Лучший коп Мегаполиса - Лариса Куницына
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы взлетели выше крыш небоскрёбов. Лонго, наконец-то, додумался опустить купол и, взявшись за штурвал, направил флаер на север, туда, где возвышались башни зданий официальных служб Колонии.
— Куда теперь? — поинтересовалась я.
— В центр ментоконтроля.
— Ты уверен, что нас там не ждут?
— Я уверен, что меня там ждут. И я хочу всё выяснить до конца. Имеет мне смысл заниматься всем этим или лучше пустить себе заряд в сердце.
— Мне казалось, что ты уже решил заниматься всем этим. Или я ошиблась? Хочешь переложить всё на мои хрупкие плечи и выйти из игры?
— Тебе-то это зачем? Из-за Альбелина?
— Мне в данный момент нет до него никакого дела. Но я не люблю, когда в этой галактике нарушают законы Объединения. И я не люблю, когда мерзавцы не получают по заслугам.
— Хорошо. Я не оставлю это дело, пока не закончу его. Моё сердце немного подождёт своего заряда.
— Тогда зачем туда лететь? Что изменится от того, что ты узнаешь, что это так? Или ты сомневаешься?
— Нет. Но если я сам увижу это на экране, я перестану об этом думать и смогу нормально соображать.
— Логично, — согласилась я, прицепляя себе сзади на пояс лучевой клинок, который предусмотрительно оставляла в участке и незаметно прихватила оттуда, пока Клайд пронзал взглядами Лонго.
III
Мы не стали спускаться. Это был неожиданный, даже слишком неожиданный шаг. Не снижая скорости, «Олити» влетел в окно небоскрёба и застыл в метре от пола, усыпанного осколками стекла. Лонго открыл купол и выскочил из салона, прихватив с собой «Поларис».
— Если не вернусь через сорок секунд, разворачивайся и улетай. Именно столько времени понадобиться им, чтоб подняться сюда.
Он плечом вышиб дверь комнаты, в которой припарковался флаер и ушёл. Я молча смотрела на хронометр на приборной панели. Пока я ещё не могла сообразить, что, собственно, произошло и чем всё это может закончиться. Где-то далеко внизу взвыла сирена.
Я покосилась на дверь и пересела на водительское кресло. Размышлять было некогда. От сорока секунд оставалось лишь семь. В коридоре раздались шаги десятка ног. Я запустила двигатель и, взявшись одной рукой за штурвал, вторую положила на стартовый рычаг. В тёмном проёме двери мелькнул свет ручного фонаря. Я потихоньку сдвинула флаер с места. В комнату влетел Лонго и, опершись на окантовку борта, запрыгнул в кабину. В комнату вбежал ещё кто-то, но я увидела это лишь мельком, потому что «Олити» уже вырулил из своего временного укрытия и с разворота помчался на восток.
— Сделай круг и заходи в направлении вон той вышки, — произнёс Лонго, слегка дрожащим голосом.
Я покосилась на него и увидела, что он мнёт в пальцах пластиковый шарик — футляр клубковой дискеты. Некоторое время он задумчиво смотрел на тёмные кубы проносящихся мимо небоскрёбов, а потом тряхнул головой.
— Пусти меня за штурвал.
Мы поменялись местами. Он закатил шарик в небольшой бардачок под штурвалом и обернулся ко мне.
— Ты это делаешь только из любви к законам?
— Нет, — покачала головой я. — Из любви к Звёздному Отечеству. Ещё и из любви к тебе.
Он вздохнул.
— Интересно, что я теперь собой представляю? Наверняка что-нибудь не слишком заслуживающее внимания.
— Расист, — усмехнулась я. — По-твоему, внимания заслуживают только чистокровные ормийцы?
— Кто угодно, но желательно чистокровные. Хотя некоторые мутанты… Дьявол! — он ударил по штурвалу. — Я не чувствую в себе никаких особых перемен! Не мог же я так измениться за какой-то месяц и ничего не заметить!
Я задумалась.
— Насколько вероятна возможность подделки ментограммы?
— Нулевая вероятность, — помрачнел он. — Ментограмму нельзя подделать. Компьютер сперва идентифицирует личность по нескольким сотням параметров и только потом проводит ментоскопирование.
— Но расшифровку подделать можно?
Он покосился на меня.
— А ты думаешь, почему я взял клубковую дискету, а не кристалл с расшифровками? Но я ничего не понимаю в этих психологических премудростях… Ты можешь самостоятельно расшифровать последнюю ментограмму?
— Если будет подходящий компьютер, то, пожалуй, смогу.
— Только на это я и надеялся, — признался он. — В западном округе есть одна уютная психушка. Неделю назад её прикрыли из-за того, что там проводились подпольные операции по вживлению электродов в мозги этим чокнутым нейронаркоманам. Двери опечатаны, но техника вся на местах.
Флаер резко спикировал вниз, где в окружении уютного садика стояли трёхэтажные корпуса. Лонго пролетел над ними, внимательно глядя на экран, где всё, что находилось внизу, подавалось сквозь фильтры инфракрасного преобразователя. Наконец, он повёл «Олити» на снижение и посадил в небольшом квадратном внутреннем дворике. Мы выбрались из кабины и подошли к стеклянной двери, ведущей в дом. Она была не заперта на замок, и на сей раз обошлось без излишнего шума. Пройдясь по процедурным и кабинетам, мы быстро нашли подходящий компьютер. Я достала «клубок» из футляра, положила его на подставку и включила компьютер. Клубок закрутился, замерцал и от него осторожно отделились тоненькие щупальца передающих антенн. Вскоре на маленькой розетке уже сверкало крохотное солнышко, окружённое острыми иголочками ярких лучей. Кибер свистнул и начал выдавать информацию.
Мои познания в прикладной психологии были далеко не такими обширными, как хотелось бы, где-то на уровне специальной космошколы, но я почти сразу поняла, что Лонго едва не заколол себя кинжалом из-за простейшей подделки. Я не могла выдать такой чёткой раскладки, как на листе, который подсунул нам Рирм, но я хотя бы могла доверять тому, что мне удалось понять в сложной путанице формул и диаграмм, потоком катившихся по экрану.
— Да, бесценный мой. За последний год отклонения действительно возросли, — заметила я. — У вас ментоскопирование проводится каждый месяц?
— У ормийцев? — переспросил он, присаживаясь рядом и напряжённо глядя на экран. — Да. У нас психика, якобы, более подвержена мутациям под воздействием космоса. Землян и алкорцев ментоскопируют каждые полгода, пелларцев и минотавров — раз в три года, лознийцев и тиртанцев — раз в пять лет. Анубисов вообще не ментоскопируют, просто прополаскивают мозги и вышвыривают на все четыре стороны.
— Не нервничай по пустякам, — проговорила я. — Наиболее значительный скачок у тебя произошёл год