Сага о двух хевдингах - Наталья Викторовна Бутырская

Младший всадник с гордостью пояснил, что пластина называется «клепало», и что если кто хочет собрать народное вече вне очереди, должен ударить молотом по клепалу. Вся Вечевая сторона услышит звон и соберется на площади вокруг.

— А если кто из озорства ударит? — спросил Простодушный.

— С того виру возьмут большую, за беспокойство.

Потом младший покосился на меня.

— А чего вы про дома богов не спрашиваете? Обычно иноземные гости первым делом про них говорят.

Старший сплюнул и сказал что-то на живом языке. Я придержал коня и приказал запыхавшемуся Держко пересказать последние слова.

— Да он, фух, сказал, мол, учить молодого, фух, надо. Мол, глуп он еще. Вы же норды, а норды не строят дома для богов, фух, как и живичи.

Я вообще не понимал, зачем сарапы строят сольхусы, если любой может поднять голову и увидеть их бога. Зачем нужно запирать богов в домах? Разве боги не вольны ходить по земле и делать, что им угодно? Хочешь отблагодарить Нарла? Брось в морскую воду дар, окропленный своей кровью. Хочешь поблагодарить Фомрира? Убей тварь или врага, назови имя бога, и создатель фьорда порадуется твоей доблести. Хочешь воздать хвалу Скириру? Будь верен своему ярлу, чти законы.

Зато я вспомнил, что хотел спросить у живичей.

— Дома для богов вы не делаете. А жрецы у вас есть?

Живич пожал плечами.

— Нам они не надобны. Всяк может обратиться к богам, а коли не знаешь как, старшие подскажут.

Кто же тогда поможет Альрику? К кому идти?

Глава 9

За один день я услышал и запомнил немало новых слов в речи живичей. Само слово «живичи» звучало мягко и нелепо, будто за ним скрывались не люди, а жужжащие пчелы, которых прихлопнули толстым одеялом. А еще «сапоги» «терем», «чудище», «князь», «жирный». Некоторые — резкие, как удар топора, другие таяли, как сосулька на солнце, или вязли в зубах незрелыми яблоками.

И сейчас мы подъехали к «терем». Это высокий бревенчатый дом, который хотел дотянуться до облаков острием крыши. Я не видел зимы в Альфарики, может, она тут мягкая и влажная, как в Бриттланде, но такой дом трудно обогреть и трудно защитить. Наверное, поэтому в «терем» живут самые «жирные» живичи, показывают, что у них достаточно дров и людей для того, чтобы жить в таком доме. Как по мне, большая глупость. Лучше потратить серебро на богатое убранство, на украшения для жены, на крепкий меч для себя и сына.

В этом тереме жили очень богатые люди, потому как он возвышался даже над соседями, тоже немаленькими домами. Высокое крыльцо со ступеньками украшено резными столбами, где явно угадывались диковинные птицы, щедро переплетенные цветы и лозы, и казалось, если пройти чуть вперед, можно разглядеть спрятанную за сложными узорами тоненькую женскую фигурку. Но чем больше я всматривался, тем сильнее она пряталась.

— Куда́ва, — сказал старший из всадников и коснулся рукой столба, — хранительница дома.

— Мать, что ли? Хранительница ключей? — уточнил я, недоумевая, зачем мне имя какой-то женщины.

Надо было поспрашивать Держко, как тут принято приветствовать хозяев дома. Неужто у живичей бабы главные, как было у малахов? Хотя у приютившего нас Радобуда я такого не приметил. Да, женщины ели с нами за одним столом, но то был не пиршественный стол, и конечно, они могли сидеть с мужчинами.

— Нет. Богиня, что хранит дом, семью и детей.

Видимо, так живичи называют Орсу. Может, у нас одни и те же боги, только имена разные? Ведь Фомрира мы кличем тоже всяко: и богом-воином, и держателем меча, и убийцей Тоурга, и охотником на тварей.

Там же, на крыльце мы оставили принесенные дары и оружие, их на наших глазах положили в ларь, заперли на замок и передали ключ мне. Этот обычай пришелся мне по душе, хотя я понимал, что ключ-то может быть и не один.

Всадники передали нас с рук на руки юноше-карлу в дорогой рубахе из тонкой белоснежной ткани. Я никогда не видывал столь белой одежды и тут же захотел себе такую. Карл провел нас через несколько комнат, где я только и успевал крутить головой, разглядывая убранство, поднялся по лестнице и остановился перед резной дверью. Я пожал плечами, толкнул ее и едва не ослеп после полутьмы переходов.

Повсюду стояли свечи, которые горели так ярко, будто в горницу чудом занесли солнце да и оставили. На столе, вдоль стен в бронзовых подсвечниках… Везде. Причем свечи толстые, чуть ли не в три пальца толщиной, и за ними приглядывала девка-рабыня, бегала и снимала нагар, чуть только где замерцает огонек. Я знал, что Альфарики богат на меда и воск, но прежде никогда не видел столько свечей в одной комнате. Жирные, видать, и впрямь жирно живут.

За столом сидел шестирунный мужчина, видавший зим тридцать, в простой с виду рубахе, если не приглядываться к ткани, светловолосый, сероглазый, с курчавой плотной бородой и усами. Видный муж, поди, все девки Раудборга на него заглядывались, да и их матери тоже.

Стоило нам только войти, как он поднялся, приветливо улыбнулся и приглашающе махнул рукой на лавки, покрытые вышитой холстиной.

— Рад видеть в своем доме гостей из далеких земель Севера, — заговорил он на нашем языке. Вполне понятно, хоть с запинками и коверканием слов. — Я, Хотевит Жирный, приглашаю вас сесть за мой стол, отведать моего угощения.

— Благодарю, Хотевит, за приглашение и теплую встречу, — отвечал я. — Мы никогда не отказываемся от еды-питья, предложенных от чистого сердца.

Купец заморгал, словно я сказал что-то не то. Потом я догадался, в чем дело, и приказал Держко пересказать мой ответ на живом языке. Видать, Хотевит говорил по-нашему плохо, запомнил несколько слов, на том и остановился.

Забегали девки, споро накрыли стол пирогами, запеченной птицей, рыбой, репой и капустой, кашами, белесым клеклым сыром, мочеными яблоками, не забыли и про мед, который принесли не в бочонке, а в прозрачном, как вода, кувшине. Незаметно в горницу вошел карл в годах с узким строгим лицом и такой же узкой строгой бородкой, напоминающей козлиную, но за стол не сел, а встал за плечом Хотевита. Наверное, купец сообразил позвать своего толмача. Верно, пусть проверяет слова моего раба, а то вдруг наболтает невесть что? А за раба ответ держит его хозяин.

Простодушный и Рысь сели по бокам от меня так, чтоб приглядывать за обоими входами в горницу.

— Я много слышал о воинах, что носят гордое название «Снежные волки», — перевел слова Хотевита толмач с козлиной бородкой. — Только вот имя их предводителя запамятовал.

— Меня зовут Кай Безумец, сын Эрлинга, а это мои хирдманы — Херлиф Простодушный и Леофсун Рысь.

Я перепробовал все блюда, что были на столе, и некоторые из них пришлись мне по вкусу, особенно овсяные тонкие лепешки, которые нужно было мазать кислой сметаной или густым медом, потом сворачивать и откусывать с краю.

За столом о делах говорить не принято, потому я поздравил Хотевита с грядущей женитьбой, он порасспрашивал о Северных островах, я не был уверен, о чем стоит говорить, а о чем лучше умолчать. Норды с живичами не враждовали, но кто знает, вдруг они захотят заглянуть к нам в гости и в наши сундуки, пока нас одолевают разные беды. Потому я сделал вид, будто меня одолела жажда, и пока хлебал душистый мед, махнул Простодушному, мол, теперь ты говори. Херлиф на лету подхватил мою задумку и заговорил о Бриттланде. Я свернул еще одну лепешку, которые тут называли млинами(1), и кивнул. В Альфарики еще прошлым летом узнали о нападении сарапов, потому и повезли нам зерно, а вот о тварях в землях Гейра тут, может, и не слыхивали.

Хотевит слушал с интересом, задавал вопросы, и тогда слово взял уже Рысь, который лучше прочих знал о бриттландских обычаях и законах.

— Ужели среди ульверов есть воины из Бриттланда? — спросил купец.

Я поспешно проглотил последний кусок млина и рассмеялся.

— Херлиф — норд, родившийся и выросший в Бриттланде. Леофсун — бритт родом оттуда же. Мы, вольные хирдманы, не смотрим на рода и чины.

— А на что вы смотрите?

— На честь, достойный нрав, силу и отвагу.

Хотевит повторил мои последние слова и задумчиво покачал головой.

— Да. Это хороший ответ, — наконец сказал купец. — Наверное, вы и впрямь