Я и ты - Ольга Приходченко

Под покровом темноты они на своей юркой лодчонке уплыли на другой берег, в Китай, благо Амур в ту ночь был спокойным. Шли потом по степи километров двадцать (так вспоминал Борис Николаевич), пока не попались в плен к гоминдановцам. В сарае их продержали сутки, а затем отпустили; не принято было тогда арестовывать эмигрантов из России, наоборот, старались собрать их как можно больше в Харбине – они же грамотные, образованные, послужат Китаю. Инженер Олейников быстро нашел себе применение на строительстве новых стальных магистралей, а сын его Борис, когда подрос, встретил на своем пути Ирину Лукашову. Китай что-то не прельстил молодую семью, и они в поисках счастья отправились в страну восходящего солнца, но и там не задержались, так и не смогли привыкнуть к совсем другой культуре и обычаям, не Харбин же. К своим бы поближе, к русским корням, к казакам вернуться. Обратного пути в Китай уже не было, а самые близкие обосновались в Сиднее, и Ирина с Борисом, конечно, не таким роскошным лайнером, которым мы восхищались сейчас, наблюдая с высокого берега за его маневрами, а другим, куда более скромным и тихоходным, добрались до австралийского берега.

– Через два года у Бориса и Ирины родилась дочка, еще через три года – сын, – рассказывает дальше Нина. – Мои двоюродные племянники. Однако до поры до времени я не знала ни об их существовании, ни об Ирине, как и о других австралийских родственниках. Где они, что они? Разбросало большой лукашовский казачий род по миру. И разве только наш? Сколько еще русских семей пережили это! Я чувствовала по рассказам отца, что они где-то здесь осели. По крупицам собиралась информация. Зацепкой стали посылки, вдруг начавшие поступать из Сиднея в Оренбург моим теткам к церковным праздникам. На них значилось имя отправителя – Ирина. Если это она, дочь старшей сестры моего отца, моя двоюродная сестра, то как разузнала их оренбургские адреса? Загадка. Боря полетел в Австралию разгадывать ее.

Громову «подвернулся» чемпионат мира по боксу, на который он отправился вместе с нашей сборной.

– У меня был ее адрес, – объяснил Борис. – Я наведался по нему без всякой надежды и… Все-таки надежда юношей питает. Сначала изумление, долгие расспросы, а потом я ощутил: как бы ни было далеко от родины, а традиции наши, русские, чтут и уважают. Жаль, что приходилось режимить, ограничился лишь стаканом свежевыжатого апельсинового сока и легкой закуской.

Нинины родственники прилично раскрутились в Австралии, заработали солидный капитал. У них был гостиничный бизнес; как состоятельные люди они спонсировали строительство собора в Сиднее, а главное, создали Русский клуб, объединивший многих русских эмигрантов. Их авторитет и влияние были столь велики, что они устроили прием нашей боксерской дружины у лорд-мэра Сиднея.

Расставаясь с Ниной и Борисом, условились, что я обязательно заеду в Русский клуб и постараюсь привезти с собой кого-нибудь из участников Игр.

– А с тобой, Боря, встретимся раньше на турнире боксеров. Ты же официально на нем аккредитован?

– Благодаря Нининым родственникам. Я ведь прилетел без предупреждения, свалился им как снег на голову. Они по своим каналам пробили мне аккредитацию без всяких предварительных писем. Святые они люди.

…А вдруг и Лиля, подруга детства и юности моей жены, была в этой толпе? Если так, какие святые люди помогут мне ее отыскать? Но какая она из себя, я ведь ее ни разу не видел, при мне только ее фото тридцатилетней давности, когда они с Ольгой расстались. Еще Ольга предупредила, что подруга сильно заикается. Лилю с мамой смыло в Австралию волной первой советской эмиграции, и в Сидней я летел с наказом обязательно разыскать ее. С таким же, какой имел Громов от своей жены. Я специально подробно задержался на рассказе об их семье, поскольку немало, о чем пишу дальше, перекликается с ним. И Харбин еще не раз будет упомянут.

В Москве на все запросы, которые Ольга делала, ответа либо не было, либо приходил отрицательный. И все-таки есть же на белом свете ее величество везуха. В Сиднее я жил не в гостинице, а в квартире на Редферн, которую на период Олимпиады снимал у семьи бывших соотечественников, так дешевле, а главное, близко и к стадиону, и к Центральной станции. Хозяйка Белла, доктор-косметолог из Киева, узнав про мое задание, вызвалась помочь. Поздно вечером, когда я вернулся с соревнований, она протянула мне вырванный из блокнота листок с Лилиным домашним телефоном. Вот это да! Все сложное порой решается просто. Сначала Белла хотела дать объявление в еженедельную местную русскоязычную газету. Это долго, жди, пока напечатают, очередь же, и она решила поговорить с соседями по дому, построенному на средства британской королевы и в котором преимущественно жили бывшие наши; одна из его обитательниц сообщила, что прекрасно знает Ольгину подругу. На следующий день мы уже крепко расцеловались с Лилей на ближайшей станции городской электрички и отправились в Ашфильд, где она жила с двумя детьми. В Москве от неожиданного звонка из Сиднея у Ольги перехватило дыхание. Я не стал мешать их разговору и отправился в Олимпийский парк, благо он располагался на этой же линии.

Все, что сделала Австралия для Игр, было положительно оценено олимпийской семьей, «ворчали» лишь американцы. Их можно понять: подобная реакция раздражала их, била по самолюбию. Привыкшие во всем быть лучшими, уверенные в своей непобедимости, они получили серьезный моральный удар: надо отвечать на него, а когда? Когда еще США получат право провести у себя летнюю Олимпиаду, чтобы загнать в угол Сидней, заставить всех позабыть о нем? Теперь все явственнее обнажалась допущенная ими стратегическая ошибка, когда со скандалом они Атлантой выбили Афины из конкурентов принять предыдущую Олимпиаду-1996. Хотя, по логике вещей, именно столица Греции, где в 1896 году состоялись первые современные Игры, и должна была встретить их у себя в честь столетнего юбилея.

Американцы могут утешиться первенством по завоеванным наградам. Мы, если бы выбрали все свои медали, сработали бы с ними практически на равных. Теряли их по разным причинам.

У центрального вокзала нос к носу столкнулся с Ноной Гаприндашвили. Не раз брал у нее интервью, и сейчас, коль случилась такая неожиданная встреча, захотел, прежде всего, расспросить ее о шахматах.

– Слушай, какие шахматы, – вспылила пятикратная чемпионка мира. – Опаздываю я, скоро Георгию на татами выходить. Медаль у Грузии может быть.

Медалью, бронзовой, в категории до 66 килограммов Георгий Вазагашвили Грузию осчастливил. А вот «золото» в этом весе укатило в Турцию вместе с Хусейном Озканом. Который еще недавно был… российским парнем с Кавказа Хусейном Мациевым.

Но кого и американцам, и нам, да и всем сейчас надо по-настоящему опасаться, так это китайцев, предпринявших в Австралии мощное наступление по всему олимпийскому фронту. Они «приватизировали» многие виды, предприняв своего рода передел спортивной собственности. Мы сумели обойти китайцев лишь в заключительные дни состязаний, когда их виды окончательно иссякли. Я тогда думал: то ли еще будет. Не знаю точно, сколько на все про все вбухала в Олимпиаду Австралия, по неофициальным данным около шестнадцати миллиардов своих долларов, но уверен: в Китае, если Пекину доверят провести Игры, найдутся любые деньги, лишь бы доказать свое превосходство.

Вывод на стыке веков и тысячелетий: если раньше спортивная угроза исходила с Запада, то теперь она надвигается с Востока.

… На Джордж-стрит опять весна, конец октября, солнечно, безветренно, и опять парад, только участники какие-то необычные, все размалеванные, в перьях и наколках, идут полуголые, кривляются, прижимаются друг к другу и целуются взасос. На тротуарах смех, свист.

Я снова, год спустя, в Сиднее, уже не один, вместе с женой, и мы, разинув рот, впервые в жизни воочию наблюдаем сразу столько геев и лесбиянок. Ольга не выдерживает, отворачивается и тянет меня за рукав: смываемся отсюда, противно. С нами Лиля, она только хихикает, ей не привыкать, шествие ежегодное, местные не обращают внимания, зрители в основном туристы. Ольга в аэропорту сразу, со спины, узнала среди встречающих свою подругу – годы не испортили ее фигуру. Худенькая, стройная, совершенно не заикается, вылечилась уже здесь, в Австралии.

За обедом у потомственной русской дворянки Елены Юрьевны, куда мы приглашены вместе с Лилей и ее двоюродным братом Борисом, стараемся поскорее забыть о гей-параде. Лиля и Елена Юрьевна знакомы еще с Харбина, где, как я уже писал, убегая от революции, обосновались многие русские семьи. Лилин папа, поддавшись пропаганде и обещаниям золотых гор, вернулся на историческую родину и получил по полной. Елену Юрьевну жизнь забросила в Австралию, и сейчас в ее шикарном особняке за празднично накрытым столом под звон хрустальных бокалов с шампанским, все мы слушаем ее воспоминания о былом. О встречах с Александром Вертинским, Олегом Лундстремом, еще какими-то известными эмигрантами, имена которых я запамятовал. Они часто бывали в их харбинском доме, Вертинский нередко приходил с дочерьми, если отец затягивал романс, они подпевали ему. Я посматриваю на Бориса. Он весь внимание, ловит каждое слово Елены Юрьевны, ему интересно абсолютно все, что она говорит. Удивительно, этот импозантный мужчина, успешно занимающийся недвижимостью, свободно владеющий русским языком, никогда на российской земле не был, родился в Китае. Так тоже бывает.