Дунайские ночи - Александр Авдеенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернулся через сорок восемь минут.
Выбрался на берег, стащил маску, осторожно вздохнул, неторопливо выдохнул, «промывая» свежей струёй легкие.
Шатров и Гойда смотрели на него, терпеливо, ждали, что скажет.
— Эх, курнуть бы!.. — проговорил Черепанов и виновато улыбнулся, открывая сияющие зубы. — Ладно уж, обойдусь.
— Ну, что там? — спросил Шатров.
— Контейнер с винтовой крышкой, а в нем — десятикилограммовые «подрывные рыбки». Прикрепи пару к боковому килю поглубже от ватерлинии — и поминай как звали тот корабль.
— Сколько их?
— Дюжина. И две мины-торпеды.
— Торпеды?
— Малютки. Алюминиевые баллоны, начиненные особой взрывчаткой. Каждый в чемодане спрятать можно. Последнее слово подрывной техники. Газовая камера регулирует плавучесть и затопляемость. Такими «сигарами» можно поднять на воздух мост. Взрываются обычно на дне реки — давление воды усиливает взрывную силу. Управление кнопочное: одна кнопка для камеры затопления, другая для камеры всплытия, третья — для включения часового механизма взрывателя.
Шатров и Гойда переглянулись. Они готовы были задать друг другу десятки вопросов.
— Так, говоришь, в чемодане эти торпеды-малютки можно спрятать? — спросил Шатров.
— Вполне.
— Ну что ж, Дунай Иванович, — сказал Шатров, — раздевайся, отправимся отдыхать.
Через несколько минут катер бесшумно прошел глухой протокой.
«ЦУГ ШПИТЦЕ»
От причалов Регенсбурга отвалила быстроходная, приспособленная к плаванию по рекам и морям, спортивная яхта «Цуг шпитце». Острогрудая, новенькая, с голубыми шелковыми вымпелами на мачтах, она кромсала холодный горный Дунай и бежала вниз, на восток, в сторону Австрии.
Свежий ветер развевал на корме черно-красно-золотое полотнище.
Всякий, кто провожал взглядом залитое солнцем судно, не мог не порадоваться. Сердцу немца милы эти слова: «Цуг шпитце».
Накануне отхода яхты из Регенсбурга в газете «Баварское время» была напечатана фотография «Цуг шпитце», сопровожденная таким текстом: «Самая высшая точка Германии завтра в полдень начнет свое стремительное движение в сторону самой нижней точки великого Дуная — к его устью, в царство пеликанов, лебедей, аистов и камышовых дебрей, туда, где тоннами добывается черная икра. На борту «Цуг шпитце» находятся тринадцать молодых матросов-спортсменов: рыболовов, пловцов, любителей дальних путешествий. Чертову дюжину возглавляет старый дунайский волк. Молодые баварцы пройдут по Дунаю вниз и вверх более пяти тысяч километров, побывают в семи дунайских странах. Зайдут в Черноморский порт Констанцу, в Стамбул. Счастливого вам пути, отважные искатели приключений!»
Ни одного слова правды не было в этой заметке, изготовленной в «Отделе тайных операций».
Пограничная полиция Регенсбурга лишь формальности ради заглянула в судовой журнал «Цуг шпитце», и дала «добро» на заграничное плавание.
В трюме яхты, на подвесных койках преспокойно отдыхали люди-лягушки, не внесенные в список команды. Тайные пассажиры были словаками, венграми, болгарами, румынами, русскими.
Команда «Цуг шпитце» состояла из немцев Федеративной Республики Германии, опытных сотрудников секретной службы, возглавляемой Рейнгардом Геленом, в прошлом гитлеровским генералом, ныне ближайшим помощником «Бизона».
2 августа 1945 года президент США Гарри Трумэн поставил свою подпись под Потсдамскими решениями, В то же время в штабе 7-й американской армии в Висбадене закончились переговоры между представителями американской разведки и фюрером германского шпионского центра в Восточной Европе Геленом. Гитлеровец Гелен, выполняя главный пункт этого соглашения, передал «Бизону» секретный архив и все списки своей агентуры в Польше, Чехословакии, Румынии, Болгарии, Венгрии и других странах.
Среди особо важных персон, которых «Бизон» получил в наследство, выделялся Карл Бард, инженер-гидролог, бывший когда-то членом так называемой Дунайской комиссии.
Теперь Карл Бард возглавил операцию «Цуг шпитце».
Босой, в белом шерстяном свитере, в синих джинсах, простроченных двойным швом, с ковбойскими кожаными нашлепками на задних карманах, стоял он у штурвала и весело поглядывал на проплывающие берега. Волосы на его голове, как это и положено отважному искателю приключений, взлохмачены. Лицо прокалено высокогорным солнцем и ледяными ветрами.
В Турции он когда-то проводил операцию «Галата», в Румынии — «Черная кровь», в Чехословакии — «Влтава», в восточном Берлине — «Камень и стекло», в Познани — «Тонущие звезды».
Среди тех, кто провожал путешественников в дальний путь, находился и заокеанский корреспондент Карой Рожа. Мало кому из американских читателей была известна эта венгерская фамилия. Под этой фамилией и личиной журналиста действовал в Западной Германии и в других странах особо доверенный человек «Отдела тайных операций», по кличке «Кобра».
В Регенсбург он прибыл по личному заданию своего шефа. Ему было поручено проводить «лягушек», пожелать им счастливого пути и счастливого возвращения. Он сделал это и вернулся в заповедник к генералу Артуру Крапсу с твердым убеждением, что все будет именно так, как он говорил в своем напутственном слове.
Белоснежная яхта, подхваченная быстрым течением и движимая сильным дизелем, неслась мимо знаменитого Баварского Леса. Дикие скалы, чахлые горные ели и развалины замков отражались в прозрачных водах Дуная.
Миновав Братиславу, в глухой местности застопорили дизель, спустили на воду две мины-торпеды и двух «лягушек» в полном боевом снаряжении. Торпеды были мгновенно затоплены и поставлены на якоря в пункте, указанном на карте.
«Лягушки» попрощались с Карлом Бардом и поплыли к берегу.
Первая десантная группа была закодирована словом «Пресбург». Пресбургом когда-то назвали Братиславу псы-рыцари, колонизировавшие земли Словакии и Восточной Европы в XII веке.
Вторая десантная операция была произведена на подступах к Будапешту. Третий десант был выброшен в пределах болгаро-румынского Дуная.
Четвертый… о нем мы должны рассказать подробно.
В четвертом десанте был один человек. В картотеке «Бизона» его зарегистрировали шифром: «РОДДН — 1916 +8+8. Б + СВ». В переводе на обыкновенный язык это означало: «Русский. Особо доверенный. Дунайское направление. Рожден в 1916 году, в восьмом месяце восьмого дня. Кличка — «Белый», он же «Священный ветер».
Дед и прадед Дорофея Глебова были волжскими плотовщиками, сильными, храбрыми, честными людьми. В прошлом веке они бежали из царской России на край земли, в придунайские камышовые дебри. Обосновались на острове, где зимовали лебеди, и зажили вольной жизнью рыбаков, охотников. В роду Глебовых не было немощных духом и телом, не было трусов, предателей, лодырей, доносчиков, хапуг, грабителей, поджигателей, убийц.
Рос Дорофей-внук на берегу Дуная, в просмоленной лодке, в плавнях, в нескончаемых рыбачьих походах: дальних, с выходом в море, и ближних — на озерах, лиманах, в протоках.
С 1940 года по 1944-й Дорофей служил в румынском флоте. Не по доброй воле пошел. Под угрозой расстрела за дезертирство. На него надели чужой мундир, считая его, исконно русского, румыном на том лишь основании, что жил он на берегу Дуная, на Измаильщине, которая двадцать два года, с 1918 по 1940 год, была в плену румынских бояр.
В тот день, когда королевская Румыния капитулировала, подводная лодка, на которой служил Дорофей, находилась в Черном море. Командир не вернулся в Констанцу. Он скрыл от матросов, что Румыния вышла из войны, и направился к турецким берегам, где лодка была разоружена, а команда интернирована.
За колючую проволоку плохо проникали добрые вести с Родины. Зато перед клеветой на Советский Союз широко распахивались решетчатые ворота и двери бараков. Лагерные пропагандисты убедили Дорофея, что ему навсегда заказана дорога на Дунай, что он будет расстрелян на месте сейчас же после того, как выяснится, кто он. И потому, когда в лагере появился человек, назвавший себя доверенным «Русского братства», и предложил интернированным помощь, Дорофей принял ее.
Трудовой батальон, куда попал Дорофей, строил автомобильную дорогу на Кипре, бетонировал стратегические аэродромы, расширял автостраду, идущую по африканской пустыне, укреплял берега Суэцкого канала, прокладывал нефтепровод.
Безрадостный труд, чужое солнце, чужая земля, чужой хлеб, чужой воздух, одиночество истощили Дорофея физически и душевно.
Работорговцы из «Русского братства» определили его в монастырский госпиталь. Тут он и попал к вербовщикам американской разведывательной службы. Они явились перед ним под видом спасителей из так называемой «Лиги человеколюбия».
Вылечив, поставив на ноги, они определили его в свою законспирированную школу «Трудовой приют». Размещался он на берегу Тихого океана, в Южной Калифорнии, и содержался за счет «рокфеллеровского фонда».