Верняк - Ричард Пратер

Разве я просто дрался с огромным уродливым лысым громилой? Если бы нас было только двое: он и я, в чем же тогда была бы прелесть поединка? Но если даже одна красотка, следящая за твоей схваткой с врагом и желающая тебе победы, так вдохновляет, то что же сказать, если красоток – шесть! Ведь вот как может повезти иной раз простому смертному! А еще говорят о вдохновении! Да я был готов убить этого сукина сына перед восхищенными взорами целой дюжины прекраснейших глаз! Тем более что он снова ударил меня головой, когда моя собственная была повернута в сторону красавиц.

Я рассвирепел. И сказал себе, что больше такого не повторится. В результате наша драка продолжалась еще только две или три минуты.

Я одержал полную победу. Страж лежал на полу, и было очевидно, что он не имеет ни малейшего понятия о том, где пребывает его душа. Я серьезно сомневался, что он придет в себя раньше чем через час. И догадался, что наступило время принимать награду. Или награды. Так говорится в этих тупых рыцарских романах, хотя эти ребята в латах, надо полагать, никогда не чувствовали себя так паршиво, как я.

Еще через минуту-другую, более или менее наловчившись дышать с несколькими трещинами в ребрах, я вытер лицо носовым платком, мельком взглянул на него, отбросил в сторону и шагнул к аквариуму, за прозрачной стеной которого томились в заключении восхитительные пленницы.

Я улыбнулся им всем лучшей своей улыбкой и потянул за дверную ручку. Дверь, конечно, оказалась запертой. Я подошел к бесчувственному громиле, нашел ключ у него в кармане, потом отпер дверь и широко распахнул ее. Девицы, сбившись стайкой, безмолвно уставились на меня. Я тоже молчал. Некоторое время. Тоже просто смотрел. Я – как бы это выразиться? – впитывал их. Я запоминал, поглощал, старался запечатлеть каждую.

Не было сомнений, что они красивы. Почти иррационально красивы, если это слово имеет какой-то смысл. Настолько красивы, что я испытал некое подобие шока. Потому что каждая из них была роскошна, безукоризненно сложена, женственна, упоительно нежна и желанна. В каждой таились мягкость и теплота. Думаю, что только таким и должен быть гарем. Но часто ли вещи бывают такими, как должны быть? Кроме того, Шейх Файзули так забил мне голову их пламенной женственностью и прочим, что я подготовил себя к лицезрению не обычных земных женщин, пусть и потрясающе красивых, а неких ангелоподобных существ с обнаженными животами, извивающихся от неутоленной страсти. Но постепенно я стал приходить к выводу, что похотливый Шейх не обязательно знал разницу между нормальной крошкой и действительно красивой крошкой. Я даже дерзко предположил, что повелитель вполне мог оказаться человеком, у которого один глаз видит плохо, но другой не видит вообще, и что особу, у которой зад не толще топорища, он способен счесть за красавицу.

Ну и дурака же я свалял на поверку!

Да, вещи не всегда бывают такими, какими должны быть, временами они оказываются гораздо лучше, чем мы ожидали. По крайней мере, в случае с «дорожным» гаремом из шести жен Шейха Файзули, было именно так.

Они действительно были роскошны. Что за незабываемые лица, что за великолепные формы! Я любовался ими – высокогрудыми, полногрудыми, с невероятно тонким станом, сладострастно пышными бедрами, выглядящими еще более соблазнительными в этих прозрачных «гхазиках» и «шуп-шупах»... Теперь я уже знал, что это такое, и они тоже оказались лучше, чем я представлял.

Эти шесть возлюбленных были... Да вы просто не поверите! Я сам едва мог поверить, что такое бывает.

– Ну, девушки, – наконец улыбнулся я и двинулся к ним, чтобы убедиться в реальности их существования. – Я думаю, вы счастливы, да?

Тут очень некстати громила, который должен был очнуться, по моим расчетам, не раньше чем через час, вдруг начал приходить в себя.

– Простите, – сказал я девушкам. – Скоро вернусь. Немного терпения.

И я потащил стража, который начинал отбрыкиваться и что-то бормотал, подальше отсюда, чтобы мой гарем не видел, как я вырублю его снова. Они уже видели главное. Я не хотел избаловать их за один вечер.

Гигант пришел в себя довольно быстро. Все же мне хватило времени найти какую-то проволоку и за отсутствием веревки связать его этой штукой. Вскоре он оказался способным говорить и, главное, пожелал говорить.

– Дерьмо, – было первое, что я услышал. Это после того, как я осведомился, какими судьбами он попал в сторожа.

– Я понял, что все это дерьмо, как только меня сюда определили, – уточнил он. – Одна баба – одна неприятность. А шесть? И Бог мой, – его глубокий и скрипучий голос стал еще глубже и практически превратился в сплошной скрип, – такие бабы!

– Да. Как вас зовут?

– Моллюск. Зовите меня Моллюском, если хотите.

– Моллюском?!

Наемный телохранитель, гангстер, так мне показалось с первого взгляда, – и с таким имечком! И я не надеялся, что он расколется сразу и так просто. Здесь было что-то... ну, скажем – непонятное!

Но скоро я все понял.

– Обожаю моллюсков, – сказал он. – Жареных или свежих, мне все равно. Пью их сок. Ем. А все мало. Разводил бы их как кошек или собак, если бы знал как. Собирай и ешь себе...

– Так вы любитель моллюсков, да? Послушайте, Моллюск, а как насчет того, чтобы рассказать все в более доступной форме? Притворитесь, что диктуете краткую исповедь в полиции. Что, кстати сказать, будет правдой.

– Знаю, знаю. Я имею право на адвоката. Если не могу нанять сам, мне его предоставляют. Вы мне его предоставите.

– Нет, не предоставлю.

– Так что же вы хотите знать?

– Все, что знаете вы.

Знал он не слишком много, но для начала вполне достаточно. Ему заплатил пару сотен старый знакомый, которому Моллюск иной раз помогал и прежде. Всех дел-то: денек-другой присмотреть за «шестью бабами».

– А кто этот малый? – спросил я его.

– Изи, – сказал он. – Изи Баннерс.

– Ага. Кто-нибудь ему помогал или он сам справился?

– Сам. Он сделал все по-умному. Арендовал «конти»-седан, который как две капли воды похож на лимузин. Заплатил за месяц, хотя езды было на день, и поехал туда, где были эти куколки, прикинулся шофером и привез их сюда. Вот уж, наверное, они удивились, когда вылезли из машины.

– Вы знаете, где он их подобрал?

– Нет. Откуда мне знать?

– В аэропорте Лос-Анджелеса. В международном аэропорте. Они прилетели на частном самолете из-за границы. Не знали?

– То-то, я гляжу, как-то они не по-нашему выглядят... Из аэропорта? Ха!

– А как Изи узнал об их прибытии в аэропорт?

– Понятия не имею. Я не знаю об этом ничего.

– Кто еще в этом деле участвует? Я хочу сказать, кроме вас.

– Хоть убейте, не знаю. При мне он никого не упоминал.

– Вы что-нибудь знаете об Арнольде Трапмэне?

– О ком?

Я снова назвал ему имя.

– Нет, впервые слышу.

– Что за дельце, которое обделывает Баннерс?

Об этом он тоже ничего не знал. Просто польстился на две сотни долларов, и все.

– Плюс шалости с шестью девицами разом? А?

– Дерьмо, – сказал он. – Никоим образом. Изи велел, чтобы я вел себя с этим товаром, будто я евнух...

– Евнух?

– Ага. Я и не знал, что это такое. Но Изи объяснил. А я ему: лучше, говорю, сроду такого не знать...

Больше мне нечего было узнавать от Моллюска, и, когда я был уже готов покинуть его, он сказал почти плаксиво:

– Ну не странно ли, как бывает? Сижу здесь, смотрю на баб, почитываю книжицу, все тихо, спокойно. И вдруг вы налетаете, как паровоз. А ведь я вовсе не собирался лезть в драку из-за баб.

– Что? Не собирались?

– Если бы вы мне дали шанс, я бы сделал так, как вам надо, и был бы смирным, как моллюск. Какой мне интерес рыпаться? Чтобы вы сделали из меня отбивную котлету.

– Моллюск, знаете что?

– Что?

– Я бы предпочел, чтобы вы мне этого не говорили.

В последние минуты нашего разговора он стонал, поэтому я спросил его:

– Могу я что-нибудь сделать для вас?

– А что, разве вы недостаточно сделали?

– Не в том смысле. Я имею в виду, что вы стонете и так далее... Вы в порядке?

Громила посмотрел на меня так, будто куснул моллюска больным зубом и будто в этом моллюске было слишком много горячего соуса, а сам он еще оставался в раковине.

– Конечно. Со мной все в порядке, – сказал он саркастически. – Я превосходно себя чувствую. А застонал потому, что вдруг почувствовал себя еще лучше.

Я похлопал его по плечу и вернулся к гарему. Появление избавителя было встречено гробовым молчанием.

Я остановился перед ними и потер руки, что вовсе не имело никакого тайного смысла. Я, конечно, знал, особенно теперь, когда мой мозг перестал работать так лихорадочно, как во время измотавшей меня схватки с Моллюском, что не имею права не только требовать, но и ждать каких-либо милостей от этих заколдованных прелестниц. Вне зависимости от того, насколько благодарны они мне были.