Действительно ли была та гора? - Вансо Пак

— Эта девушка только что поступила на работу в наш магазин пижам, — представила меня женщине-полицейскому Тина Ким. — Прошу любить и жаловать.

Когда, миновав КПП и пройдя по длинному коридору, мы свернули направо и вошли в дверь, находившуюся в конце следующего коридора, перед нами открылся торговый зал РХ.

Как только мы вошли, я увидела фотографа, просматривавшего проявленные снимки, а сразу за ним магазин пижам, где мне предстояло работать. Центр зала занимал отдел ювелирных изделий, за ним по порядку шли магазины корейских товаров, кожаных изделий, изделий из дерева, после них располагался магазин РХ, работавший с американскими товарами. Конечно, размеры этого магазина невозможно даже сравнивать с размерами современных супермаркетов, но в то время это был совершенно другой мир, поразивший меня до глубины души. Неужели в городе, который находился на первой линии обороны, где днем не прекращался гул орудий, а по ночам в северных районах зловеще мелькали вспышки выстрелов, существовало такое место, где ты словно попадал из черно-белого фильма в цветной? Я была растеряна и ошеломлена, но неизвестно почему мне было обидно до слез.

Тина Ким, указывая рукой, сказала, что это магазин пижам. Он выглядел самым большим и роскошным среди магазинов, торговавших местными товарами. Вывеской ему служила вышивка, которая колыхалась на спускавшейся с потолка серебряной цепи. Когда я увидела пижаму, которая так не понравилась мне на фабрике, висящей внутри витрины в лучах мягкого красноватого цвета, она выглядела роскошно и великолепно, словно одеяние древних императоров Китая.

Узкое и темное пространство позади витрины, где находились письменный стол, стул и приходно-расходная книга, называли офисом директора Хо. Когда мы вошли, в офисе обедали сестра Ким и директор. Увидев нас, они обрадовались и оторвались от еды. Сестра Ким была скромной замужней женщиной, похоже, она была ровесницей Тины Ким. Кроме них в магазине работал пожилой дядя Ан, который помогал упаковывать товар, у него была совершенно лысая голова. Все сотрудники, включая его и директора Хо, называли сестру Ким матерью Сан Ок[84]. Как я узнала позже, она была вдовой, растившей шестилетнюю дочь. Сотрудников отдела, включая меня, было всего четыре человека. В других магазинах, продававших корейские товары, работало по одному сотруднику. Одно это говорило, насколько хорошо у нас шли дела. Другой особенностью магазина пижам был высокий средний возраст сотрудников. Не только в магазинах, продающих корейские товары, но и в РХ работали в основном молоденькие девушки. Все они, как одна, ходили с таким ярким макияжем, что невольно вызывали жалость. Мне нравилось, что благодаря взрослым продавцам в нашем магазине была семейная атмосфера, в нем было приятно работать. Если бы я не встретила таких взрослых и скромных людей, то мне, внезапно попавшей в это сказочное место, было бы сложнее адаптироваться.

Когда настало время уходить с работы и магазины стали потихоньку пустеть, директор Хо, лично водя меня по другим магазинам, продававшим корейские товары, знакомил с их директорами и сотрудниками. Каждый раз, представляя меня, он опускал мое имя, подчеркивая, что я — студентка Сеульского университета. Мне нравилось, что у него было хорошее настроение, но то, что собеседник дерзко оглядывал меня с головы до ног, вызывало во мне смущение и досаду. Казалось, что в таком месте ни для директора Хо, ни для меня нет никакой выгоды от того, что я студентка Сеульского университета, но тогда я просто не понимала, почему он так говорит. Начиная с того момента, как зашел разговор об устройстве на работу, мне было тяжело все время слышать про университет и английский факультет, но когда я вышла на работу, это стало угнетать еще сильнее. Мне казалось, что гораздо легче было бы терпеть, если бы директор просто называл меня студенткой.

Официально это была зона магазинов корейских товаров местного производства. Однако с точки зрения корейца, за исключением нескольких неизвестных мне товаров, они ничем не отличались от любого другого корейского магазина. Из кожаных изделий в основном продавали кобуры для пистолетов, какие я видела в западных фильмах. На ремнях, кошельках или дамских сумочках были вытиснены драконы. Кто по своему желанию сделал дракона корейским символом, определить было невозможно.

В ювелирном магазине продавали очень крупные кольца, сделанные из нефрита или кварца. В витрине стояли традиционные талисманы в виде свиньи, во рту которой висели украшения из серебра, дымчатого горного хрусталя или аметиста. Но здесь можно было найти и более экстравагантные ювелирные изделия.

Такие магазины только между работниками назывались магазинами корейских товаров, у начальства, как я догадывалась, официальным названием было «концессия». Право на торговлю давали только корейцам, но это вовсе не означало, что надо было продавать одни корейские сувениры.

По сравнению с ними магазинчик около детского дома, находившийся под управлением нашего магазина пижам, действительно торговал корейскими товарами местного производства. Этот была маленькая лавка, которую сторожили воспитательница из детского дома и красивая девочка-сирота, одетая как принцесса. Там продавались всевозможные корзинки, сплетенные из бамбука, шкатулки для хранения принадлежностей для шитья, шкатулки для хранения драгоценностей и украшений, миниатюрные соломенные лапти, заплечные носилки чжиге, тележки и другие товары. Но дела в магазине шли не очень хорошо. Кажется, что больше выгоды было от огромного ящика для пожертвований, чем от самих продаж. Этот ящик был обклеен трагическими фотографиями корейской войны и буквально вынуждал сделать пожертвование. Деньги в нем оставляли, как правило, проходящие мимо офицеры. Бросив в него мелочь, они, уходя, трепали за щеку красивую девочку-сироту, даже с состраданием подмигивали ей. Но она, несмотря на то что со стороны это выглядело мило, отворачивалась, словно у нее был зловредный характер или она видела что-то такое, что не должна была видеть.

Последним директор Хо показал мне магазин портретов. Это был небольшой и уютный магазин, располагавшийся в хорошем месте. В его глубине можно было увидеть несколько широких столов, за которыми три или четыре художника усердно писали картины. Все стены занимали нарисованные на шелковых полотнах портреты Вивьен Ли, Роберта Тейлора и других знаменитых красивых американских артистов и артисток, был даже портрет улыбающегося генерал-лейтенанта Ван Флита, командовавшего в то время Восьмой армией США. Внутри витрины рядом с готовыми портретами, выполненными по заказу, были выставлены фотографии. Обычно американские солдаты просили нарисовать своих девушек. В основном это были молодые цветущие лица, но изредка встречались портреты старушек с добрыми глазами. В магазине портретов почти не было картин, написанных на холсте. Хотя такие картины, натянутые на небольшую рамку, стоили дешевле, чем нарисованные на шарфах из искусственного шелка, которые лучше всего продавались в нашем магазине пижам. Еще в магазине пижам продавались небольшие носовые платки с нанесенными на них рисунками, поэтому где-то в глубине души у меня было чувство, будто наш магазин похож на витрину, где выставляли только самые лучшие картины.

Я, не зная, чем себя занять, пока директор Хо о чем-то разговаривал с художниками, рассеянно разглядывала витрины. Я довольно долго смотрела на портреты, и в какой-то момент у меня вдруг мелькнула мысль, что все картины получились не очень удачными. Нет, это не означало, что они не имели портретного сходства с людьми на фотографиях. Лица на них были на любой вкус: красивые и не очень, узкие и широкие, молодые и старые, но выражения лиц у всех западных женщин были схожи. Я подумала о том, что совершенно не вижу и тени усталости от жизни. Как может женское лицо быть столь свежим? У корейских женщин после рождения ребенка на лица сразу падала тень горькой и тяжелой жизни, а у западных женщин даже на старости лет — ничего. Они были старыми, но выглядели словно маленькие дети, разве что без детской наивности. Портреты отличались от фотографий тем, что кисть художника рисовала тени, которых не было на снимках. Я подумала, что художники, стараясь перерисовать черты лица и выражения глаз, незаметно для себя, роняя на портреты с по́том тяжесть своей жизни, заставляли ее растекаться по картине. Эта тень бросилась мне в глаза, на моей жизни тоже лежала эта печать, и мне сразу расхотелось смотреть на портреты. Меня поразило то, как сильно контрастировал вид трудившихся в темном углу художников с веселым великолепием яркого РХ, но такая чужеродность не казалась мне неприятной. К счастью, директор Хо не стал знакомить меня с художниками.