О дереве судят по плодам - Василий Шаталов

— Есть от Байрама вести? — спросил Сапар.

— Сообщил, что вышел в залив, — продолжая писать, ответил Алтаев.

— Вот счастливчик!.. Везет же ему. А мы… Кстати, — переходя на деловой тон, сказал Сапар, — почему до сих пор мы не дали имя нашей фелюге?

Амандурды пожал плечами:

— Ну, а как бы ты ее назвал?

— Я бы ее назвал «Витязь».

— Это, брат, старо, — с легкой усмешкой возразил Алтаев. — Придумай что-нибудь поновей.

— Хорошо. А что предлагаешь ты?

— Назвать ее «Альбатросом». Звучит хорошо. «Альбатрос»!

— Звучит-то хорошо. Это верно, — неодобрительно сказал Байрамов. — И все же я против…

— Почему?

— Где-то я читал, что альбатросы нападают на тонущих в море людей. Слишком велика честь для такой птицы.

Так они и ни к чему не пришли, и фелюга осталась безымянной.

Еще не успел Амандурды закончить проект, как от руководителей комбината одна за другой полетели в Ашхабад телеграммы с требованием, чтобы начальник партии и начальник отряда срочно ехали в Бекдаш и разворачивали изыскания в Сартасском заливе. Руководителей комбината волновали погребенные рассолы. Они хотели быть уверенными в своей сырьевой базе. Некоторые запасы рассолов надо было перевести из низших категорий в высшие. Это можно было сделать только после бурения новых скважин, откачек рапы, изучения мощности пластов и качества рассола.

Наконец проект был обсужден и одобрен работниками разных ведомств и организаций. Амандурды облегченно вздохнул: теперь он может выехать в Бекдаш, а оттуда — на колодец Кыир.

«И все-таки профессия у меня отличная, — заключил свои раздумья Алтаев. — Ни за что не променял бы ни на какую другую…»

После ужина еще раз попили чаю. Потом достали раскладушки и легли спать.

Вечер был светлым. Перед закатом барханы окрасились в яркий бронзовый цвет и были похожи на полегшее стадо каких-то усталых животных. Пахло пылью и горьким запахом полыни.

Амандурды уснул поздно, когда остыл песок и повеяло ветерком.

Рано утром его разбудил скрежет железа: шофер еще на заре начал заводить машину. Но не со стартера, а ручкой.

— Что случилось? — сердито спросил Алтаев.

— Не заводится, проклятая. И так и этак пробовал…

Шофер рукавом вытер пот со лба и передал заводную ручку Алтаеву:

— На-ка, тезка, покрути. Может, у тебя получится.

Начал крутить Амандурды, но все без толку. Он бросил ручку и, тяжело дыша и прохаживаясь около машины, произнес, отделяя каждое слово:

— Вот… Только сейчас понял… что значит дойти да ручки. Вот мы с тобой и дошли…

— Надо проверить искру, — спохватился шофер и откинул капот. Потом, подойдя сбоку, открыл трамблер.

Амандурды снова крутил ручку, а шофер длинной отверткой ковырял в трамблере.

— Искры нет, — заявил он Алтаеву.

Открыли аккумулятор и с помощью той же длинной отвертки установили: «сел» аккумулятор.

Алтаев опустился на ступеньку автомашины и долго молчал, думая о том, что же делать? Потом задал этот вопрос Аману. Шофер взглянул на Амандурды и как-то виновато вздернул правое плечо:

— Не знаю. Может, подзарядиться…

Подзарядиться… Вначале эта мысль показалась Алтаеву дикой. Скажет же тоже. Где в такой глухомани подзарядишься? От песка, что ли, или колючки? Да и той не видно. Кругом песок. Но потом вспомнил, что не слишком далеко от колодца Кыир есть колодец Нефес-Мерген, где обязательно должен быть дизель.

— Ты, пожалуй, прав, — согласился Амандурды. — На колодце Нефес-Мерген, по-моему, должен быть движок.

— А далеко колодец-то?

— Если пешком, да по такой жаре, то покажется далеко, — километров двенадцать.

— Да, не близко, — согласился шофер.

— Ну, вот что, — поднялся Алтаев. — Из слов не сваришь плов. Ты сиди тут, а я пойду в Нефес-Мерген.

Аман не ожидал такого от Амандурды и с удивлением наблюдал за тем, как его начальник залез в кузов автомашины, наполнил флягу из бочонка, как спрыгнул на землю и повесил флягу на ременный пояс.

Через несколько минут он уже был на краю котловины. А потом и вовсе скрылся за гребнями барханов.

Идти было тяжело: как назло, барханы лежали поперек его пути. Увязая в песке, Амандурды с большим трудом переваливал через них. Солнце усердно калило пустыню. Песок обдавал жаром, припекал Амандурды ноги сквозь тонкие подошвы брезентовых сапог.

Амандурды шел и прислушивался к знойному безмолвию.

…Часа через три весь мокрый, почерневший от жажды, Амандурды добрел до колодца Нефес-Мерген. Здесь стояло несколько казахских юрт. Амандурды отыскал механика и узнал, что зарядить аккумулятор можно. После короткого отдыха Алтаев двинулся в обратный путь. Из крышки ящика они смастерили что-то вроде носилок, и утром, еще до восхода солнца, понесли аккумулятор на зарядку.

Шофер был моложе своего начальника, но уступал ему в выносливости. Особенно это обнаружилось по пути к колодцу Нефес-Мерген. Он быстро уставал и просил отдохнуть. Эти остановки под палящим солнцем, как казалось Алтаеву, были еще тяжелее ходьбы. И Амандурды не без основания начал беспокоиться о том, как они будут добираться обратно.

Зарядка аккумулятора продолжалась чуть ли не целый день. И лишь часа в четыре Амандурды и шофер собрались в обратный путь. Однако механик не советовал идти в такое время. Он говорил, что надо отправиться позже, часов в семь, когда спадет жара, или завтра рано утром.

Но Амандурды не хотелось терять время. Он решил пуститься в путь немедленно. Старый казах, возле юрты которого происходил этот разговор, не вмешивался в него. Но когда понял, что Амандурды все-таки решил идти, он попросил его немного подождать, а сам куда-то исчез. Минут через пятнадцать старик вернулся, ведя на поводке ушастого, большеголового, с коротким серым хвостом осленка, с виду очень смирного и послушного.

— Ну и жара! — вытирая пот, посетовал казах. — Насилу поймал этого шайтана. Забирайте его, как мой подарок. Здесь он бездельничает, а там, в дороге, пригодится. Когда же будет не нужен, пустите в степь, пускай гуляет себе на воле.

Амандурды и шофер подарку были рады, потому что он тут же пригодился. Поверх попоны из мягкого войлока они положили на спину осленка носилки, а на носилки — аккумулятор. И чтобы уж совсем освободиться от всякого груза, сняли с себя фляги и повесили их на шею осленку.

Поблагодарив механика и старого казаха, путники отправились обратно. Поддерживая носилки, Амандурды шел по левую сторону осленка, шофер — справа. Они не могли нарадоваться, что у них такой резвый и послушный помощник.

Тот, кто считает ослов существами глупыми, тот глубоко заблуждается. Более близкое знакомство с ними показывает, что многие из них достаточно умны и даже хитры. А этот?

Он резво семенил по песку, без особых затруднений взбирался на барханы и переваливал через них так легко, словно на нем не было никакого груза. Осленок и виду не показывал, что эта принудительная прогулка давно уже надоела ему, и он озабочен лишь тем, как бы избавиться от своих двуногих спутников и от груза.

Внезапность — вот самый верный способ для этой цели, видимо, решил осленок. Так он и поступил. Неожиданно нагнув голову, он вырвал веревку из рук шофера, молниеносно подкинул зад и, брыкнув копытами, сбросил с себя аккумулятор. Затем рванулся вперед и скрылся вдали. Амандурды и шофер шарахнулись в стороны и несколько секунд не могли придти в себя. Первым опомнился Алтаев. С отчаянным воплем:

— Вода! Вода! Держи его, вода!.. — он бросился в погоню за животным. Но пробежав метров сто, понял, что преследование бесполезно — все равно не догнать.

Аккумулятор, к счастью, не пострадал. Мягко соскользнув со спины осленка, он упал в песок. Снова пришлось поставить его на носилки и нести самим.

С каждым шагом, с каждой секундой Алтаев чувствовал, как в носилках прибавляется вес: немели руки. Словно налитые свинцом ноги плохо повиновались. Он понимал, что это не от тяжести, а от трудного пути и лютой жары.

Но он шел, не говоря ни слова о своей усталости. Хуже было с шофером. Идя за ним, Амандурды видел, как тот еле переставляет ноги, спотыкается, пошатывается. Серая рубашка на спине потемнела от пота. Каждый раз, когда делали очередной привал и ставили носилки на гребень бархана, Аман, тяжело дыша, поворачивался назад, и вглядываясь в волнистый горизонт, с тихой злостью повторял: «Проклятый осленок!..»

Аман хотел пить. Теперь, когда они остались без воды, ему хотелось пить в десять раз сильнее. Привалы сперва делались через каждые сто метров. Потом — через пятьдесят, через двадцать. Наконец, опустив носилки на землю, шофер наотрез отказался не только их нести, но и продолжать путь.

— Пойми, — говорил он, задыхаясь и дрожа от слабости, — не могу. Выдохся. Понимаешь? Выдохся.