Паутина из шрамов - Энтони Кидис

Я пробыл в госпитале неделю, принимая петкодан[23] каждый день и явно перевыполняя план по приёму, полюбив этот новый заменитель героина. Доктор в итоге разгадал мою игру и запретил мне эти препараты. Спустя несколько дней буря утихла, и меня вылечили от переломов. У меня был сломан череп, глазница, была раздроблена околоорбитная поверхность, тончайшая кость, поддерживающая глаз. Пластическому хирургу пришлось работать с фотографией, которую принесла моя мама. Но с помощью небольшого количества титана и nефлона он вернул меня к привычному образу.

Я позвонил Линди, извинился и сказал, что, вероятно, не восстановлюсь к CMJ шоу. Но Фли спросил, смогу ли я выступить. Тогда на мне была специальная маска, которая выглядела довольно круто, так что мы решили, что я буду выступать в ней. Дженнифер сделала для меня фиолетовую футуристическую угловатую ковбойскую шляпу, и я сел в самолёт с маской на лице, в фиолетовой ковбойской шляпе и в моей кожаной куртке с чашками. Группа сыграла как нельзя лучше на этом выступлении. Я помню, как нервничал, боялся, ужасался и заводился, и это было впервые, когда я осознал, что мне нужно каким-либо образом взять этот адреналин и этот страх, эти мысли, и воплотить их в выступлении. Это было чувство, которое осталось со мной на всю жизнь, потому что я уже не испытываю такого перед шоу, я уже не так волнуюсь.

После шоу Фли и я ворвались в медиа-комнату MTV. Джордж Клинтон, Мадонна, Лу Рид и Джеймс Браун были на съёмках, но Фли и я заняли место для интервью. Это было началом нашей обычной рутины «двуглавого монстра»; в отличие от других групп, у нас не было единственного человека, который бы говорил. Мы были двумя крикунами с самого начала, когда сидели на одном стуле и делили один микрофон. Это то, что со временем, к сожалению, рассеялось, потому что мы с лёгкостью поддерживали и настраивали друг друга, заканчивая предложения и мысля в унисон. Странное чувство соревнования, которое всегда было между нами, не мешало тогда нашей единственной цели. Мы были просто счастливы быть в центре внимания и делиться этим. Я думаю, что это плохо, если симбиоз пропадает со временем. Это грустно. Мы приходили в клуб «Zero» довольно рано и представлялись людям именами Внутри и Снаружи. И начинали эту фишку Эбботта и Костелло: «Я Снаружи? Я думал, я Внутри». «О, я снова Внутри?». Мы спали рядом на вокзалах. А сейчас вы не увидите нас живущими в одном доме.

Мы чувствовали себя самой великой и успешной группой в мире. Мы не считали группы, продавшие много альбомов и игравшие на стадионах, более успешными, чем мы. EMI был разочарован нашими продажами, и когда они сказали нам, что наш альбом не продавался, я ответил:

— О'кей. А в чём проблема?. Я не был одним из тех парней, которые вырастали с мечтами о золотых альбомах. Для меня мечта была здесь, передо мной: гастроли по Америке в синем минивэне шевроле. Каждый раз, когда мы играли, приходили люди, им было не всё равно, мы зажигали для них и отдавали для этого всё.

Ничто не может описать, каким неподготовленным я был для всего этого. Линди сказал:

— Мы едем в тур.

И мы ответили:

— О'кей. Куда едем?

Именно тогда мы встретились с Трипом Брауном, нашим первым музыкальным агентом. Я даже не знал, что такое музыкальный агент, но оказалось, что кроме менеджера, нужно иметь ещё другого чувака-проныру — не то чтобы наши парни были пронырами, но в общем-то они из рода проныр. Итак, Трип подписал нас на этот тур, который состоял из шестидесяти концертов по всей Америке за шестьдесят четыре дня. Нам даже в голову не приходило сказать: «Эй, так много концертов и без выходных!».

Перед отъездом, группа купила красивый, синий с белыми полосками, минивэн шевроле. Линди получил его от церковной группы, он был большой и мощной полноприводной тачкой, от которой срывало крышу. Несколько раз когда Линди давал мне сесть за руль, я почти взлетал. Боб Форест вёл минивэн на наш первый концерт в Детройт. Боб был талантливым автором песен и артистом, но он предложил сопровождать нас в дороге, поэтому мы наняли его. Но Боб за рулём нашего минивэна на дорогах страны, это не так просто, как кажется. Это был парень, который не мог накопить и пяти долларов. Он случайно растрачивал любые деньги, которые ему давали, на самые бесполезные вещи, которые никак не были связаны с бензином, маслом или местом проживания. Поэтому по приезду в Детройт он стал пьяной развалиной.

— Как так вышло, парни, что вы летели, а мне пришлось ехать? — спрашивал он.

— Потому что мы наняли тебя везти оборудование. Это твоя работа, — говорили мы ему.

И нам постоянно приходилось выслушивать от него: «Я, конечно, счастлив быть здесь, но идите на хрен, парни, я должен выступать».

Наше первое шоу было в прекрасном старом месте, которое называлось Сент-Эндрюс Холл. Тогда мы проводили саунд-чек почти перед каждым шоу, если это было реально возможно. Джек был настолько дотошным, насколько можно. Он придирчиво указывал на каждую мыслимую проблему. «Этот шнур только восемь футов в длину, а должен быть двенадцать, потому что мне нужно стоять здесь и слышать нужный звук из моих мониторов, и мне нужно найти мой «Фингериз», потому что в дороге струны стали сухими». Мы были готовы сойти с ума и разнести это место, а он стоял там и протирал лады на гитаре.

Мы начали проверять звук True Men, и несмотря на то, что публики не было, я начал отрываться с первой ноты, просто чтобы настроиться. Должно быть, я сделал неловкое движение в танце так, что выдернул штекер или толкнул гитару, или толкнул его, или вырубил его педаль. Это было не специально, но он ушёл. Он ушёл со сцены и сказал:

— Я не могу быть в группе, где так проходят саунд-чеки. Дайте мне билет на самолёт до дома.

Линди сгладил конфликт, и Джек сыграл тем вечером.

Джек обвинил меня в том, что я специально пытался выдернуть шнур из его педали. Но невозможно контролировать танец, когда крутишься как волчок. Я никогда не проявлял физическую агрессию по отношению к нему. Для меня и Фли неотъемлемой частью сценического опыта было испытать боль. То есть, если было больно, то это знак, что выступление было значимым. Если спускаешься со сцены с кровью на голове или теле, то ты выполнил свою работу, ты пошёл туда и выложился на все сто. Сцена — это сцена, это не место для ограничений. А Джек один раз даже провёл линию на сцене и сказал мне не нарушать его пространство. Но зачем отрезать себя от своего друга и музыканта духовно или физически?

Прямо в начале тура я знал, что наши отношения с Джеком не сложатся. Мы набивались в синий минивэн, ездили из города в город, вообще не зарабатывая денег. Фли рвал струны на басу каждый вечер, а басовые струны довольно дорогие. И он сказал: