Время невиноватых - Данил Корецкий

— У меня… раз, два, три… Четыре ружья и карабин, боевой наградной пистолет, арбалет, электрошокер, газовый пистолет, травматический пистолет «Оса», несколько пневматических пистолетов.

— Зачем вам столько? Может, вы охотник?

— Скорее охотник-теоретик, хотя охотничий билет у меня есть, но последний раз я охотился примерно в 18–19 лет.

— Тем более, не понимаю…

— Ну, это что-то иррациональное. Это материализация моих интересов, элемент моей жизни.

— Не боитесь держать его в доме? Помните, как говорил ваш коллега писатель Чехов: «Если в первом акте на сцене висит ружье, то в третьем оно должно выстрелить»…

— Глупости все это! Знаете, сколько оружия сейчас на руках? Только в легальном владении около 5 миллионов, единиц. И не все же оно стреляет! А мое надежно спрятано. В сейфе, как полагается. Вообще, легально хранимое оружие используется в 1 % вооруженных преступлений. Американцы правильно говорят: «Ружья не убивают людей. Людей убивают люди».

— Ваши герои — я говорю о положительных героях — часто действуют либо на грани закона, либо переходят границы дозволенного. Неужели с преступностью нельзя бороться, не нарушая закон?

— Все зависит от того, кого защищает закон. Если он на руку преступникам, как сейчас, то нельзя.

— То есть в известном споре Жеглова и Шарапова: «Вор должен сидеть в тюрьме!» — вы однозначно на стороне Жеглова?

— Жеглов, без сомнения, фигура более жизнеспособная и реальная. Кстати. Шарапов — такой, каким его описали Вайнеры, бывший разведчик, резавший в немецком тылу глотки часовых, тоже никогда бы не распускал сопли.

— Чего больше в ваших книгах — вымысла или реальных историй?

— Почти все из реальной жизни.

— Герои себя узнают? И как реагируют?

— Стараюсь, чтобы не узнавали, но случается всякое. В детстве я жил в неблагополучном районе Ростова, почти все из моих сверстников сгинули в местах лишения свободы. Но с двумя спустя много лет я встретился, будучи полковником милиции. Один отсидел 8 лет. другой и вовсе отволок 25 лет. стал особо опасным рецидивистом. Кстати, когда мы встретились, он с гордостью сообщил, что с него уже сняли «особо опасного». Я их описал в «Антикиллере». Они себя узнали, отреагировали нормально.

— А сами себя вы где-нибудь изобразили?

— В каждом герое есть частица меня. Может, не всегда лучшая.

— Понятно! Как сказал Флобер: «Мадам Бовари — это я!»

— Примерно. Может быть, что-то темное, отрицательное, что есть во мне. но так и не реализовалось, тоже проявилось в моих героях.

— Вы сторонник сильной руки?

— Да. я сторонник сильной руки.

— То-то мне в ваших книжках не очень уютно…

— А мои книги не для уюта.

— По вашим книгам снято несколько фильмов. Вы довольны экранизациями?

— «Антикиллером» первым — более или менее доволен. «Антикиллером-2» — нет. «Оперативным псевдонимом» — доволен. Канал РТР собирается снимать продолжение сериала, на днях подписан договор на сьемки «Антикиллера-3».

— Вам приходилось поправлять артистов или режиссера, консультировать их?

— Во время съемок «Антикиллера» показал Гоше Куценко, как правильно носить пистолет за поясом — не на животе, как обычно в кино показывают, а сбоку, чтобы ремень прижимал его к кости. Егору Кончаловскому, режиссеру картины, подсказал, как сделать так. чтобы во время перестрелки не было видно, что пистолеты у актеров с одним патроном, Сергею Векслеру подсказал «ментовскую фразу». Но это технические советы. В творческий процесс я не лез.

— Вы часто замечаете в кино ляпы?

— Часто. Причем, не только в нашем кино, но и знаменитом американском. К нам как-то приезжал американский шериф, он говорил: «Не верьте кино! Когда мы гонимся за преступником, мы соблюдаем правила движения: и он останавливается на красный свет, и мы останавливаемся на красный свет. А в кино показывают, что во время погони полицейские машины разрушают чуть ли не пол города».

— Данил Аркадьевич, расскажите немного о семье.

— А что рассказывать? Познакомился с Анной, своей женой лет в 17.

— Ваша супруга говорит, что вы тогда были жгучим брюнетом с зелеными глазами. Были таким же красавцем, как Ален Делон и Франко Неро. И в вас нельзя было не влюбиться.

— Ей лучше знать, но с тех пор мы вместе. У нас сын. внук и внучка. Анна прекрасно готовит. Правда, сейчас наступило время, когда ее кулинарные способности не очень важны, потому что в ресторане подают все. что угодно. Но некоторые блюда даже в ресторане получаются хуже, чем у моей супруги. Утка с яблоками, фаршированная рыба, гусь в тесте, вишневая настойка…

— А как вы с гастрономией?

— Шашлык, барбекю, седло барашка…

— Поделитесь рецептом?

— Нет у меня особых секретов. Для шашлыка главное — правильно выбрать мясо: взять либо корейку, либо почечную часть. Я использую крупные ломти, с ладонь. Мариновать можно во всем — в помидорах, лимонах, сухом белом вине, винном соусе, кефире. Но я в кефире не очень люблю, так как шашлык выглядит неэстетично. И еще важно: солить мясо нужно только перед самым насаживанием на шампуры, иначе оно выпустит сок.

— Вкусно рассказываете. Шашлык — не хобби ли ваше?

— Я не знаю, какое у меня хобби. Когда у меня как у писателя спрашивают про хобби, я отвечаю: хобби — это служба в МВД. Когда спрашивают у меня как у полковника МВД, то отвечаю: писать.

— Почему вы не оставите службу в МВД? Чистого искусства вам недостаточно?

— Вы правы, недостаточно. Как-то в отпуске я заканчивал книгу, месяц сидел на даче. И понял, что не могу только писать. Мне не хватает новых впечатлений, учеников, моих аспирантов. Я уже привык учить, привык быть в гуще повседневных событий. Это мой образ жизни. Мой modus vivendi.

— Какую из своих книг вы считаете лучшей? Или таковая еще впереди?

— Да. принято считать, что лучшая книга еще не написана, иначе, мол. теряется смысл жизни. Это красивый стереотип, и я тоже ему подвержен. Но есть еще и здравый смысл. Никому не дано заглядывать вперед. Сколько книг сможешь написать, впишутся ли они в быстро меняющуюся реальность, будут ли они лучше прежних? Кто знает?

Поэтому надо стремиться к лучшему, но исходить из того, что есть. Мне дорог самый первый роман «Смягчающие обстоятельства». Я писал его с 1980 по 1984 год, потом он долго кочевал по издательствам, но не публиковался. Тем не менее, его знала вся литературная Москва, его обсуждали на семинарах молодых писателей, о нем писала «Литературная газета». До сих пор его высоко оценивают люди, чье мнение для меня имеет значение. До сих пор он переиздается и успешно продается. Впрочем, переиздаются и успешно продаются (тьфу-тьфу) все мои книги, даже написанные в конце семидесятых. Это. наверное, рекорд. Дай Бог. чтобы интерес к ним не пропадал и дальше.

— Долог ли у вас обычно путь от замысла до его реализации?

— Между замыслом книги и ее написанием лежит еще повседневная служба в МВД. преподавательская деятельность, руководство докторским диссертационным Советом, подготовка адъюнктов, проведение научных исследований, написание статей, учебных пособий, монографий. Художественные книги известны всем, а более 200 научных трудов — только специалистам. Поэтому в писательской работе ритмичности и плановости нет. Но интервалы можно вычислить: первая публикация, которая в советские времена давала начало писательскому стажу, вышла в 1968 году в журнале «Техника-молодежи». Итого — 14 книг за 36 лет. Так что. когда газетчики спрашивают: есть ли у меня литературные рабы, я отвечаю: если и есть, то очень ленивые.

— Какая книга далась легко, в один присест, а с какой книгой больше всего промучались?

— В один присест? Да что-то и не припомню такого. А мучений было много. Вот и самая новая — «Расписной» писалась три года. Потому что там подробно описывается жизнь в тюрьмах, колониях. А я, к счастью, дальше следственных кабинетов не бывал, поэтому все особенности поведения, камерный быт. мелкие повседневные детали приходилось воссоздавать по крупицам со слов бывалых сидельцев — «бродяг», как они себя называют. Однажды бывший «Смотрящий по хате» (камере) рассказал, как он проучил профессионального шулера. Я тут же вставил этот эпизод в роман. Но так бывает редко. К тому же есть тысячи мелочей, которые попросту невозможно узнать, расспрашивая «бывалых», поэтому недостающие детали приходится реконструировать самому. А это отнимает много времени и сил. Одно дело — описать оперативное совещание у прокурора, на которых я бывал десятки раз. а другое — прием арестантским сообществом новичка. Можно, конечно, написать без затей: «Он зашел в камеру и лег на кровать». Сейчас почти все новоявленные писатели так и делают. Но цена этим книгам совсем другая. И в прямом смысле, и в переносном.