Тайна Желтой комнаты. Духи Дамы в черном - Гастон Леру

туда заходил и папаша Жак, чтобы, как обычно, закрыть ставни и зажечь ночник. Сидя почти без сил за письменным столом в лаборатории и делая вид, что работает, мадемуазель Стейнджерсон, конечно, не забыла, что в комнату должен зайти папаша Жак. И она делает последнюю попытку: просит его не беспокоиться и не ходить к ней в комнату. Все это черным по белому написано в «Матен». Папаша Жак тем не менее делает по-своему, но ничего не замечает, так как в Желтой комнате темно. Мадемуазель Стейнджерсон, должно быть, пережила несколько страшных минут. Правда, я думаю, она не знала, что преступник оставил в комнате столько улик. После бегства преступника она успела лишь прикрыть следы его пальцев на шее и выйти из комнаты. Знай она, что кастет, берет и платок валяются на полу, она подняла бы их, когда вернулась в полночь к себе. Но она их не заметила, разделась при тусклом свете ночника и легла, обессиленная от переживаний и ужаса – ужаса, заставившего ее вернуться к себе в комнату как можно позже.

Таким образом, я подошел ко второму этапу драмы, во время которого мадемуазель находилась в комнате одна вплоть до момента, когда дверь взломали и преступника не обнаружили. И естественно, улики, о которых я упоминал, должны были войти в круг моих рассуждений.

Но нужно было объяснить и другие факты. Во время второго этапа стреляли из револьвера. Раздавались крики: «На помощь! Убивают!» Что в этом случае мог подсказать мне разум? Прежде всего о криках: раз в комнате не было убийцы, значит неизбежно там кого-то мучил кошмар!

К тому же из комнаты слышался громкий шум падающей мебели. И вот я воображаю, я просто обязан вообразить вот что: мадемуазель Стейнджерсон спит, а мысли ее неотступно возвращаются к ужасу, пережитому днем. Ей снится сон; кошмар становится все отчетливее, она опять видит бросившегося на нее убийцу, кричит: «На помощь! Убивают!» – и безотчетно тянется к револьверу, который, перед тем как лечь, положила на ночной столик. Но ее рука наталкивается на столик с такой силой, что тот падает. Ударившись об пол, револьвер стреляет, и пуля попадает в потолок. Эта пуля в потолке с самого начала показалась мне результатом случайности. Она подтверждала возможность случайного выстрела, отлично согласовывалась с моим предположением о кошмаре и стала одной из причин моей уверенности в том, что преступление имело место раньше и что мадемуазель Стейнджерсон, наделенная характером редкой силы, о нем умолчала. Кошмар, револьверный выстрел… Мадемуазель Стейнджерсон в ужасе просыпается, пробует встать, падает без сил на пол, опрокидывая какую-то мебель, еще раз хрипло взывает о помощи и теряет сознание.

Однако все говорили, что слышали ночью два выстрела из револьвера. По моим расчетам – это были уже не предположения, а расчеты, – их тоже было два, но по одному на каждой стадии, а не оба в последней. Один, ранивший убийцу, – сначала, и второй, случайный, – потом. А была ли уверенность в том, что ночью стреляли дважды? Ведь выстрелы звучали среди грохота опрокидываемой мебели. На допросе господин Стейнджерсон упомянул о глухом выстреле сначала и громком – потом! А что, если глухой выстрел – это просто грохот от упавшего ночного столика с мраморной доской наверху? Такое объяснение непременно должно было быть верным. Я в этом не сомневался, так как знал, что привратники – Бернье с женой, находившиеся поблизости от павильона, слышали лишь один выстрел. Они заявили об этом следователю.

Таким образом, когда я впервые вошел в Желтую комнату, ход событий был мною почти полностью воссоздан. Однако в круг моих рассуждений не вписывалась тяжелая рана на виске мадемуазель Стейнджерсон. Она не была нанесена убийцей с помощью кастета на первой стадии, поскольку была слишком серьезна, чтобы мадемуазель Стейнджерсон могла ее скрыть, чего она и не сделала, так как не зачесала волосы на прямой пробор. Выходит, рана была нанесена на второй стадии, когда бедняжке привиделся кошмар? Это я и хотел выяснить в Желтой комнате, и Желтая комната дала мне ответ.

Все из того же небольшого свертка Рультабийль достал сложенный вчетверо лист бумаги, из которого вынул двумя пальцами какой-то предмет и протянул его председательствующему:

– Вот волос, белокурый волос мадемуазель Стейнджерсон, с пятнышками крови на нем. Он прилип к краю мраморной доски опрокинутого ночного столика. Край доски тоже был запачкан кровью. Вроде бы ерунда, маленькое красное пятнышко. Но весьма важное: благодаря ему я понял, что, вскочив в безумстве с постели, мадемуазель Стейнджерсон упала как подкошенная, с размаху ударилась о мраморную доску и поранилась, а волос с виска прилип к ней – она ведь не была причесана на прямой пробор. Врачи заявили, что ее ударили тупым орудием, а поскольку на полу нашли кастет, следователь тут же решил, что это и есть орудие преступления, однако край мраморной доски тоже тупое орудие. О нем не подумали ни врачи, ни следователь, он не пришел бы в голову и мне, не возьмись я за дело с нужного конца и не укажи мне на него мой разум, не заставь он меня обо всем догадаться.

Зал опять взорвался было рукоплесканиями, но Рультабийль сразу же заговорил снова, и публика мгновенно стихла.

– Кроме имени убийцы, которое мне предстояло узнать только через несколько дней, я хотел выяснить еще одно: когда произошла первая часть драмы. Понял я это из допроса господина Стейнджерсона и его дочери, хотя последний и ввел в заблуждение следователя. Мадемуазель Стейнджерсон в точности рассказала, что она делала весь этот день. Мы установили, что преступник проник в павильон между пятью и шестью – ведь приблизительно в четверть седьмого профессор с дочерью вновь принялись за работу. Стало быть, искать нужно между пятью и четвертью седьмого. Да что я говорю! В пять профессор был еще с дочерью. Драма не могла произойти, когда он находился неподалеку. Значит, в этом коротком отрезке времени мне нужно найти момент, когда профессор и дочь были не рядом. Вот я и нашел его при допросе, происходившем в спальне мадемуазель Стейнджерсон в присутствии ее отца. Разговор тогда велся о том, что около шести профессор с дочерью вернулись в лабораторию. Господин Стейнджерсон сказал: «Как раз в этот момент к нам подошел мой лесник и ненадолго меня задержал». Лесник говорил с профессором не то о вырубке леса, не то о браконьерах; мадемуазель Стейнджерсон с ними не было, она уже вернулась в лабораторию – ведь чуть позже профессор сказал, что расстался с лесником и присоединился к дочери, которая уже работала.

Вот в эти несколько минут и разыгралась драма. Иначе быть не могло. Я прекрасно вижу, как мадемуазель Стейнджерсон возвращается в павильон, заходит к себе в комнату, чтобы снять шляпку, и оказывается лицом к лицу с преследующим ее бандитом. Тот уже некоторое время находился там, готовя все к ночному свиданию. Он снял неудобные башмаки папаши Жака – об этом я уже говорил следователю, украл бумаги, о чем я тоже рассказывал, и только забрался под кровать, как вернулся папаша Жак, чтобы вымыть переднюю и лабораторию. Время тянулось медленно. После ухода папаши Жака он вылез из-под кровати, походил по лаборатории, вышел в переднюю, посмотрел в окно и увидел – а было еще светло, – что к павильону подходит мадемуазель Стейнджерсон, одна. Он никогда не осмелился бы напасть на нее в такой час, если б не был уверен, что она одна. А раз он увидел только ее, значит разговор между господином Стейнджерсоном и лесником происходил за поворотом тропинки, там, где растет несколько деревьев, скрывавших их от взора негодяя. Тут же созрел план: наедине с мадемуазель Стейнджерсон ему будет гораздо спокойнее, нежели ночью, когда на чердаке уляжется спать папаша Жак. И ему обязательно нужно было закрыть окно передней. Этим, кстати, и объясняется, что ни господин Стейнджерсон, ни лесник, стоявшие поодаль от павильона, не слышали выстрела.

Затем он вернулся в Желтую комнату. Появляется мадемуазель Стейнджерсон. Дальше все произошло молниеносно. Мадемуазель Стейнджерсон закричала или, скорее, хотела закричать от ужаса, он схватил ее за горло. Быть может, он намеревался ее задушить. Но мадемуазель Стейнджерсон нащупала в ящике ночного столика револьвер, взятый ею, когда она стала опасаться угроз преступника. Убийца уже замахнулся кастетом – страшное оружие в руке Ларсана-Балмейера! Но она выстрелила, и он выронил кастет. Тот упал на пол, залитый кровью преступника, убийца покачнулся, опершись о стену, оставил на ней отпечаток руки и, испугавшись нового выстрела, убежал.

Она следит, как он пересекает лабораторию. Прислушивается. Что он там делает в передней? Что-то он долго не прыгает в окно. Прыгнул! Она подбегает к окну и закрывает его. Но видел ли что-нибудь отец? А может, слышал? Теперь, когда опасность