Контрольная схватка - Александр Александрович Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В доме горел свет, но окна были плотно зашторены обычными деревенскими расшитыми занавесками. У калитки стоял часовой с винтовкой, подпирая плечом столб и занимаясь ногтями на левой руке. Перочинным ножом он подрезал ноготь, выковыривая из-под него грязь. Увидев нас, солдат поспешно сложил нож и спрятал его в карман. Он с некоторым удивлением посмотрел на нас с Сосновским, на нашу красноармейскую форму без ремней, потом на обер-лейтенанта.
– Часовой! – сказал Риттер. – Находитесь на посту и никого не пропускайте в дом и никого не выпускайте. В случае необходимости применяйте оружие. Лейтенант Фрид должен быть арестован. Этим занимается военная разведка. Вы поняли меня?
– Я не имею права, господин обер-лейтенант, – замялся солдат, напряженно глядя то на офицера, то на нас с Сосновским. – Я должен доложить…
– Солдат, выполняйте приказ офицера или пойдете под трибунал! – грозно прошипел Сосновский на хорошем немецком.
Но солдат оказался не таким уж доверчивым, и простыми угрозами его оказалось не запугать. И стоило Сосновскому пригрозить ему пистолетом, как солдат вдруг громко крикнул в сторону окна:
– Господин лейтенант!
Я хорошо видел, как напрягся Риттер, видимо полагавший, что все пройдет быстро и гладко. Не стал он заручаться поддержкой начальства, боясь, что начальство своей властью помешает нам, а когда еще прилетит самолет, неизвестно. Он и сам может попасть под арест, и тогда плакали его скрипки! Но Сосновский действовал решительно и быстро. Мгновенный удар в солнечное сплетение, и солдат, согнувшись пополам, поперхнулся своим же криком. Михаил резко ударил часового ребром ладони в основание черепа, и тот рухнул, оглушенный, на землю. Я сразу же подхватил винтовку, и мы втроем бросились в дверь.
Но Фрид оказался хитрее или быстрее нас. Он сразу понял, что происходит что-то угрожающее ему самому или его делу. Наверное, промедли мы еще несколько секунд, и тогда не видать бы нам ни Фрида, ни этих документов. И когда Сосновский первым ворвался в комнату, то мы увидели Фрида-Федорчука, стоявшего на коленях возле кровати, и раскрытый чемодан перед ним. В руках диверсант держал тут самую упаковку с документами. Наверняка он по нашим глазам понял, что церемониться мы не станем и скорее всего просто пристрелим его. И сейчас Фриду важнее была собственная жизнь, а не эта пачка документов абвера.
Он выстрелил первым, и это спасло ему жизнь. Сосновский отпрянул в сторону, Риттер пригнулся, и пуля угодила в дверной косяк рядом с его головой. Я шел третьим и успел заметить, как темная фигура Фрида метнулась в сторону окна, и потом только услышал звон стекла и увидел раскачивающуюся на ветру занавеску, сорванную с одного гвоздя. Михаил не задумываясь бросился в окно, а мы с Риттером выбежали через дверь. Со скрипом упал забор, когда через него перемахнул Фрид, тут же появился Сосновский. Он перепрыгнул через покосившийся забор и, не стреляя, бросился в погоню. Мы с Риттером бежали следом. Я обратил внимание, что обер-лейтенант не вытаскивал пистолет из кобуры. Перестраховывается, думает о том, как все дальше сложится. Пусть, думает, эти абверовцы пристрелят Фрида, но только не я. Это их разборки, их вражда.
Нервы у Фрида сдали, или он, наоборот, размышляя холодно и спокойно, решил привлечь к себе внимание, пытался найти помощь, понимая, что мы пришли его убить. Пистолетный выстрел прорезал ночь, хлестнув вдоль переулка. Второй выстрел. Я увидел Сосновского, как он выскочил на середину переулка, остановился и трижды выстрелил вслед Фриду и тут же скрылся в тени высокого тына. «Ну все, – подумал я. – Такой шум сейчас вызовет панику в поселке, и на улицу выскочат все».
– Сюда! – Я рванул Риттера за рукав и побежал напрямик через чей-то двор к мосту.
Я хорошо видел его, даже в такую безлунную ночь. Я ощущал влагу, слышал шелест воды. Здесь река была глубокой и бурной, зажатой между двумя почти сошедшимися берегами. И там, дальше, она уходит в степь, разделяется на рукава, путается в камышах, затихает в ледяных омутах среди притопленных коряг. Мы выбежали на берег почти одновременно с Фридом. И сейчас диверсант понимал, что выход у него один – скрыться, спрятаться. Это потом можно разбираться, кто и почему за ним охотится, а сейчас только выжить. Фрид не дурак, он понимает, что угроза временная, что на рассвете, а то и раньше все прояснится.
И он бросился через мост. Мы с Риттером не успевали перехватить Фрида, его фигура мелькала среди переплетения железных перил. Я остановился и вскинул к плечу винтовку. Но нажать на спусковой крючок я не успел. Появившийся у самого моста Сосновский остановился и снова трижды выстрелил вслед убегавшему человеку. И когда мы с Риттером забежали на мост, то увидели там только одного человека. Сосновский стоял у перил и смотрел вниз, в темноту.
– Что случилось? – спросил Риттер. – Он прыгнул вниз? Живой?
– Вряд ли, – засунув пистолет за ремень штанов, ответил Михаил. – Так падают только мертвые.
– Надо вернуться в дом, – предложил я, думая о документах, которые перед побегом Фрид держал в руках, но Сосновский протянул мне пакет, который держал в руке.
Он все же успел его схватить, когда прыгал за диверсантом в окно. Молодец. Понятно, что теперь нам лучше не возвращаться назад. Теперь нужно уходить! Черт, там ведь остался еще музыкант! Сосновский посмотрел на меня и покачал головой.
– Вместе возвращаться нельзя. Там сейчас паника, да и часовой мог прийти в себя. Мы с Риттером вернемся и заберем музыканта и его скрипки. Встречаемся здесь, а потом отправляемся на место, где должен приземлиться самолет.
Риттер явно заволновался. Видимо, он по-другому представлял себе дальнейшее развитие событий этого вечера. И мне пришлось добавить несколько фраз, которые должны были его успокоить. Все-таки я был тут старшим по званию и старшим в нашей группе с «гауптманом Фертигом», которого играл Сосновский.
– Когда прилетит представитель абвера, мы вернемся в расположение штаба и устроим проверку! Я думаю, что отстранять от службы придется многих офицеров штаба!
– Пошли, – кивнул Сосновский Риттеру, и они ушли в ночь, оставив меня одного у моста.
Небольшой железный мост для пешеходов и гужевого транспорта. Машины он не выдержит, поэтому не следует здесь ждать появления немцев. Но и торчать посреди
