Андреевское братство - Василий Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Естественно, что рассказы Андрея о его полуотшельнической жизни в новозеландском поместье мне теперь доверия не внушали. Вернее, это могло быть правдой, но правдой ограниченной и ничего по-настоящему не объясняющей.
А объяснение наверняка должно быть неожиданным и невероятным. Поскольку все более-менее вероятное я уже перебрал и отринул. Проще всего, особенно исходя из моего личного опыта, предположить, что Новиков — очередной инопланетянин. Из той самой антаресской компании, прибывшей, чтобы довести до конца свою миссию по изъятию у землян излишков психической энергии, а заодно и отомстить мне за предательство. Тем более что и Ирина напоминала чем-то девушку по имени Заря. Но здесь я вполне полагался на службу Галактической безопасности. Из достоверных источников мне было известно, что ситуация жестко контролировалась и возможность проникновения антаресцев на Землю исключалась почти на сто процентов.
Заманчиво также было вообразить Новикова с Ириной своеобразным аналогом пары Артур — Вера. Почему бы и нет? Через год или десять методика ревитализации (назовем процесс подобного воскрешения хотя бы так) вполне может быть отработана и усовершенствована настолько, что прогулки туда и обратно станут самым обычным делом. И заодно будет устранен эффект внушаемой зомби каждому нормальному человеку сильнейшей антипатии? — спросил я себя. Это сейчас мы уже притерпелись, а поначалу и я, и мальчик Марк, и особенно отец Григорий ощущали буквально физически исходящий от Артура поток негативной энергии. Пусть даже так, пусть они научились менять знак и теперь внушают прямо противоположное — непреодолимое, как у Ирины, женское очарование и хорошую мужскую симпатию к Андрею. Ну и что остается спросить? Как игра ума — красиво, но главного сия гипотеза не объясняет.
…Продолжающий свое неуклонное движение к югу «Призрак» неожиданно вошел в полосу тропического дождя. Увлеченный своими изысканиями, я забыл, заступая на вахту, поинтересоваться прогнозом погоды на ближайшие часы.
Пришлось, за несколько секунд промокнув насквозь, спускаться в рубку.
Здесь все было совершенно по-другому, чем на мостике. Вместо средневекового штурвала, компаса и лага — полный комплект современного навигационного оборудования, универсальный десятипроцессорный транспьютер, всеволновой локатор, самолетного типа пульт управления и обтянутые мягким пластиком ручки манипулятора. В принципе ходовой мостик «Призрака» — не более чем эстетический изыск, дань традициям, как и сами штурманские вахты.
Я включил автоматику управления парусами и локатор, потому что обрушившиеся с неба потоки воды не позволяли видеть даже фок-мачту.
Подрегулировав упругость и наклон кресла, нацедил чашку круто заваренного чая с доброй порцией рома, позволил себе закурить сигару.
Так на чем мы остановились? Что Новиков вполне может быть зомби, но смысла в том ни для него, ни для меня никакого. А главное — Артур бы обязательно почуял в нем своего.
А на чем вообще я начал строить свои гипотезы? Кроме необъяснимой привлекательности Ирины, наличия у Андрея таинственного прибора — гомеостата — и некоторых не совсем мне понятных черт его личности? Почему не согласился принять его «легенду» о себе?
Наверное, просто потому, что натренированная за пятнадцать лет журналистской работы интуиция и наблюдательность подсказали… Или, точнее, напомнили. Вот оно! Только сейчас я понял, что мучило меня все это время. Новиков слишком похож на того человека, Юрия Лобанова, которого я то ли в самом деле встретил на пустой внегалактической станции девять лет назад, то ли пригрезился он мне в необыкновенно подробной и яркой галлюцинации. Описать ту встречу как факт я не рискнул и ограничился не привлекшим большого внимания рассказом под названием «Хотеть — значит мочь».
А сейчас вот встретил не то чтобы двойника, но весьма однотипного человека. Но если это так, что же дальше?
Допустим, Лобанов существовал на самом деле и существовал не в единственном экземпляре. Их, подобных ему, умеющих вольно или невольно перемещаться вдоль, поперек или вне времени исключительно усилием собственной, а возможно, и чужой воли, достаточно много. На данный момент как минимум трое. Тогда, значит, Андрей и Ирина попали сюда или из будущего, того, что по релятивистским законам существовало в момент посещения космической станции, или из прошлого, которому принадлежит «Призрак»… Более чем интересная гипотеза.
Меня вновь начало охватывать знакомое чувство приближения к разгадке тайны. Панин был прав, охота за сенсациями — моя стихия, и я никуда не годен в случаях, требующих спокойной, но кропотливой работы.
Сейчас мне уже стало хорошо — мысль свернула с протоптанной тропы и пошла целиной. И к месту был весь окружающий антураж — чуть подсвеченная шкалами приборов и мерцанием экрана темнота, удары волн в обшивку бортов и шелест дождя, похожие на писк морзянки звуки внутри занятого какой-то своей работой компьютера. Я все-таки разгадаю этого парня, хочет он того или нет. И тут же подумал — а ведь не исключено, что и хочет, зачем бы ему, в противном случае, было вообще со мной связываться? Демонстрировать мне свой таинственный браслет, спасать от гангстеров и брать с собой в море?
Следующий блок в выстраиваемую мной конструкцию лег уже как бы сам собой. Одной из первых вещей, о которых мы заговорили в день знакомства, была книга Фолсома — «Феноменология альтернативной истории».
В нормальных обстоятельствах эта тема меня бы не удивила. После первых же экспериментов с хроноквантовым двигателем естественным стал возродившийся интерес человечества ко всему, относящемуся к проблеме времени. Алла с друзьями зашли, возможно, дальше всех по скользкой дорожке, но первыми они не были, это точно.
А Фолсом просто талантливее других синтезировал из множества умных и не очень идей, предположений, гипотез максимально непротиворечивую, хотя и слишком беллетризированную систему.
Новиков, прочитав книгу буквально на днях, весьма эмоционально ее со мной обсуждал. С большим, чем она того заслуживала, азартом. Словно бы схоластические построения Фолсома его задевали лично. Как книги Таксиля — искренне верующих.
Понять его запальчивость в принципе можно. Предположив, что он, в свою очередь, работает в прямо противоположном направлении и на мне проверяет убедительность собственных силлогизмов.
Однако… Однако что-то мешало мне принять Андрея за очередного схоласта и софиста и на этом успокоиться.
За дни, проведенные в сократических диалогах, у меня накопилось слишком много вопросов. Каждый из них по отдельности выглядел совершенно несущественным, но в массе… В массе возникал один, но очень большой вопрос. Тот самый, над которым я бьюсь сейчас.
Я посмотрел на часы. До конца вахты времени более чем достаточно. Если задача решаема путем чистой индукции, на основе известных мне факторов, я, возможно, с ней справлюсь. Если же нет — есть два пути. Спросить его в лоб, сделав вид, что мне известно больше, чем на самом деле, или продолжить сбор информации.
Мне вдруг стало смешно. Чем я в конце концов занимаюсь?
Достаточно взрослый человек, с недавних пор — миллионер, вдобавок имеющий неплохие шансы обрести чуть ли не бессмертие, и терзается совершенно дурацкими по своей сути вопросами. Заняться больше нечем? В каюте ждет тебя красивая женщина, в баре — почти любые из существующих на свете напитков, в шкафах — книги, которые все было недосуг прочитать.
А ну, постой, сказал я себе. Я помню, что в экземпляре Новикова довольно много закладок и пометок на полях, нельзя ли кое-что из этого извлечь?
Я спустился в кают-компанию. Книга стояла на том месте, где я ее видел прошлый раз.
Заодно заварив крепкий жасминовый чай и прихватив из бара начатую бутылку рома, я вернулся в рубку.
Да, читал он книгу внимательно, страницы испещрены подчеркиваниями и пометками. Ну и какие положения привлекли его внимание?
Большинство маргиналий касалось приводимых Фолсомом конкретных фактов из истории XIX и XX веков, вызвавших отчего-то несогласие или удивление Новикова. То ли эти сведения были ему неизвестны, то ли он оценивал их с другой точки зрения.
Острый эмоциональный отклик вызвала вполне, на мой взгляд, невинная фраза: «Точно так же, иначе как спекуляцией, нельзя назвать утверждение, что поражение России в Русско-японской войне вызвало бы решающий поворот во всей мировой политике как минимум первой трети XX века. Несопоставимость экономических потенциалов этих стран и огромное военно-стратегическое преимущество России выводят данную гипотезу за пределы рассматриваемых нами реальных альтернатив. В то же время…»
Короче, пролистав с вниманием всю книгу, я убедился лишь в том, что Андрей принадлежал к достаточно мощному и влиятельному клану противников старого философа, причем отрицал он, как следовало из пометок, не столько теоретические построения, как использованные для их доказательств примеры.