Контрольная схватка - Александр Александрович Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Река, отражая небо, словно великая водная зеркальная гладь, начинает мерцать изнутри. Ее воды, прозрачные и гладкие, как стекло, наполняются огненными отблесками заката. Даже мельчайшие волны, вызываемые вечерним бризом, переливаются многочисленными оттенками.
Тихий шепот рябины на берегу убаюкивает птиц, драгоценные мгновения вечера прерывают лишь пение одинокого соловья и легкие всплески рыбы, играющей на поверхности воды. Вдали, за таинственными линиями лесов и полей, где продолжается непрерывный танец теней и света, медленно проходят облака, подобные леденцам, растворяющимся в горячем чае.
На фоне всего этого великолепия природа, будь то деревья, растения или животные, кажется, замирает в благоговейном ожидании томного времени суток. Каждый цветок, каждая травинка, каждое создание готово к наступающему спокойствию ночи. Искры светлячков уже начинают пробуждаться из своих укромных уголков, готовясь осветить темную долину своими мягкими огоньками.
Вдоль реки, покрытой вечерним дыханием, медленно начинают сгущаться сумерки. Их серебристо-синяя прохлада скрадывает очертания берегов, делая мир таинственным и загадочным. Словно старинные корабли, плывут по небу звезды, одна за другой загоревшись в восхитительной небесной глубине.
Мир у реки засыпает, убаюканный нежными объятиями вечера, греющего душу и сердце. На этом фоне можно услышать лишь умиротворяющие звуки природы: поток воды, шепот листвы, далекий крик ночной птицы. Все это создает впечатление невероятного спокойствия и безмятежности, словно весь мир погружается в сладкий и глубокий сон под мягким покровом ночи. Покой и безмятежность! Как все это далеко теперь, в далекой, прошлой жизни…
Я услышал внизу тихие голоса. Спустившись, увидел, что Пашкевич стоит и чешет смущенно в затылке. Сосновский встряхивал его, как грушу, и пытался чего-то добиться. Я поспешил к ним.
– Наш музыкант созрел, – ткнул в сторону Алексея пальцем Михаил. – Прозрение на него нашло.
– Понимаете, у меня родственники в деревне есть, я часто гостил у них, и только сейчас до меня дошло, что мы в сенном сарае с вами заперты.
– И что? – удивился я. – Сенной сарай. Овин. Вон сеновал двухъярусный, и даже сено еще на полу есть. Что дальше?
– Так вентиляция же всегда делается в таких сараях. Сено проветриваться должно по все толщине, иначе оно гнить начнет. Вон окошко под самой крышей, а внизу, в нижнем венце, обрезок бревна свободно лежит. Его отодвигают на время сушки. Там и собака, и человек пролезет. Мы детьми все время лазили. Это вон там, справа, внизу, должно быть. У самого основания столбов, которые второй ярус держат.
И тут нам пришлось замереть. За дверью снаружи послышались голоса. Говорили по-немецки. Я сразу сделал знак разойтись в разные стороны и лечь. Никто не должен догадываться, что мы втроем общаемся. По нашей легенде, два немецких офицера из абвера не знают русского языка. А музыкант не знает немецкого. Через некоторое время голоса затихли, а потом заскрипела задвижка на двери. Дверь приоткрылась, темная фигура проскользнула в сарай, и мы услышали голос Риттера:
– Господа! Господин майор, проснитесь!
Глава 8
Пашкевич вел себя так, как мы и велели: сидел в сторонке, обхватив руками колени, и смотрел себе под ноги, не поднимая глаз. По легенде, нам с Сосновским, как двум немецким офицерам, было на него наплевать и растереть. Кто он нам, этот неполноценный славянин, даже если он и хороший музыкант? Это чуждая нам культура. Хотя мы благосклонно готовы отнестись к слабости обер-лейтенант Риттера и его желанию подзаработать на продаже дорогих скрипок. Не вовремя немец пришел. Может быть, имело смысл бежать через лаз у пола, отодвинув в сторону обрезок бревна? Сбежать и добраться до своих, скорее всего, получилось бы. Потерял бы Пашкевич свои скрипки, а мы не завладели бы снова секретными документами погибшего Вилли Бельца. И вся комбинация Платова полетела бы в тартарары. Но Риттер пришел, и теперь не время думать о том, что и как могло бы быть.
– Господа, я принял решение. Я принял ваше предложение!
– Тс-с, – Сосновский поднес палец к губам. – Часовой у входа услышит.
– Там нет часового. Я снял пост и отправил его в казарму.
При этих словах моя рука еле заметно дрогнула. Это рефлекс. Сейчас он не очень уместен, но как хотелось схватить немецкого офицера и тут же удавить его на сеновале. Ведь он же захочет избавиться от русского музыканта, чтобы не тащить его с собой. И незачем русскому знать о том, что и как тут происходило.
– Хорошо! Ваш план, господин обер-лейтенант? – спросил я. – Сначала Вальтер Фрид, потом документы, похищенные им, а потом русский музыкант, которого мы возьмем с собой. Нельзя допустить, чтобы случайно погибла коллекция скрипок, к которой он нас выведет. Эти музыкальные инструменты должны отправиться в Германию, стать достоянием немецкого народа… Ну и лучших его представителей в особенности.
С этими словами я улыбнулся, посмотрев Риттеру в лицо. Понял он намек? Кажется, он все правильно понял. Русский нужен до тех пор, пока мы не завладели всей коллекцией ценных инструментов. А потом…
– Где Фрид? – спросил Сосновский поднимаясь.
– У себя, я только что видел его в своей комнате в доме на окраине. И часовой на месте, – поспешно стал отвечать Риттер, но сразу же задал вопрос: – А когда за вами прилетит самолет?
– Я думаю, что он уже вылетел, – вместо Сосновского ответил я, старательно сдерживая кашель. – Я отправил сообщение два дня назад и указал место. За нами прилетит кто-то из старших офицеров, возможно из заместителей адмирала. Может, даже фрегаттен-капитан Целлариус – абвер-офицер группы армий «Север».
– Вы тщательно упаковали скрипки? – напомнил Сосновский. – Помните, что я вам сказал, Риттер? Они боятся влажности, перепада температур. Когда прибудет самолет, мы заберем и вас, и ваши скрипки в Берлин. Думаю, мы представим вас адмиралу лично, как находчивого и преданного Рейху офицера.
– Господа, я предлагаю вам переодеться, – начал было Риттер, но я отмахнулся.
– Не время сейчас. Просто будьте рядом и выполняйте приказы. И отдавайте их подчиненным. А сейчас мы должны арестовать Фрида! Немедленно! Заприте пока русского в сарае. Мы заберем его позже.
Сосновский безапелляционно потребовал от Риттера выдать нам оружие для ареста Фрида. Обер-лейтенант помедлил, потом достал из кармана «вальтер» и протянул его Михаилу. Быстрым
