Территория пунктира - Олег Велесов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда мы вошли, библиотекарь сказала, не глядя в нашу сторону:
— Опаздываете, Шешель.
— Извините, Александра Николаевна, — поспешно расшаркался Слободан. — Объяснял новичку домашние порядки.
Девушка обернулась.
— Георгий Алексеевич Саламанов, — назвала она моё полное имя. — Гражданин Российской Федерации. Дата восхождения: девятое ноября две тысячи двадцатого года. Причина: обнуление при исполнении служебных обязанностей.
Информация прозвучала скупо и сухо, как дешёвая эпитафия на могильный камень, и я попытался добавить в неё хоть сколько-то краски:
— На пожаре… Я погиб на пожаре. Хотел помочь человеку…
— Помогли?
Я пожал плечами. Вероятнее всего, нет, во всяком случае, в памяти подобная информация не отложилась.
— Шешель, займите своё место, — библиотекарь повела рукой, как будто отмахнулась. — А вы, Саламанов, подойдите к стойке.
Я подошёл.
— Ваше положение в ЦПС пока не определено, однако допуск на занятия получен. Утром вам должны были доставить карточку расписаний.
— Да, вот она, — кивнул я, демонстрируя полученный от мальчика-посыльного листок.
— Прекрасно. Ознакомились?
— Не успел. Видите ли…
— Вы получаете штрафной балл. Впредь будьте внимательны. Для ознакомления с расписанием достаточно одной минуты. Ознакомьтесь сейчас.
Я развернул лист. На страничке слева было выведено каллиграфическим почерком: «Введение в курс». И ничего больше.
Александра Николаевна положила на стойку пухлый том уже изрядно потёртый и со следами починки на корешке. Название на обложке отсутствовало.
— Прочитайте сначала это. И запомните: выносить книги из библиотеки запрещено категорически. А книги, которые находятся в вашей комнате, необходимо сдать. За этот проступок вы так же получаете штрафной балл.
— Я их не брал.
— Завтра утром передадите книги посыльному. Ступайте.
— Послушайте, как вас там… те книги — я их не брал. Они уже лежали на столе, когда…
— Прекратите спорить!
— Вы меня слышите? Я их не брал! Я впервые в вашей библиотеке.
— За спор с куратором вы получаете штрафной балл. А теперь идите и сядьте на своё место. Иначе получите ещё один штрафной балл.
В раздражении я отбил пальцами барабанную дробь по стойке, взял книгу и повернулся к залу. Свободных мест было много. Шешель сидел в дальнем углу у окна. Я прошёл вперёд и сел за столик перед ним.
— Александра Николаевна к тебе неравнодушна, — то ли похвалил, то ли позавидовал он. — Три штрафных балла за утро — это рекорд.
— Что за баллы? Розгами что ли сечь будут?
— Количество штрафных баллов влияет на экзаменационную оценку. Есть шанс не пройти аккредитацию и перейти в статус обслуживающего персонала.
— Ты много набрал?
— За всё время? Два. Поэтому и говорю: три за утро — рекорд.
— А давно ты здесь?
— Скоро год.
— И какой срок обучения?
Библиотекарь посмотрела в нашу сторону, и Шешель на секунду замолчал.
— У каждого свой, — шепнул он. — Всё зависит от направления. Сначала идёт общий курс подготовки, потом Совет решает, куда тебя определить: в оперативную часть или к калибровщикам.
— А куда лучше?
— Ну… Откуда я знаю? Я бы хотел в калибровщики. Им нужны люди с физико-математическим образованием. Я до восхождения служил в артиллерии, с математикой знаком.
— Шешель, — вновь повернулась к нам Александра Николаевна, — ещё одно слово, и получите штрафной балл.
Слободан замолчал.
Я открыл книгу. Текст был набран в русской дореформенной орфографии. Первое же предложение звучало как полная абракадабра. Я перелистнул несколько страниц. Может быть, картинки есть? Картинок не было. Вернулся к первой странице, начал читать. От обилия «фит», «ижиц», «ятей» зарябило в глазах. С непривычных буквенных сочетаний заболела голова. Я повернулся к окну. Библиотека окнами выходила на городскую улицу. День был пасмурный и влажный. Выпавший снег растаял, колёса карет месили воду на мостовой. Я подпёр подбородок ладонью и мысленно позавидовал тем людям, которые шли по тротуарам. Я бы и сам походил сейчас, пошлёпал по лужам. Не потому что не хочется учиться, а ради самого движения. После долгой неподвижности очень хотелось ходить, бегать, прыгать…
— Саламанов, смотрите в книгу, а не в окно, — прозвучало от стойки.
— Я обдумываю прочитанное, Александра Николаевна.
— Чтобы что-то обдумать, надо что-то прочитать. За ложь куратору получаете штрафной балл.
Четыре-ноль в её пользу.
Сзади хихикнул Шешель.
Меня начала разбирать обида. Первый день на этой учёбе, а вместо помощи бесконечные придирки. И главное: за что?
— Александра Николаевна, а что вы мелочитесь? По одному да по одному. Давайте сразу десять.
Шуршание листов прекратилось. Тишина в зале зазвенела от напряжения, даже Шешель не посмел издать ни звука.
Куратор поднялась над стойкой. Глаза стали ещё холоднее, хотя куда уж больше. От их давления меня затрясло, а затылок свело судорогой.
— Саламанов, вы хотите вернуться к процедуре успокоения?
Боль в затылке стала тягучей. Я поискал взглядом что-нибудь тяжёлое, чтобы запустить в библиотекаршу, ибо боль эта исходила от неё. Но ничего тяжёлого рядом не было, и я спросил с вызовом:
— А вы сами хоть раз на этих цепях висели?
Меня крутануло. Я не понял, что конкретно случилось. Я вдруг оказался в темноте, услышал отголоски чужих мыслей, почувствовал боль, кровь. Кто-то звал: помогите, помогите — и умолял объяснить… Что объяснить? Но меня уже выдернуло из темноты и вернуло в библиотеку.
Я лежал на полу, а Шешель и ещё один тип пытались меня поднять. Александра Николаевна по-прежнему стояла за стойкой, но уже не такая холодная. Наши глаза встретились как шпаги на дуэли. Удар, искры, выпад, контратака и остриё у горла. Она хотела меня убить — и могла это сделать. Но не сделала. Почему? И что это вообще было? Каким образом она уложила меня на пол, даже не дотронувшись?
В библиотеку вбежал Штейн. Понял всё без слов, и сказал мрачно:
— Оба за мной.
Опираясь на плечо Шешеля, я поднялся и под молчаливую неприязнь зала вышел в коридор. Следом за господином Штейном я поднялся на третий этаж. Слободан говорил, что простых смертных выше второго не пускают, а я вот удостоился. Не прошло и суток. На лестничной клетке стоял охранник. С виду обычный ливрейный слуга, но из-под камзола выглядывала рукоять пистолета, да и рожа не симпатичнее Никитки Рваного, такой всадит нож в брюхо не задумываясь. Он шагнул, загораживая мне путь, но Штейн сделал жест — со мной — и охранник отступил.
Поднявшись на этаж, куратор открыл дверь кабинета, пропустил Александру Николаевну, а меня попросил остаться в коридоре.
Я прислонился плечом к стене.
