Чёрный Янгар - Карина Демина

И я рассказала ему о гостье, об условии и собственных снах, в которых его убиваю. Янгар слушал, не пытаясь перебить, лишь гладил мою руку.

– Год… – Он прижал ладонь к губам. – Год – это не так и много, Налле.

Я вздрогнула.

Янгар знает? И как давно?

– С первого твоего прикосновения, – ответил он и руку отпустил. – Я не перепутаю тебя с другой женщиной, моя Налле.

Он поднялся и протянул руку к капюшону:

– Позволь?

Нет.

– Не бойся, пожалуйста. – Янгхаар Каапо гладил рыжий медвежий мех. – Я должен увидеть, что я с тобой сделал. Ты – мое зеркало.

И шкура-предательница отозвалась на ласку, съехала на плечи.

– Не отворачивайся, Налле. – Пальцы Янгара коснулись подбородка, приподняли, повернули к свету, как назло яркому, жестокому. – Не отворачивайся.

Он отбросил отросшие пряди, которые давно некому было расчесывать и украшать ивовыми листьями. Он наклонился к моему лицу и долго-долго всматривался в него. И я закрыла глаза.

Сейчас Янгар отвернется.

И уйдет.

Хорошо. Пусть уходит. Я останусь одна. И доживу до весны, уже не так долго осталось. За нею же лето будет. И там как-нибудь…

– Прости. – Янгар коснулся шрама губами. – Прости, пожалуйста, прости.

Мы оба зеркало друг друга. В его глазах мое отражение бледно, перечеркнуто белой линией, словно трещиной. Шрам не исчез. И я сама касаюсь его.

Тонкий какой.

Волос, раз и навсегда прилипший к моему лицу.

– Я…

Янгар не позволяет спрятаться. Он разбирает волосы, обнимает, шепчет что-то на языке, которого я не понимаю, но знаю – ласковое, нежное. Он уговаривает меня не бояться.

И страх уходит.

Он просит поверить ему.

Я верю.

Здесь и сейчас, в Горелой башне, под присмотром Великого Полоза, который останавливает время для двоих. Его так много – и все-таки не хватает.

Я лежу, обнимая Янгара, который спит. И сон его спокоен. Он даже улыбается, и я касаюсь губ пальцем, провожу, запоминая их очертания. И гладкость щек, сухую кожу шеи, тонкий витой шнур, на котором висит мой давний дар – круглый камень с дыркой.

В груди Янгара живет сердце. Оно стучит, зовет меня. И рот невольно наполняется слюной. Я вдруг вспоминаю вкус его крови, и солоноватой и сладкой одновременно.

А сердце рядом.

Он не успеет ударить вновь. И не проснется. Смерть во сне – это почти милосердие.

Смотрю на собственные руки, но пальцы остаются пальцами. И я отстраняюсь от Янгара, а он просыпается.

– Налле?

– У меня другое имя. – Отогревшейся в его живом тепле, в его дыхании, мне сложно возвращаться в мой мир. В нем пол Горелой башни холоден, а холод обжигает.

Ничего, вскоре я перестану чувствовать его.

И жару.

И остальное.

– Аану. – Янгар переворачивается на живот. – У тебя рыжие волосы, Аану, яркие, как пламя осенних листьев. И кожа будто золотой пылью посыпана.

Неправда.

– На вкус она как медовые яблоки. А пахнет дымом летних костров.

– Зачем ты это говоришь?

Смеется?

Янгхаар лежит, упираясь подбородком в скрещенные руки, разглядывает меня.

– Затем, чтобы ты перестала прятаться. Ты подаришь мне сына?

– Я… нежить.

– Подаришь. А лучше двух или трех. И дочку тоже хочу. Пообещай.

– И что тогда?

– Тогда, – он перестал улыбаться, – я забуду о мести и отстрою дом. Он будет таким, как я его помню. И даже лучше. Я постараюсь сделать так, чтобы ты была счастлива, а наши дети не знали войны. Пообещай, Аану.

Я бы хотела дать ему обещание.

Дети…

Сын с черными, как беззаконная ночь, глазами. И дочь. И еще сын… Двое? Трое? Сколько боги дадут. Янгар будет любить всех одинаково.

Дом. Горелая башня, которая очистится от гари, белыми станут стены ее. Конюшни, амбары, кузницы. Огромный зал, где будет собираться семья.

– Аану, – шепотом позвал он.

– Я… не могу.

Обещать, не зная, сумею ли обещание исполнить. Несколько минут назад я думала о том, что готова убить Янгара. И теперь вот дети, дом… Мечта пусть мечтой остается.

Он не стал повторять просьбу и не отвернулся, только в глазах мелькнуло эхо безумия, которое тотчас погасло. Янгар потянулся и сел:

– Ты права. Не время еще.

Он вдруг стал собой прежним, диким и злым. Черным, что снаружи, что изнутри, как Горелая башня.

– Янгар, – я не знала, как загладить эту рану, – если я сумею остаться человеком…

– Конечно, сумеешь, маленькая медведица. – Его поцелуй был нежен. И горячая ладонь погладила щеку. – А если вдруг передумаешь, то скажи. Я отдам тебе свое сердце. Мне оно ни к чему.

Лжец. Но от этих слов горячие слезы подкатили к горлу.

– Тише, Аану, не надо плакать. – Янгар держал меня в своих руках. – Слезы – только вода из глаз. Пожалей их.

Жалею.

– Я тебе подарки принес.

Сеть моих волос ловила его дыхание. Моя кожа впитывала его тепло и запах. Мои руки лежали на его плечах и собирали далекое эхо пульса.

– Садись. – Янгар усадил меня на постель. И набросил на плечи не шкуру, но собственный плащ. – Я привез тебе сапожки. Красные. На серебряном каблуке, как и обещал.

А еще ковры и меха, что толстым слоем легли на камни, защищая меня от холода. Резные ставни, укрывшие пробоину окна. Чулки, рубахи, юбки. Гребни и зеркала.

Украшения.

Пилу и топор, о котором Янгар сказал, что это не подарок, а жизненная необходимость. И позже, в сумерках уже, он вымещал злость на старой осине. Пела пила в его руках. Топор раскалывал деревянные кругляши, и летела мелкая злая щепа, марая свежий снег. А я сидела, любуясь мужем.

Ночь у огня на двоих.

И привезенное им вино, легкое, светлое, почти лишенное хмеля, играет в стеклянных кубках.

Есть хлеб и холодное мясо. Сыр. Мед. И сушеные ягоды. Целый мешок орехов, крупы и соль.

– Если хочешь остаться человеком, – Янгар растянулся на полу, и отблески пламени ласкали смуглую его кожу, – ты должна вести себя, как человек.

Я поняла.

Есть то, что едят люди, пусть даже еда постепенно утрачивает вкус. Одеваться в неудобную одежду. И разговаривать.

– Хочу. – Я разбираю его косы, и черные волосы ласкаются о мои руки. Янгар закрывает глаза и, доверчивый, засыпает, положив голову мне на колени. И, наклоняясь к нему, я шепчу: – Если у меня получится, я подарю тебе сына. Или сыновей. Или дочь… Обещаю.

Осталась половина срока, но теперь полгода кажутся бесконечностью.

Янгхаар Каапо остался на семь дней.

Это были долгие дни и длинные ночи. Мы больше не говорили о его возвращении в Олений город, о мести, которую Янгар задумал, о моем сроке и том, что будет, если я нарушу условие богини.

Мы просто жили, затерянные люди на краю мира, у самой грани, за которой начинается предвечный океан. И рыба-луна выпрыгивает из него, стремясь вырваться за пределы небесной тверди, но усилия ее тщетны, и от горя рыба-луна худеет.

Янгар рассказывает о море, которое дичится пустынных южных берегов. О городе-призраке, что затерян в песках Великой пустыни. О самой пустыне. О стране Кхемет, столь же чудесной, сколь уродливой.

Я лежу на льняных простынях и слушаю его истории, и черная душа Янгара оживает с каждым словом. Мои руки холодны, но он уверяет, что я просто не верю в их тепло. Он засыпает рядом со мной, и сны его спокойны, а Великий Полоз присматривает за нами обоими. Он бережет детей.

Так сказал Янгар.

В последний день он ушел на охоту. И я, сидя у окна, дышала ветром и до рези в глазах смотрела на следы, оставленные Янгаром, говорила себе, что он вернется.

И вернулся. Приволок тяжелую оленью тушу. Свежевал здесь же, подвесив на суку. Янгар ловко орудовал ножом, снимая шкуру, а я спустилась, чтобы обнять его, сказать, как соскучилась за эту недолгую разлуку.

Но стоило приблизиться, и запах крови ударил в ноздри. Тяжелый. Густой. Сладкий… Я сглотнула слюну.

– Аану? – Янгар вытер пот.

Рубаху снял. Холода он не боится, и кожа Янгара блестит на зимнем солнце. Оленья кровь на ней узорами.

– Аану? – Отложив нож, он шагнул ко мне.

Рот наполнялся слюной, а сердце… его сердце стучало так громко, что я едва не оглохла.

– Нет!

Он остановился, а я попятилась. Нельзя подходить ближе.

– Аану, все хорошо… – Янгар медленно опустился на корточки и, зачерпнув горсть снега, принялся тереть руки. – Все хорошо, моя медведица, не убегай. Только не убегай.

Снег унес и кровь, и запах ее.

– Давай вернемся домой? – предложил Янгар и нож отбросил.

Что он делает? А если я не удержусь? Если заберу его сердце?

Он сам сказал, что его сердце и так принадлежит мне. И, обняв Янгара, уткнувшись в смуглую его шею, я плакала о том, чего не могла изменить.

– Уедем, – шептал он, выбирая росу растаявших снежинок из моих волос. – Пожалуйста, давай уедем. Я спрячу тебя. Запру. До окончания срока. Я не причиню тебе вреда. А ты – никому. Позволь помочь?

Нет. Я не могла объяснить, но чувствовала, что это – неправильно. Нельзя играть с богами.

– Тогда позволь остаться.

Нельзя.