство пропало. Первым вернулся в свое настоящее время Олег Петрович, потянулся и включил полный свет.

— Зря скрываешь, — пробормотал доктор, все еще отчужденным голосом, — я давно заметила, что ты стосковалась… Тут он открыл глаза, недоуменно огляделся, каким-то женским движением потрогал волосы на затылке и наконец, уставился на Олега Петровича уже осмысленным взглядом.

— Как, это уже все? Такая досада: недосмотрел!

Он всплеснул руками, вскочил, пробежался несколько раз по комнате, почему-то фыркнул, как после купания и, взяв Олега Петровича за руку, усадил с собой на диван.

— Это потрясающе! — сказал он, шаря другой рукой в воздухе, будто нащупывая ускользнувшее видение. — Никакой катастрофы вовсе не произошло, ведь только что я был Лией и видел все это собственными глазами так же отчетливо, как сейчас вижу вас. Я еще помню запах воздуха в капсуле и мог бы вам сейчас нарисовать, как она выглядит. Я столько пережил, что не могу представить, как все уложилось в какие-то несколько минут. Как жалко, что со мной не было моего ФЭДа… Впрочем, это — уже вздор…

Доктор снова вскочил, засунул большие пальцы в проймы жилета и снова несколько раз пересек комнату. Остановившись внезапно перед зеркалом, он вгляделся в отражение, потрогал усики и повернулся, вновь всплеснув руками:

— Ну, друг мой, надо обладать стальными нервами, чтобы сидеть вот так молча и не задать мне ни одного вопроса. Вы истукан, и Афина будет со-вер-шен-но права, если сбежит от вас! Да я вам сейчас такое расскажу!..

— Да рассказывайте, доктор, я только этого и жду.

— Весьма охотно. Дело было так…

Да, Кузьма Кузьмич был Лией и вместе с Фадой витал вокруг Терры в снаряде, который они называли капсулой и которая являлась чем-то вроде десантного средства пришельцев. Они все время помнили, что их корабль-метеорит, притягиваемый Гелиосом, огибает его по вычисленной ими параболе, и они должны перехватить метеорит на вылете, иначе затеряются в этом чужом для них мире. Сознание этого нервировало их, а ограниченность срока заставила совсем отказаться от отдыха, называемого на земле сном, но от этого их работа не стала менее увлекательной. Раз за разом кружились они вокруг Терры на различных орбитах, пользуясь энергией щедрого Гелиоса, наблюдали, воспринимали, записывали жизнь молодой, прекрасной планеты и готовили для нее свой подарок.

Конечно, генератор и даже маяки были построены не ими и даже не на корабле, а на их далекой родине, и делали их не для Терры, а для Фаэтона на случай необходимого вмешательства, но на долю Лии и Фады досталось заполнить аппаратуру программами совсем иного содержания, которые они же и должны были создать, применительно к облику Терры, к ее населению и совсем в ином, чем мыслилось для Фаэтона, назначении.

— Мы выпустили два маяка в наиболее населенных местах планеты, а к последнему маяку решили привлечь особое внимание. Фада старательно покрыла его огнеупорным слоем, чтобы уберечь от пламени стартовых двигателей, и мы не сразу выбрали для него место: не столь уж малодоступное, как полюса, но и ненаселенное.

— А еще до этого вы с Фадой поссорились.

— Нет, это нельзя назвать ссорой, это была… Позвольте, а откуда вам-то это известно? Ах да, ведь вы же — телепат! Нет, это была не ссора, Фада ухитрилась ввести в программу импульсатора… Как я сказал? Вот ведь знал только что, что это такое и — на тебе! — забыл. В общем, она ввела какие-то технические сведения, а я настаивала, что нужно ограничиться-чисто духовными инъекциями, чтобы не сбивать мирное и трудолюбивое население Терры на путь Фаэтона.

— Ничего себе — мирное. Посетили бы они Терру лет двадцать назад, нагляделись бы!

— Я настояла… то есть настоял на своем, но Фада выторговала все же некоторую частицу наводящих сведений о каком-то комбинаторе. Утверждала, что это будет способствовать развитию чисто умственных сил населения. «Террианцы, — доказывала она, — очень не скоро еще достигнут такого технического уровня, при котором смогут откупорить маяки, а к этому времени они поднимутся нравственно настолько, что не обратят полученные возможности во вред друг другу». Я согласилась. И тогда, выбрав наиболее дикое место планеты, мы выпустили маяк всего лишь за секунду до включения стартовых двигателей.

— А после этого вы установили импульсатор на Селене.

— Нет, это удивительно! Скажите, друг мой, как вам удается так здорово читать мои мысли? Можно подумать, что вы подглядывали за мной откуда-то из-за угла времени!

— Не удивляйтесь, доктор. Все это время я пробыл тоже Лией и пережил то же самое, что и вы.

— Выходит, нам показали один и тот же фильм?

— Выходит так, и было бы странно, случись иначе.

— Так для чего же я вам все рассказывал?

— Я пытался перебить, но вы были так увлечены…

— А ведь и верно!

Кузьма Кузьмич, только что присевший, вновь вскочил, постоял, что-то соображая, и задумчиво прошелся по комнате, заглянул в спальню, пощелкал по стенке футляра и повернулся к хозяину.